— Ну… Полюбопытствовать, раз уж покойник так пожелал, можно. Но если там деньги или побрякушки, я бы не стал их себе оставлять. Не то, чтобы я уж очень суеверный, но мертвецкие сокровища большой удачи не приносят — об этом все знают. Тем более, если там монеты, то их маловато, — Одноглазый рассеянно перекладывал пергаменты. — Леди, как думаешь, может лодка в море сто лет проплавать?

— Я откуда знаю? Это вы мореплаватели-флотоводцы. На посланиях что — даты какие-то имеются?

— Я печати не ломал. Просто буквы странно выписаны и чернила необычные. Раньше, говорят, чернила из полосатых каракатиц добывали.

— Хрен с ними, с каракатицами. Я вскрываю, — Леди поддела острием ножа старый пергамент свертка. На стол вывалился мешочек истлевшего бархата. От прикосновения ножа ткань окончательно рассыпалась.

— Прах и пепел, — пробормотала Леди и, высвободив из трухи бархата два небольших предмета, с разочарованием заметила: — Перстень и печать.

— Большая печать, — с уважением сказал Одноглазый. — Такая простому купцу не к чему. Благородная печать.

Рата заметила, что одноглазый брать в руки загадочные предметы не спешит. Печать взял Дурень и с трудом прочел:

— «Бл. Лорд Торм. Верно!» Хм, «Бл.» — видимо, благородный. «Верно!» — скорее всего, девиз. А почему здесь петля с веревкой изображена? Благородный лорд частным палачом подрабатывал?

Одноглазый живо выхватил печать из рук друга:

— Это не петля. Здесь изображен кошель, туго набитый серебром. Лорд Торм! Надо же! Может, и не зря на меня мертвец с таким намеком уставился. Вот судьба петли крутит!

— Ты что, мертвеца по печати опознал? — удивилась Леди. — С виду он постарше тебя был. Раза в три-четыре.

— Нет, мертвеца я не знаю, — сказал одноглазый шкипер, внимательно разглядывая печать. — Вряд ли тот бедняга в лодке действительно из рода Тормов был. У них мужчины в плечах пошире, да ростом поменьше. Но знавал я одного лорда Торма. Понятно, не того, что печать оставил, а сына его, а может, внука. Два года назад встречались. Весьма благородный человек был. Не по званию — по отваге. Похоронили мы его. Плохо лорд Торм умирал — у него рука отгнила. Как это? — Одноглазый почесал изуродованную щеку, напрягся и вспомнил мудреное слово: — Кангрена у него была. Мучился милорд. Но умер не от гнили — в честном бою. Достойно умер. Я потом в Глоре к его вдове заходил, рассказал, что да как. Свидетельство в порту подписал. Мне еще доля в наследстве полагалась. Ну, это уже неважно. Короче, род Тормов в старину не из последних был. Про них еще сагу сложили. Что-то несусветное там наврали…

— Несусветное?! — пробормотала сидящая на корточках Рата. — Что?

— Не помню, — с некоторым раздражением сказал шкипер. — Я в детстве слышал, потом мне все сказки вместе с глазом из башки начисто вышибли. В общем, придется еще раз к уважаемым Тормам заглянуть. Надеюсь, никто из них деда-прадеда уже не помнит. Прошлый раз так рыдали, что и моя Теа тоже чуть не заскулила. Пришлось джином отпаивать. Знаешь, Кэт, там детишки маленькие, вдова… — Одноглазый замолчал на полуслове.

— Ладно тебе — рано еще скулить, — сказала Леди. — Значит, магических кристаллов мы в пакете не нашли. Перстень тоже отнюдь не Кольцо Всевластья — обычный аметист. На память кто-то передавал. Оно и к лучшему. Нам только магических артефактов не хватало. Рата, хватит глазами хлопать — тебя кухня ждет. Там полный бардак. Проваливай.

— Моя леди, я потом быстро управлюсь! — взмолилась девчонка. — Можно мне до конца посмотреть?

— Что тут смотреть? — пробурчала Леди. — Вот Вини-Пух подальше от древностей держится и правильно делает.

Все с интересом смотрели, как предводительница разворачивает последний сверток:

— Меч-кладенец, — Леди хмыкнула. — Модель бюджетная, зачулочная.

На столе лежал короткий кинжальчик в растрескавшихся кожаных ножнах. Леди с трудом высвободила клинок:

— Можно в зубах ковыряться. Или карандаш для подводки глаз точить. Очень полезная вещица.

Миниатюрное оружие осмотрели по очереди, и Одноглазый заметил:

— Игрушка. Стоит не больше «короны». Разве что железо неплохое. Все равно игрушка. Если носить тайком, так лучше уж «тычок» или тонкий стилет. В зубах ковыряться не стоит — зубы попортятся. Зубы — это же о-го-го! Стоит эмаль царапнуть или десну — гниль прицепится. К примеру, взять зубоверток — они…

— Одноглазый, не начинай, — предупредила Леди. — Стоматолог-любитель, блин. Будешь нашим парням мозг разрывать своими популярно-фантастическими лекциями. Лучше скажи Вини-Пуху, что если он будет зубы исключительно для проформы чистить — будет жрать одну фасоль. По две фасолины на обед и ужин.

— Миледи, — прошептала умоляюще Рата. — Можно мне ножик? Я его поношу пока. Можно?

— Оружие еще заслужить нужно. Ты, дитя порока, знаешь, что за клинком ухаживать нужно? Чистить-точить вовремя? Ты собственный нос-то когда вовремя вытирать научишься?

…Син слушала историю очень внимательно. Про кинжальчик пропустила мимо ушей — его-то хозяйка и так сто раз видела. Сразу спросила:

— Значит, ты не знаешь, что в том старом письме было?

— Мы чужие письма не читаем, — чопорно заметила Рата.

Была такая мыслишка. Уж очень история мертвеца тогда фантазию Раты захватила. Страшно хотелось узнать, о чем в старинном послании поведано. К тому же мешок с письмами на виду в кают-компании валялся. Только с Леди такие фокусы не проходят. Одними отжиманиями Рата не отделалась бы. К тому же на кухне вечно работа ждала. Леди всегда заботилась, чтобы юная помощница без дела не скучала. А ведь еще и с Дурнем хотелось поболтать. Умные те разговоры были. Интересные. Таких больше не будет.

— Рата, а наш Вини знал содержание письма? Он ведь тогда с вами плыл, — задумчиво спросила Син.

— Откуда ему знать? Я же говорю, никто то письмо не вскрывал. Там печать была здоровенная. Так и отнесли его запечатанным. По крайней мере, я так думаю. А наш Вини ни к чему из мертвецкого мешка и в жизни не прикоснется.

— Да, — согласилась Син. — Охранник у нас с предрассудками. Вот демоны их всех утопи, что же в том письме было? Еще ты своим живым мертвецом на меня страху нагнала. А вот балбес этот, Торм младший, ничегошеньки не боится. Он ведь вчера к Вини приходил. Расспрашивал. Только Вини поумней нас с тобой оказался — сразу отперся: сказал, что при том случае вообще не присутствовал. Мол, спал, ничего не видел, не слышал. Только утром про мешок тот несчастный с письмами и узнал. Еще сказал, что читать не умеет. Молодец. Нужно было и тебе так.

— Наврать, что неграмотная? Кто ж поверит?

— При чем здесь неграмотность? Сказала бы, что спала. Ты тогда совсем маленькая была. Торм поверил бы. А ты лишь бы языком трепать. Сказочница.

Рата промолчала. Может, и сказочница, да уж точно не болтушка. Кто знал, что молодой Торм таким приставучим клещом окажется? Одноглазый о семействе Тормов с большим уважением отзывался.

Син вздохнула:

— Что теперь делать-то? Ох, не нравится мне все это. А как ты про мертвеца рассказала, так совсем в дрожь бросило.

— Так ты не знала, что ли? Одноглазый разве не рассказывал?

— Я тогда вполуха о том случае слушала. Вас же много понаехало. Опять же и здесь гости были. Леди я тогда в первый раз увидела. Мне и в голову не пришло брата о каких-то забытых письмах расспрашивать.

Рата открыла рот. Выходит, Одноглазый братом Син приходится?! Вот это да! Ведь подозревала, что они родственники, но чтоб родной брат?!

Син поняла, что сболтнула лишнее, и строго сказала:

— Да, он наш средний брат. Давно в море подался, когда еще помладше тебя был. Не болтай об этом. У него здесь некоторые сложности приключились. И у нас тоже. Вспоминать об этом не след. Думай, что с молодым Тормом делать будем.

— Да что с ним делать? Пошел он в жопу, — повторила Рата слова и интонацию, что так частенько использовала незабвенная Леди.

— Не смей ругаться! — хлопнула по столу ладонью Син. — Ты сейчас не с грубыми вояками таскаешься, а приличному торговому делу учишься. «В жопу». Ты знаешь, что сегодня этот сопливый Торм слюной плевал, да грозил склад прямо вместе с нами спалить? Не столковались мы, видишь ли. Урод гнилозубый, чтоб его стурворм раскусил.