Она набрала воздух в легкие, стараясь не потерять самообладание.

— Дело в том, что я ничего не помню! — сказала она потерянно. — Ты не вправе обвинять меня в том, что я в прошлом завела какую-то интрижку, и при этом не объяснить ничего.

— А зачем это нужно? Ведь это правда. Факты говорят сами за себя.

— В том-то и проблема, что я не знаю никаких фактов.

В горле у него что-то булькнуло.

— Не вижу никакого смысла ворошить сейчас дела прежних лет. Тем более неуместно это делать, исходя из твоего нынешнего состояния. Потеря памяти — это результат дорожной аварии, в которой погиб твой жених. Сейчас не время обсуждать причины нашего развода или события, которые ему предшествовали.

— Но…

— Доктора уверены, что твоя амнезия связана со смертью жениха, а об этом ты не хочешь вспоминать. Что же касается меня, то я совсем не знал этого человека и потому ничем не могу тебе тут помочь.

— Однако любая деталь, касающаяся моего прошлого, может внезапно оживить мою память и помочь мне вспомнить все. Разве не так? — взорвалась Эрни.

— Не согласен. — Он оторвался от окна, сделал несколько шагов и встал за спинкой кресла-каталки. Теперь она не могла его видеть.

— В конце концов, такой разговор может отрицательно подействовать на тебя. Зачем сейчас искушать судьбу и слушать, что скажут тебе люди? Доктора уверены, что только время поможет тебе восстановить память, Эрни. Поэтому тебе придется научиться терпению.

То, что он сказал, явилось в сущности простым повторением слов доктора Филдса. Она это уже слышала. Расстроившись, Эрни сжала пальцы в кулачки. Неужели медики не заинтересованы в том, чтобы к ней вернулась память? Они же знают, что какая-то часть ее сознания боится тех пяти прожитых лет. Как же ликвидировать этот провал? Ну да, они уповают только на то, что она сама преодолеет мучающие ее страхи и сама докопается до того, что произошло и почему она лишилась памяти.

— Однако Норман и я были помолвлены и, очевидно, рассчитывали на счастье! — воскликнула она. — И почему дорожная авария стала причиной моей амнезии? Факт его гибели не должен был повлиять на мою способность помнить. Видимо, какая-то другая травма в моей жизни послужила главной причиной… — Она остановилась, внезапно сообразив, какой смысл вкладывает в свои слова, но было поздно. Он сразу же откликнулся:

— Травмой была наша женитьба, — заключил он вместо нее. — Ты это собиралась сказать?

В его голосе появились хриплые нотки, а Эрни в растерянности молчала.

— Тебе не следует волноваться из-за того, что испытываешь мои нервы, — сказал он. — Раньше тебя это не трогало.

— Я… я не имела в виду…

— Я знаю, что ты имела в виду! — Он тихо выругался сквозь зубы. Эрни сжалась в кресле, устремив взор в окно. Она чувствовала, как его пальцы с силой впились в спинку каталки.

— И все же, — заговорила она, — меня… меня удивляет, что ты решил навестить меня при таких обстоятельствах; снова пришел, несмотря на все то, что наговорил в прошлый раз. Я… я не упрекну тебя, если не захочешь прийти сюда снова. — Она смотрела на свои руки. В ожидании его ответа Эрни вся напряглась, в горле что-то болезненно сжалось.

— Неужели ты не понимаешь, что посылать меня куда подальше просто жестоко?

Она вскинула голову.

— Согласна! Однако мне не хочется, чтобы ты появлялся здесь лишь из-за ложного чувства долга…

— Долга? О мой Бог! — усмехнулся он. — Никакие резоны долга, которым я, конечно, стараюсь следовать, не могут идти ни в какое сравнение с моим желанием навещать тебя. Несмотря на всевозможные причины, я следую прежде всего своим собственным убеждениям, — заключил он.

Она сразу же насторожилась.

— Позволь, значит, ты допускаешь существование каких-то иных мотивов?

Он покинул свое место за креслом-каталкой и стал прямо перед ней. Его губы сложились в забавную гримасу.

— У тебя, Эрни, очень живое воображение. Ты всегда любила отыскивать во всем какой-то скрытый смысл.

— Тогда почему ты пришел, когда все ясно? Ты что?..

— Преследую какую-то иную цель? — перебил он, предвосхищая ее мысль.

— Но ты только что сказал…

Он нетерпеливо крякнул и почесал в затылке.

— Разве недостаточно того, что ты находилась при смерти после этой проклятой аварии? Ты была моей женой, черт возьми! — Он снова отвернулся к окну.

— И все же… — не сдавалась Эрни.

Она откинулась на спинку кресла, заметив необычную интонацию в его голосе.

— И все же ты упрямо считаешь, что я преследую какие-то свои интересы?

Его голос приобрел угрожающий оттенок.

— Я тебя… не понимаю.

— По всей вероятности, до тебя еще не дошло, что ты ежемесячно получала от меня чековый перевод, который фиксировался на твоем банковском счете.

Его слова вызвали у нее очередной прилив беспокойства.

— Мне выделялось ежемесячное содержание? Но я ничего не знала об этом! Я считала… У меня сложилась уверенность…

— Какая? Ты думала, что живешь на собственные доходы?

— Да.

— Полагала, что зарабатываешь на продаже своих картин?

Его тон действовал ей на нервы.

— Именно. Я зарабатывала, как ты говоришь, на картинах, — жестко произнесла она.

Еще в колледже она знала, что имеет хорошие художественные способности.

— Если бы я не обладала мало-мальским талантом, мне не удалось бы продать ни одной своей работы!

— О, допускаю, что у тебя талант…

— О, спасибо! — саркастически сказала она, стараясь уколоть его за надменность.

— Тебе пришлось бы нарисовать черт знает сколько картин для того, чтобы наслаждаться жизнью так, как ты наслаждалась, живя со мной!

— Мои жизненные потребности вовсе не таковы, как ты их себе представляешь. И все же мое имя как художницы уже стало известным в определенных кругах.

— Согласен, ты не находилась за чертой бедности, — проворчал он. — В этом я уверен. Но ты, Эрни, никогда не была, что называется, деловой женщиной. Ты всегда жила в мире эмоций, в мире страстей. Твой талант лежит совсем в другой плоскости.

Эрни поняла двусмысленность его замечания. Порозовев, она взглянула на него, на секунду забыв о ломоте в висках.

— Мне кажется, что ты принадлежишь к той категории мужчин, которые убеждены, что место женщины у очага и она должна безропотно исполнять любую мужнину прихоть. Я права?

— Я считаю, что у женщины более специфические функции, — многозначительно произнес он. — Странно, мы обсуждаем такой скользкий вопрос, а ты еще ни разу не запротестовала.

— Ты слишком переоцениваешь себя и почти уверен, что у меня не хватает смелости, — вспыхнула Эрни.

— Я ничего такого не думаю, я просто знаю, что тебе нравилась семейная жизнь, — сказал он. — Во всяком случае, в самом начале нашего брака ты как-то сказала, что хочешь научиться быть хорошей женой. И, пожалуйста, не возражай. Ты все равно не помнишь, говорила это или нет, — жестко добавил он.

Она прижалась к спинке кресла и обхватила руками голову, которая раскалывалась от боли.

— Ты прав, — сквозь зубы процедила она. — Я не помню.

Румянец исчез с ее лица, сменившись болезненной бледностью. Дрожь вновь начала сотрясать ее тело, но он не сдвинулся с места, не сделал никакой попытки помочь ей. В прошлый раз он был более заботлив. Когда же она снова взглянула на него, то увидела, что губы у него расплылись в усмешке.

— Не вижу ничего смешного… — начала она, сразу же порозовев, но он усмехнулся еще шире.

— Ну и забавная же ты. Я, признаться, забыл, что ты можешь быть такой кошечкой-злюкой.

Почувствовав, что боль отпустила ее, она тоже состроила гримасу.

— Вот уж не думала, что могу вспылить, — согласилась она.

— Ну, характерец у тебя что надо. По этому поводу мы не раз с тобой скрещивали копья, — засмеялся он.

Не выдержав, она легонько усмехнулась, неожиданно обнаружив, что увидела его сейчас совсем с новой стороны. Смех разгладил суровые черты его лица, придав ему еще большую привлекательность. У нее даже сердце замерло. Когда их взгляды встретились, смех умолк, но Эрни так и не смогла отвести от него глаз, поддавшись гипнозу этого нового обаяния.