— Присматривай за ней, — говорит она мне. Я киваю, и она уходит.

И как только щелкает дверной замок, Лилли выдыхает. Она откидывается на спинку дивана и выглядит полностью измотанной.

— Ты в порядке? — спрашиваю я. Она кивает.

— Да, как ни странно, я в порядке.

— Я должен сказать, Сладкая, ты достойна Оскара за такое исполнение. — Она кивает и смотрит на свои пальцы.

— Ты думаешь, ей действительно жаль? — Она встречается со мной глазами, и небольшой луч надежды теплится где-то внутри.

— Я хочу так думать. — Она кивает.

Я вижу, как она сомневается. Я не виню ее. С ненавистью не так просто справиться, а прощение — еще сложнее.

— Мне нужно позвонить Гарри, он будет в ярости, — говорит она. Я хмурюсь.

— Почему? — Она встает и берет свой телефон.

— Я должна была улететь с ним еще вчера в Норвегию.

— Что? — восклицаю я. Она улыбается.

— Он думает, что ты не справишься с ситуацией.

— Какого черта? И ты собиралась сбежать? Ничего не говоря мне? — Она качает головой.

— Нет, я решила остаться с тобой. Он выдвинул мне ультиматум. Он сказал, что я обязана быть на рейсе, даже зная, что хотела дать тебе время. Ты просил меня выбрать, Тео. — Вот черт. Она печатает на ходу к спальне, заходит в нее и закрывает за собой дверь. Я могу только представить, что скажет ее брат на то, что она полетела в Монако со мной. И если Гарри не ненавидит меня сейчас, то возненавидит. Я знаю, что Лилли любит меня, но защита и безопасность настолько важны для нее, что я думал, что ничто не сможет перевесить это, но она бросила своего брата ради нашего будущего.

Она находится в спальне долгое время, я прижимаю ухо к двери и не слышу голоса, так что стучу и толкаю дверь.

Она сидит на кровати и ее руки обернуты вокруг ее коленей, телефон лежит рядом, и она смотрит на него, не отрываясь.

— Лилли? — Лилли поднимает лицо, она бледная, и ее глаза полны слез. Я сажусь напротив нее. — Что случилось? — Она закрывает руками лицо.

— Он исчез, — шепчет она. — Он улетел в Норвегию.

— Но он же вернется. — Почему он не вернется? Она качает головой.

— Он сказал, что там все устроено на пару месяцев, так что он побудет там какое-то время. — Она всхлипывает, когда новая волна слез накатывает. — Ему было так больно, Тео, он думает, что я выбрала тебя.

— Он знает, что это не так, — уверяю я. Она трясёт головой.

— Но это так, он всегда был рядом со мной, он всегда был готов бросить все ради меня, и когда был готов сделать это снова, я выбрала тебя вместо него.

— Лили, ты выбрала попытаться иметь жизнь, он это понимает. — Я в этом не уверен, Гарри ненавидит меня. Он думает, что я не подхожу его сестре, возможно, он прав. Он видел все мои провалы и всю ту боль, что я причинил Лили. Я очень сомневаюсь, что он понимает. Она кивает.

— Он говорит, что понимает, почему я это сделала. И говорит, что не поэтому остается там, но я знаю его, я действительно сделала ему больно. — Она в шоке.

— Все будет хорошо, Сладкая, все образуется.

— Черт, он последний человек, которому я хотела причинить боль. — Я пододвигаюсь ближе и оборачиваю руку вокруг ее плеч, прижимая к своей груди. Лилли обнимает меня и плачет на моем плече. Почему жизнь такая тяжелая? Она не может просто взять перерыв. С одним дерьмом разобрались, и вот следующее выбивает ее из колеи.

Полет обратно в Лондон проходит быстрее, почти весь полет Лилли спит, и когда мы приезжаем домой, она идет спать. Я не пытаюсь будить ее. Я заношу наши сумки в дом, и ее мобильник начинает звонить, я достаю его, просто чтобы посмотреть, может быть, это что-то важное. Это Молли. Я нажимаю зеленую кнопку.

— Привет Молли, Лилли спит.

— О, — выдыхает она. — Извини, я… я позвоню ей позже. — Она действительно расстроена.

— Подожди, ты в порядке?

— Да, просто передай ей, что я звонила, — говорит она через слезы.

— Конечно, — говорю я, это видимо из тех девчачьих вещей, кто знает?

Я нажимаю красную кнопку и вижу сообщение от Гарри, в первой строчке написано: «Мне жаль, я люблю тебя, детка».

Кладу ее телефон обратно и иду в спальню, Лилли свернулась на своей половине кровати, я не раздеваю ее, не хочу разбудить. Снимаю джинсы и футболку и ложусь под одеяло, притягиваю ее в свои объятия, она расслабляется в моих объятиях, и впервые за долгое время мне кажется, что все будет хорошо, мы сделали это.

Джейн сдержала свое слово, не прошло и двадцати четырёх часов после нашего возвращения из Монако, как позвонила Клаудия и сообщила, что все обвинения сняты, даже без заявления Джейн, нет улик, чтобы обвинить Гарри. К счастью, никто не заметил того, что Гарри нарушил условия своего залога. Облегчение немного омрачено отсутствием Гарри, которое сильно бьет по Лилли. И как всегда она пытается показать, что все хорошо, но я вижу моменты, когда она теряется в своих мыслях, погружаясь в горе. Я знаю — Гарри вернется, он никогда не бросит Лилли.

Кроме отсутствия Гарри — все хорошо, почти. И это странно. Лилли меняется. Настороженная и напряжённая женщина, которую я встретил, уступает место более расслабленному человеку. Она больше улыбается и смеется свободно, говорит без сдержанности в голосе и не задумывается о том, что говорит. Она свободна.

Среда, время обеда и она пришла на «бизнес обед», который подразумевает да все, что угодно, что она сможет интерпретировать как работу, это нужно спросить ее босса. А вообще, я просто краду немного ее времени, а она получает плату за работу. Все в выигрыше.

— Вот видишь, вот за что я тебя люблю? — она ухмыляется.

— Потому что я приношу тебе сэндвичи? — Я киваю

— Помимо всех остальных вещей, которые я, к сожалению, не могу сейчас вспомнить. — Она закатывает глаза, и я улыбаюсь. — Я обожаю твои сэндвичи, но ты пытаешься сделать так, чтобы я потолстел? — Я поднимаю бровь.

— Нет, я уверена в том, что ты съешь свой сэндвич и будешь пялиться на меня, пока я не отдам тебе свой. — Она наклоняет свою голову.

— Я такое не сделаю. — Я невинно улыбаюсь.

— Ты хуже попрошайки. Но тебе лучше не толстеть, потому что я с тобой только из-за твоего тела, о, и твоего лица, без всего этого… — она указывается на всего меня, — у тебя нет ничего. — Она посылает мне развратную улыбку.

— Ты продолжай себе говорить это, Сладкая. — Я указываю на свой член. — Ты просто хочешь то, что у меня в штанах. — Я двигаю бровями, и она смеется, откидывая голову назад.

— Хорошо, просто остановись, пока это все не зашло слишком далеко.

— Позже. — Машу я ей. — Как бы то ни было, я думаю, что нам нужно запланировать что-нибудь на эти выходные, — говорю я, пока разворачиваю самый божественный сэндвич.

— Что именно? — Ее глаза становятся серьезными.

— Не «покажи и расскажи», — подмечаю я, в ее глазах пляшут черти.

— Жаль! — Она отламывает кусок своего сэндвича и кладет его в рот.

— Не дразнись, Сладкая.

— Мистер Эллис, вы предлагаете свидание, настоящее свидание?

— О, да? — Да хрен его знает. Я кусаю сэндвич, как же он хорош.

— Вау, кто бы знал, что в тебе это есть?

— Извини? Если ты правильно помнишь, то я позвал тебя на свидание еще после первого раза, когда мы переспали, и ты мне отказала, — говорю я.

— О, конечно, я же хотела только то, что у тебя в штанах, — ухмыляется она, сексуально закусывая свою губу.

— А сейчас? — спрашиваю я.

— А сейчас, я думаю, что мы могли бы пойти на свидание. Чем ты хочешь заняться? — Да без понятия.

— Я удивлю тебя. — Она щурит глаза.

— Если я закончу в стрип-баре, клянусь…

— Эй, доверяй мне, хотя бы немного, я не Хьюго, — говорю я, обороняясь.

— И слава богу! — ворчит она. — Ты слышал о его последнем приключении? — Я качаю головой

— Их так много, что я перестал следить.

— Что ж, он трахал Молли… — Я киваю и улыбаюсь.

— Да, это я не упустил, детка.

— Я не имею понятия, что там происходит, но, видимо, он пригласил ее к нему на ночь, и когда она добралась туда, то застала его в кровати со шлюхой, которая была связана, — говорит она с отвращением. — Кто так делает? — Я пожимаю плечами.

— Это Хьюго. Никто не понимает его поступков. Вообще я думал, что они просто трахаются? — Хмурюсь я. Она пожимает плечами.

— Я думаю, что все просто вышло из-под контроля.

— Детка, Хьюго — не я. Я подниму свои руки и просто признаю, что был шлюхой, но Хьюго…

— Хьюго определяет это слово.

— Вот почему это не может быть ничем, кроме как обычного траха, за который Хьюго заплатил. Я люблю Хьюго, но Молли достойна лучшего, — решительно говорю я.

— Я знаю, но Молли позволила этому зайти слишком далеко.

— Она звонила тебе в пятницу. Она была расстроена… — Она кивает.

— Да, теперь она в порядке. Моя девочка выше того, чтобы сохнуть по такому кобелине, как Хьюго, — говорит она авторитетно.

— Твои обвинения, детка, чистое золото, — ухмыляюсь я.

Я не знаю, как я позволил Лилли втянуть себя в это. Мне не комфортно и это чертовски серьезное заявление. Все только улеглось, и сейчас она хочет разворошить другое осиное гнездо? И последний человек, которого я хочу видеть сейчас — это чертова Кэсси.

Лилли думает, что ребенку нужна мать. Да никакому ребенку не нужна мать-стриптизёрша. Я очень надеялся на то, что Лилли не привяжется к этому ребенку, моему ребенку. Может быть это дико, но я даже не могу сказать ей этого. Я так боюсь того, что она не захочет этого, и в свете того, что она не может иметь детей, это может быть жестоко, и я наконец-то высказал все соображения по этому поводу. Те самые соображения, которые я боялся ей сказать из-за страха ранить ее. Теперь она знает, что я хочу получить опеку над ребенком, но она не знает, что я не хочу, чтобы Кэсси была рядом с ребенком или в наших жизнях. Я уже попросил Клаудию подготовить документы, которые позволят мне получить опеку немедленно, когда начнется слушание. И учитывая ее зависимость, это не должно быть сложно. У неё нет денег, нет работы, нет дома, и она стриптизерша. И суд собирается позволить ей быть опекуном ребенка? У меня такое ощущение, что я хожу по краю и пытаюсь сделать как можно лучше для всех, но как бы ни пытался прыгнуть выше головы, все равно облажаюсь. Черт, я действительно на неизведанной территории, в смысле, я редко чувствую себя не в своей тарелке, даже в самых критичных ситуациях, но это… я просто топчусь на месте.