Эль Кок в самом деле оказался гнусным предателем. Но тот, кто может заманить друзей в тюрьму, в один прекрасный день может заманить туда и врагов.

Причем не намеренно.

— А там, — Кассиан показал пальцем, — Нянин Дол, Долина Нянь, которые сторожат бежевую дверь.

Отряд Крошек направился к вершине. Оттуда и в самом деле открывался чудный вид на многочисленные домики с верандами, где сидели Няни. А в дальнем конце долины, в расщелине, виднелась скальная стена с блестящей бежевой дверью посредине. Из долины доносилось позвякивание четырехсот одиннадцати (или четырехсот тринадцати) чашек, поставленных на четыреста одиннадцать (или четыреста тринадцать) блюдец. Няни встали. Открылась бежевая дверь. Кто-то вышел и развернул свиток. Послышался голос читающего. Голос был далекий, но в тихом вечернем воздухе отдельные слова долетали даже до Крошек. «Бур-бур-бур, — читал голос — ВЕЛИКАЯ счастлива объявить, что у Нянягуа есть Король!»

— Король? — переспросили Маргаритка и Примула.

— Шшшшш, — сказал Кассиан.

«Коронация бур-бур на следующей неделе бур-бур, — продолжал голос — Бур-бур, объявляет праздничный митинг по случаю Коронации на Национальном Стадионе. Члены Хунты станут герцогами и будут давать хорошие советы бур-бур-бур Королю. А Ла Нянья, наша любимая Великая, отправится в плавание на своей красивой новой яхте, чтобы отдохнуть от государственных дел и осуществить мечту своей жизни».

Опять бур-бур-бур. Ликующие крики Нянь. Глашатай, в котором теперь можно было разглядеть Няню, с головы до ног затянутую в черную кожу, вскочила на мотоцикл и с треском умчалась восвояси. Видимо, нести радостную весть народу Нянягуа.

— Коронация? — сказала Примула.

— Новая яхта? — сказал Кассиан.

— Вы понимаете, что это значит? — спросила Маргаритка.

— Что? — сказал Пит Фраер.

— Это значит, что Няня Фатум хочет сделать Старшего Механика Королем и угнать наш «Клептоман».

— Да, — мрачно согласилась Казза Симпатико, — а праздничный митинг — это значит, нас заставят выступать.

— Маршировать, — сказал Сталин.

— И нежно петь, — сказали Хорко, Йорко и Песета. — Вот увидите.

— Чудесно, — сказал Пит Фраер. — Романтика. Помереть не встать.

— Это значит, что мы застрянем здесь навсегда, башка баранья, — сказала Примула, не сдержав эмоций.

— Не забывай о манерах, — одернул ее Кассиан. — Так. Я этим займусь. Первым делом мне надо поговорить со Старшим.

— Разумеется. А мы тем временем спустимся в город и начнем революцию, — сказала Маргаритка.

— Разумеется, — согласился Кассиан.

Помахав на прощанье сестрам, Кассиан взял подзорную трубу и принялся рассматривать стену над бежевой дверью. Он увидел окно, из которого выглядывала, бешено вращая глазами, до боли знакомая физиономия. Увидел, как в окне задернули занавесочки: Старшой лег вздремнуть после обеда.

Кассиан пошел в Детский лагерь и нашел там моток веревки. Потом перебрался через гребень в Нянин Дол и уже в сумерках совершил опасное восхождение на скалу с бежевой дверью. Устроившись наверху, он дождался скрипа пружин и сладкого вопля — Старшой укладывался спать. Тогда Кассиан привязал веревку к низкорослому кусту и стал спускаться.

Старший Механик Кронпринц Беовульф Исландский (низложенный), Бакалавр Технических Наук, Рейкьявик, 101, спал. Так чудесно, так уютно было бы спать в розовой с золотом спаленке, вместе с Королевским Михаилом.

Но Старшему Механику Кронпринцу Беовульфу Исландскому (низложенному) спалось не сладко. О, нетнетнет.

Чего-то не хватало. Обещание дали и не выполнили. Кто-то говорил одно, а в уме держал совсем другое.

Старшой метался в своей чудной, с балдахином, постельке. Вдруг на плечо ему села большая птица. Она впилась в него когтями.

Старшой открыл глаза.

Это была не птица. Это был Кассиан.

Старшой открыл рот, чтобы закричать.

— Тссс, — сказал Кассиан. — Мы идем на вулкан.

Старшой закрыл рот.

Кассиан тяжело дышал. Спуск по скале был трудным, и трудно было вскрыть замок, даже ему, Кассиану. Но не так трудно, как то, что ждало его впереди.

— Вставайте, — сказал он. — Быстро.

Старшой сказал:

— Отфернись.

Кассиан отвернулся. В Долине бежевой двери было тихо, если не считать звуков одевания у него за спиной.

Звуки одевания прекратились.

— А если Она узнает? — спросил Старшой.

— Она?! От нее писюльками пахнет…

(Как с маленьким, в самом деле, противно даже — а как еще с ним говорить?!)

— Хи-хи-хи, — раздалось за Кассиановой спиной тоненькое королевское хихиканье. — И тура. — Снова тоненькое хихиканье и звуки катания по полу. Затем звуки одевания возобновились.

Кассиан с облегчением вздохнул.

Наконец они протиснулись в окно, взобрались по веревке и принялись карабкаться на гору при свете огромной желтой луны. Склон становился всё круче и круче.

— Гте мы? — сказал Старшой.

Они прошли уже километров пятнадцать. Хихикать Старшой перестал после пятого.

— На склонах Эль Вулкано Гранде.

— Хе, — сказал Старшой. — Земля не трожит. Нет жара, и гте поток лафы плюс признаки пирокластических яфлений?

— Не знаю, — сказал Кассиан, хотя имел на этот счет определенные соображения. — Пошли дальше.

Они пошли дальше. Трава кончилась. Они шли по камням и гравию. Лунная ночь была светлой, почти как день. Вокруг них вихрился туман.

— Тонкие оплака, — отметил Старшой с надеждой в голосе. — Возможно, нат нами тейстфующий кратер, нефитимый отсюта, но прелестно исфергающийся ф темно-синее небо, украшененное мириатами созфезтий. О-о, не могу тожитаться, прихоти ко мне, мой чутесный кратер…

— М-да, — отозвался Кассиан.

Подъем закончился. Оттуда, где они стояли, земля круто уходила вниз, а влево и вправо тянулся, плавно закругляясь, острый гребень, озаренный луной. У камней был оплавленный вид, как будто давным-давно они были жидкими.

Очень-очень давно.

Старшой поднял средних размеров булыжник и пустил его по крутому склону. Камень — трах-трах-тарарах — покатился вниз.

Потом — тихий, но хорошо различимый всплеск.

— Ц-ц, — произнес Старшой. — Это есть фулкан, та. Но не тейстфующий, нет. Спящий. Таже, может пыть, потухший. — Затем последовало сердитое бормотание.

Кассиан догадался, что Старшой разговаривает с медведем.

— Похоже, что Няня… эээ… Фатум ошиблась, — сказал он.

— Ошиплась? — сказал Старшой и, круто повернувшись, зашагал вниз по склону. — ФРАЛА! Она ФРААА!

— Не может быть! — сказал Кассиан с тихим удовлетворением в голосе. — Как некрасиво! Хм… — Он приготовился прибегнуть к Совершенно Коварному Приему.

— Я вижу, вы… э-э-э… большие друзья с этой Великой. Хоть она и врет вам…

— О та! — сказал Старшой. — Она пыла моя няня, когта я пыл маленький титя, ф Королефском Тфорце на Трескофом Мысу в Ислантия. Щаслифые, щаслифые тни…

— Гг… — только и смог вымолвить ошеломленный Кассиан.

— И пыла рефолюция, меня выпрасывали плохие, плохие люти, и нас разлучали. Я пошел в инженерный школа. А она рапотала как хамская няня на королефская яхта моего кузена Минимуса фон Ла Пампа. Она слишком комантофала и осточертефала ему, поэтому он фысашивал ее зтесь на перег и утирал на сфоя яхта. И она рапотала у тогташнего Ля Презитенте, захфатыфала страну, опучала Нянь и жтала, когта притет потхотящий корапль. Она есть сильная женщина. Фсегта хочет упежать в море, — закончил свою повесть Старшой.

— Весьма похвально, — сказал Кассиан, чтобы скрыть изумление. — Но почему из всех портов на свете вы привели «Клептоман» именно сюда? Удивительное совпадение…

— Это не софпатение. Мы сфязаны узами, как маленький Король и няня. Она Призыфала меня. А теперь я путу Королем, а она отпрафится ф море на «Клептомане». Когта я там ей ключ от корапля…

— Рр, — произнес Кассиан. Вся эта ахинея не укладывалась у него в голове. — Понятно. Ну что ж, поздравляю и всё такое. В смысле, хорошо быть королем.