Думаю, что догадаться посмотреть куда указывает стрелка он сможет. Поздравляю, закладка найдена!

Библиотекаршей оказалась миловидная женщина лет пятидесяти. Звали ее Лариса Михайловна, а поскольку в прошлой ипостаси я был заядлым читателем-поглотителем книг, то были мы хорошими приятелями, если можно так выразится, учитывая разницу в возрасте. Прекрасно помню рассказы о погибшем муже, о сыне, который пошел по стопам отца и сейчас служит где-то на Дальнем Востоке. Классическая судьба русской женщины, горькая и несправедливая, если учитывать, что ее ждет буквально через полтора года. Когда отряд выведут в «чистое поле», на новую, никак не обустроенную государственную границу в горах Северного Кавказа, и даже офицеры долгие годы будут обитать в вагончиках или мыкаться по съемным комнатам. Солдаты и вовсе в палатках жить будут до середины девяностых.

Лариса Михайловна лишится и квартиры и всего имущества, и с одним чемоданчиком отправится к сыну во Владивосток. Больше о ней я ничего и не услышу. Военный городок разграбят до основания, даже оконные рамы вынесут, но всего через пару лет ушлые аборигены вселятся обратно и внаглую приватизируют бывшее имущество русских. Вполне обычное явление для начала девяностых, но от этого не менее жуткое.

Оставив в словаре «шифрованное» донесение, я выскочил из клуба и, по закону подлости, через минуту нарвался на лейтенанта Коротченко. Тот плотоядно ухмыльнулся, видя такую удачу, и тут же взял меня в оборот.

В принципе, можно было сказать правду, что я посещаю библиотеку ради того, чтобы достойно подготовиться к поступлению в училище и стать офицером пограничником. Но офицер офицеру рознь, и выпускник Львовского политического заповедника — это совсем не то же самое, что нормальный человек. Комплекс неполноценности у таких людей, за очень редким исключением, изначально, поскольку отношение к ним у коллег снисходительно-презрительное. Чаще всего — вполне заслуженно, а в случае с нашим политработником — на все сто процентов это так.

И заявить, что ты будешь поступать в Голицинское пограничное — это как бросить вызов лично ему. Гражданин Коротченко обычно и без малейшего повода бывает вреден и пакостен сверх меры, а если к этому примешивается личная неприязнь — тушите свет, сливайте воду, как говорят моряки подводники, когда утыкаются в айсберг.

Поэтому выбираю более привычную версию и заявляю, что бегал в чипок за сигаретами в свое личное свободное время. Благо он здесь рядом и маршрут совпадает.

— Это залет, рядовой Морозов! — торжествующе заявил довольный лейтенант. — Вступаешь в наряд по роте сегодня. — Доложишь дежурному, что я тебе взыскание наложил. Приду проверю.

Честно говоря, не такое серьезное это нарушение. С разрешения сержанта в чипок можно бегать официально, но Коротченко не стал себя утруждать деталями, а сразу влепил наряд. В надежде, что я попробую возразить и тогда он может легко удвоить вознаграждение.

Но я опытный пользователь кирзовых сапог и гимнастерки, на такие детские разводы не ловлюсь. Поэтому чеканю: «Есть! Заступить в наряд по роте. Доложить дежурному.» И отбываю «отбывать» наказание, извиняюсь за тавтологию забавную.

Не понравился мне взгляд летехин, вместо разочарования, что я ускользнул от двойного наказания, в нем читалось скрытое торжество и злорадство. Списал это на собственное переутомление и начинающуюся паранойю, но как оказалось, напрасно.

Сам по себе внеочередной наряд — это не подарок. Но при желании его можно превратить в настоящее истязание. Судя по всему, лейтенант Коротченко таким желанием обладал, поэтому с изощренным коварством подложил мне натуральную свинью. Жирную и особо крупную, хотя наверняка это был экспромт, не мог он заранее знать, что я попадусь ему на пути. Или мог? Зачем-то же он поперся в сторону магазинчика, причем хитро так подкараулил у поворота, где из-за кустов видимость ограничена. Похоже специально там выжидал, и время самое подходящее для этого.

Память услужливо подсказала, что такие подлянки как раз в его духе, и надо не зевать варежкой, а быть бдительным и всегда настороже.

Конечно же, политрук был в курсе, что сегодня в наряд по роте заступили бывшие жители предгорий. Если бы кто-нибудь озадачился подсчетом и статистикой, кого именно чаще ставят на дежурство, то легко обнаружил бы, что славянская половина призыва в нарядах бывает раза в полтора чаще, чем их соседи по казарме. Командование в курсе, что даги или чехи обязательно создают проблемы, категорически не согласны мыть полы и заниматься уборкой.

Нормальный офицер такую проблему не запускает, и решает сразу, обычно «через колено», вразумляя обнаглевших новобранцев. Но Коротченко трудно назвать нормальным командиром, я вообще не понимаю, как он оказался в пограничных войсках, где отбор кадров довольно жесткий. Наверняка «по блату» устроился, поэтому терпят его, тем более, что политинформации читать много ума не нужно, а жалобы и доносы писать он может со скоростью печатного станка. Чей-то протеже, да к тому же склочный и подлый — такого трогать себе дороже. По старой традиции, именно таких и отправляют первыми на повышение — это единственный способ убрать его из части без скандала.

Понятное дело, что ставить дагестанцев с ингушами в наряд все же приходится, хоть и реже, чем остальных, которые наоборот получают двойную норму по уборке и дежурствам.

Коротченко решил не заморачиваться и нашел оригинальный способ избавиться от проблемы и долгого воспитательного процесса. Изначально в наряд заступают одни даги, за исключением одного старослужащего, старшего над ними. Но затем следует хитрый и честно говоря, подлый, «ход конем». Летеха ловит «залетчика», или просто находит жертву, которой лепит внеочередной наряд.

И этот «счастливчик» оказывается в наряде один среди четверых кавказцев, не считая дембеля, которому дела нет, кто именно будет шуршать всю ночь. Те его морально и если требуется физически «прессуют», и он драит полы в казарме в одиночку до утра.

Формально проблема решена, к лейтенанту претензий не возникает. Все типа случайно так сложилось. А не надо дисциплину нарушать.

Для полного счастья, оказалось что сегодня из «стариков» дежурит Кроль, который просто свинтил к себе в парк, оставив вместо себя рядового Хамизова.

На «тумбочке» обнаружился салабон из донбасских, Василий кажется, его замполит поймал спящим во время лекции. Проверил конспект и тут же влепил наряд. Прав я оказался со своими предположениями, повод летехе не требовался.

— Ты после двенадцати заступаешь, а я начну мыть проход в левой половине, — понуро поделился планами на вечер собрат по залету.

— Не понял? А эти черноза… что дневальными стоять не собираются и полы мыть не станут?

Вопрос риторический, но уточнить все же необходимо. Чтобы не было случайных жертв потом, ибо настроение у меня сегодня злое и решительное.

Вася скривился и держась за грудак, поведал, что ему уже объяснили его права и обязанности. Вчетвером, с занесением аргументов в грудную клетку.

— Вот как? Даже не стесняются? Совсем обнаглели. Что же будем учить.

Вася попытался воззвать к моему благоразумию, но я шикнул на него и отправился к гражданину Хамизову за разъяснениями.

Нашелся указанный товарищ в сушилке, в компании земляков. У них даже чайник оказался и гора пряников на закуску. Богато живут абреки, хорошо устроились на первом месяце службы такая роскошь под носом у начальства.

Судя по всему они тут и после отбоя заседать будут.

Воспитанный интеллигентный горец не стал играть в политкорректность, он и слова такого наверняка не знал, а просто уведомил меня, что на тумбочке мы стоим с Васей по очереди, и в промежутках между этим почетным занятием драим полы и наводим блеск на умывальниках, причем в обеих крылах казармы. Сон нам не полагается по сроку службы. Еще и философскую базу под свою позицию сформулировал.

— Мы полы не моем, у нас это женщины делают.