Склонность к размышлениям сказалась и на юношеских сочинениях Гоголя.

Плодом таких размышлений была стихотворная идиллия в картинах «Ганц Кюхельгартен».

Гоголь начал ее писать незадолго до окончания гимназии. Он привез тетрадь с идиллией в Петербург и, отыскивая способ добыть средства к существованию, задумал издать ее отдельной книжкой.

Как раз в это время ему предлагали какое-то место в канцелярии, но он понадеялся на лучшее и отказался.

В своего «Ганца Кюхельгартена» Гоголь вложил много души. Правда, не легко было втиснуть в стихотворную форму то, что волновало его, но он пытался.

До поры до времени юный мечтатель Ганц спокойно жил у себя дома в немецкой деревушке. Он был влюблен во внучку деревенского пастора Луизу и любим ею. Казалось, их ждет безмятежное счастье. Но с некоторого времени Ганц загрустил, на него напала тоска, ему захотелось иной доли. И он решил уйти из дому.

Ганц тайком покидает родину.

Минует два года. Что делает герой Гоголя на чужбине — неизвестно. Известно лишь то, что мечты его разбиты, он обманут, измучен и едва живой возвращается в родные края. Верная Луиза ждет его. И измученный Ганц обретает счастье в кругу любящих, простых, бесхитростных людей.

Да, для того чтобы выбиться из безвестности, мало одного хотенья. Нужно нечто большее.

У Ганца не было ни ясной цели, ни «железной воли». Таким, как он, лучше сидеть дома и «семьей довольствоваться скромной».

Идиллия была романтическая — со страшным сном, ночными видениями, мертвецами, кладбищем. И вот с нею-то и задумал Гоголь познакомить читающую публику.

Решиться на этот шаг было не так-то просто. Молодой автор и сам понимал, что возможна неудача. До сих пор его творения, которые помещал он в гимназических журналах, восторгов не вызывали. Но доморощенным судьям он не очень доверял. В Петербурге — другое дело. А на случай неудачи здесь можно обезопасить себя, укрывшись под псевдонимом.

Гоголь так и сделал. Псевдоним себе придумал — В. Алов. И сочинил еще предисловие от имени мнимых издателей. «Издатели» сообщали, что «предлагаемое сочинение никогда бы не увидело света, если бы обстоятельства, важные для одного только Автора, не побудили его к тому», что «Ганц» — произведение «восемнадцатилетней юности» и они, издатели, гордятся тем, что помогли публике «ознакомиться с созданием юного таланта».

Псевдоним придуман, предисловие написано. Осталось заняться практической стороной дела.

Седьмого мая 1829 года в Петербургский цензурный комитет поступила рукопись «на 36 листах под заглавием „Ганц Кюхельгартен“, идиллия в картинах, писана в 1827, соч. Алова, от студента Гоголь-Яновского».

Рукопись сразу же была одобрена — ничего предосудительного цензор в ней не обнаружил — и возвращена «издателю».

Между прочим, за рукописью Гоголь послал Якима. Сам идти побоялся. А вдруг не разрешат?

Но все сошло благополучно. Теперь — в типографию.

В Петербурге имелось несколько типографий. Гоголь выбрал одну из самых известных — Плюшара.

Типография Плюшара помещалась на углу Невского проспекта и Большой Морской улицы в огромном доме Косиковского. Самого типографщика уже не было в живых, и делами заправляла его вдова.

Недоверчиво оглядев скромно одетого молодого человека с тощей тетрадкой в руках, вдова Плюшар заявила, что для напечатания идиллии нужны деньги.

«… Я принужден снова просить у вас, добрая, великодушная моя маменька, вспомоществования. Чувствую, что в это время это будет почти невозможно вам, но всеми силами постараюсь не докучать вам более, дайте только мне еще несколько времени укорениться здесь, тогда надеюсь как-нибудь зажить своим состоянием. Денег мне необходимо нужно теперь триста рублей».

Деньги из Васильевки были получены, и печатание «Ганца» пошло полным ходом.

Гоголю не терпелось поскорей выпустить в свет свою идиллию. Узнав, что «Ганц» отпечатан, он тотчас же обратился к цензору Сербиновичу: «Издатель идиллии Ганца Кюхельгартена просит усерднейше вас, если только принесут из типографии ее сегодня, сделать ему величайшее одолжение, если только это не обеспокоит вас, ускорить выдачу билета на выпуск в продажу».

Билет за № 481 был выдан пятого июня, и «Ганц Кюхельгартен» поступил в продажу.

Волнуемый попеременно то страхом, то надеждой, Гоголь притаился и ждал, что скажут публика и критика.

Толков в публике никаких не объявилось по той простой причине, что «Ганца Кюхельгартена» никто не покупал. А вот мнения критики не пришлось долго ждать.

Недели через три после появления идиллии в журнале «Московский телеграф» напечатан был о ней следующий отзыв: «Издатель сей книжки говорит, что сочинение г-на Алова не было предназначено для печати, но что важные для одного автора причины побудили его переменить свое намерение. Мы думаем, что еще важнейшие причины имел он не издавать своей идиллии».

Не прошло и месяца — еще сюрприз. В петербургской газете «Северная пчела» — заметка о «Ганце Кюхельгартене», которая кончалась словами: «…свет ничего бы не потерял, когда бы сия первая попытка юного таланта залежалась под спудом, не лучше ли б было докидаться от сочинителя чего-нибудь более зрелого, обдуманного и обработанного».

Гоголь читал и перечитывал насмешливые строки. Как больно они ранили его самолюбие! Неудачи, одни неудачи…

Желание бежать без оглядки из этого холодного бездушного города охватило его с непреодолимой силой.

Прочь, прочь отсюда! Не видеть больше этих домов, проспектов, мишурных мундиров, самодовольных лиц… Здесь юноша с благородной душой и жаждой добра не может найти себе достойного поприща!

Бежать, но куда? Назад в Васильевку? Уезжая, он обещал матери, что пройдет года три и он вернется за нею, чтобы увезти ее в столицу. Он говорил: