– Повозите меня по Нью-Йорку, мистер Горовиц. Я не местный. Покажете мне город, – он улыбнулся, в прокуренные усы. У мистера Чарльза был похожий с Меиром акцент. Юноша предпочел это не обсуждать.

Машину оборудовали вторым комплектом педалей. Только благодаря этой предосторожности экскурсия не завершилась преждевременно, в приемном покое госпиталя. Мистер Чарльз требовал от Меира рассказов о достопримечательностях Нью-Йорка, мимо которых они проезжали. На форде висела табличка «Ученик». Полиция, несмотря на многочисленные остановки, и виляние машины, на них внимания не обращала.

– У нас номера, – коротко заметил мистер Чарльз, – особые.

Какие это были номера, инструктор не объяснил. Меиру вообще, мало что объясняли.

В тире с ним занимался мистер Лео, человек средних лет, с резким, бруклинским акцентом. Меир, с удивлением, заметил, что мистер Лео тоже носит очки.

– Первый раз я их надел в десять лет, мистер Горовиц,– инструктор, разложил перед Меиром целый арсенал, – но на войне они мне не помешали получить Медаль Почета. И вам не помешают, обещаю.

Меир открыл рот. Он еще никогда не видел человека, награжденного Медалью Почета. Мистер Лео не снимал старой шляпы. Под ней, как подозревал Меир, армейский снайпер носил кипу.

Со стрельбой дело пошло веселее. Меир понял, что попадает вовсе не в край мишени, а туда, куда надо. Полигон выходил на океан. Воду тоже отгородили стальными щитами. Его учили водить катер, и нырять. Плавал Меир отменно, как любой мальчишка, выросший в Нью-Йорке, но с аппаратом Рукероля никогда еще не погружался, и вообще не видел такой конструкции.

Катером, впрочем, оказалось, управлять гораздо легче, чем автомобилем. Щиты, загораживавшие акваторию, поднимались. Инструктор, обучавший Меира, позволил ему выйти в море, под наблюдением.

Меир, в двадцатый раз, повторял проклятый маневр. Все его наставники были молчаливы. Человек, сидевший в купе «Колумба», с Washington Post, тоже говорил немного. Незнакомец носил простое, старомодное пенсне и покуривал короткую трубку. Получив портфель, Меир оглянулся. Мужчина напротив, махнул рукой. Двое, в невидных костюмах вышли, дверь закрылась.

Меир не испугался. Он покраснел, как обычно с ним случалось, когда он злился. Юноша, ядовито, начал:

– Здесь территория Соединенных Штатов Америки, мистер. Я американский гражданин, извольте объясниться…, – в его руке очутилась стальная фляга с кофе. Незнакомец, весело улыбнулся:

– Прошу прощения, мистер Горовиц. Мне, то есть нам, необходимо было с вами поговорить. Наедине, без посторонних глаз и ушей. Вы присаживайтесь, – предложил мужчина в пенсне, – до вокзала Гранд-Сентрал полтора часа. У нас есть время.

Он заинтересованно, посмотрел на Меира: «Вы покраснели. Вас что-то смутило?»

– Меня смутило, – саркастически отозвался Меир, – что я до сих пор не знаю, как обращаться к вам, дорогой мистер, – человек вынул у него из рук портфель.

– Пейте кофе, – посоветовал он, – моя жена варила, утром. Александр Македонский, как известно, отбирая солдат, давал им пощечину. Покрасневших людей, он ставил в первые ряды, а побледневших…,

– Во вторые, – кофе был крепким и горьким. Вытащив из кармана пиджака пачку папирос, Меир вопросительно посмотрел на собеседника. Мужчина кивнул.

– Во вторые, – повторил Меир, – потому что такие солдаты, хоть и не бросаются на врага, очертя голову, однако и они хороши в бою. Они выносливей. Бледнеть я тоже умею, – Меир, сам того не ожидая, рассмеялся.

– Не сомневаюсь, мистер Горовиц, – одобрительно заметил его собеседник. Он представился мистером Алленом Даллесом, работником, Государственного Департамента и секретарем Совета по Международным Отношениям. Меир слышал о них, краем уха. В Совет входили и демократы, и республиканцы. Неправительственная организация, Совет, как говорили, неофициально определял внешнюю политику страны.

– Я не дипломат, мистер Даллес, – растерянно, покашлял юноша, – я агент Бюро по Расследованиям, занимаюсь финансовыми преступлениями. Мистер Гувер….,

– Мистер Гувер поддерживает наше предложение, – прервал его Даллес, – он вас порекомендовал, мистер Горовиц. Не беспокойтесь, вы вернетесь в Бюро, после отпуска. На какое-то время, разумеется, – в окне проносились мирные, сонные городки Нью-Джерси.

Юноша напротив, вежливо ждал. Даллес думал, что Гувер, конечно, прав. Глава Бюро отлично разбирался в людях.

– Жалко его отдавать, – заметил Гувер, – но чего не сделаешь, ради безопасности страны. Не смотри, что он на подростка похож. Такие люди, как он, в бою лучше, выносливей. В любом бою, – Гувер подписал приказ о переводе агента Горовица.

– С доктриной Монро мы скоро покончим, – Даллес выбил трубку, – в следующем году Япония откроет войну против Китая. Самураи побеспокоят Советский Союз, на восточных границах. Европа, мистер Горовиц, скоро вспыхнет, как сухое сено. Америка не может оставаться в стороне, нам надо подготовиться. Понадобятся надежные работники, вроде вас…, – Меир, внимательно слушал. Юноша, честно сказал:

– Я знаю языки, но, мистер Даллес, я не умею стрелять, никогда в жизни не водил машину…, – Даллес отмахнулся:

– Вас научат, мистер Горовиц. Через две недели явитесь на службу. Потратите отпуск на знакомство с новым местом работы. Семья ваша не должна ни о чем знать. Вы получите телеграмму, отзывающую вас обратно в Вашингтон, в Бюро.

– А куда я поеду на самом деле? – поинтересовался Меир.

Даллес вскинул бровь: «Вы все узнаете, в нужное время».

Ежедневные отлучки в Хобокен Меир объяснял визитами в нью-йоркское отделение Бюро. Аарон каждое утро, после миньяна, тоже куда-то уходил. Брат говорил, что работает в библиотеке Еврейской Теологической Семинарии, но Меир видел какую-то грусть в его темных глазах.

Они с отцом обедали в ресторане Рубена. Доктор Горовиц расспрашивал старшего сына о Палестине, а младшего о Вашингтоне. Отец, следующей осенью собирался навестить Эстер, в Амстердаме, где проходил международный медицинский конгресс. Дочь написала, что Давид председательствует на секции эпидемиологов.

– Можем вместе поехать, – предложил доктор Горовиц, – посмотрите на племянника, или племянницу, увидим Лондон и Париж. Если вам отпуск дадут, – торопливо прибавил отец.

– Конгресс в ноябре, после праздников, – он взглянул на старшего сына, – с общиной не должно быть затруднений. Ты отправил письма? – Аарон намеревался предложить свою кандидатуру синагогам в Нью-Йорке. Доктор Горовиц обрадовался. Хаим не хотел, чтобы сын уезжал из города.

– Эстер в Европе, Меира я не вижу, – ласково сказал он, – хотя бы ты меня не бросай.

Старший брат кивнул. Меир, краем глаза, увидел, что Аарон покраснел.

Мистер Чарльз, наконец, отпустил его, что-то пробормотав на прощанье. Меиру хотелось думать, что он услышал похвалу, однако юноша не обольщался на счет своих способностей к вождению. Он быстро добежал до простой, деревянной душевой. Для занятий Меир привез в Хобокен старые, времен Гарварда джинсы, потрепанные теннисные туфли и пару спортивных рубашек. Растираясь полотенцем после душа, Меир заметил конверт, в шкафчике. Ему предписывалось явиться на полигон через два дня, в девять вечера.

– С одним вещевым мешком, – гласил постскриптум, – и вашим паспортом.

Вещевой мешок, армейского образца, красовался рядом с его костюмом и ботинками.

– Здесь даже аэродрома нет, – подумал Меир, – наверное, на машине поедем, куда-нибудь.

Он попрощался с молчаливыми охранниками. Брат ждал его в ресторане Рубена, на ланч. Паром отходил через четверть часа. Оглянувшись, Меир увидел форд, с мистером Чарльзом за рулем. Машина выезжала из ворот.

– Садись, – велел инструктор, – подброшу. Держись крепче, – Меир едва успел схватиться за ручку над головой. Форд заревел, стрелка подобралась к восьмидесяти милям в час. Он крикнул: «Я не знал, что можно так быстро водить!»

– Тебе нельзя, пока еще, – отрезал мистер Чарльз. Машина наклонилась на крутом повороте, не снижая скорости. Меир широко улыбнулся.