— Ты звонил миссис Уэллборо, Хью? — спросила она.

— Конечно. Она сказала, что приведет для нас дом в полный порядок.

— Не сомневаюсь. Я уже вижу, что ее муж следил за садом согласно распоряжениям. — Годива кивнула на безукоризненно опрятную лужайку и идеальную тисовую ограду. Она наклонилась пониже и вынула из своей вместительной черной сумки линейку, чтобы измерить края. — Хорошо, хорошо: ничего выше шести дюймов. Превосходно.

Потрясенная такой точностью, Конни взяла свой чемодан и последовала за Годивой по дорожке; сзади катил свой чемодан на колесиках Хью. Когда под ее ногами захрустел гравий, Конни поежилась. Тут было что-то неправильное — что-то нездоровое. Сад казался похожим на человека, связанного смирительной рубашкой.

Годива остановилась на верхней ступеньке, нащупывая в темноте нужный ключ. Хью включил свет, осветив двери, украшенные очень знакомым символом.

— Эй, это же мое! — воскликнула Конни. — Что делает символ Универсала на парадной двери этого дома?

— Что — это? — Хью поравнялся с ней. — Ты эти узоры имеешь в виду? Красиво, правда? Это часть нашего семейного герба — звездный компас. Он показывает, что ты родом из длинной династии моряков вроде меня, понимаешь? — Он закатал рукав и показал темно-синюю татуировку такой же формы. — Я сделал ее в Сингапуре в пятьдесят восьмом году. Старик, который ее наносил, чуть не упал, когда я показал, что мне нужно, и задал мне кучу странных вопросов. — Хью задумчиво почесал предплечье. — На самом деле из всех моих татуировок эта больше всего вызывает интерес у людей.

— Вы знаете, что это означает? — Конни не могла удержаться от вопроса.

— Разумеется. Это символизирует юг, запад, север и восток — ты, конечно, уже знаешь стороны света, в твоем-то возрасте? «Южный Зной Стоит Весной», — вот, стишок помогает запомнить.

Он действительно не знает, что это принятый в Обществе символ универсального посредника, или просто очень хорошо притворяется?

Годива отперла дверь и провела их в прихожую, зажигая по дороге свет. Конни поразила лестница: черные перила из кованого железа и белые мраморные ступеньки. Пол в холле был каменный; единственной мебелью была алебастровая ваза с засохшими цветами, стоящая на металлическом столе перед большим зеркалом.

Конни не избавилась от болезненного чувства, охватившего ее в саду, даже переступив порог дома. Было что-то совершенно неправильное в особняке Лайонхартов: чего-то не хватало.

— Мы начнем занятия послезавтра, Конни… — объявила Годива.

— Но ведь у меня каникулы!

Тетушка Годива приподняла одну бровь и продолжила:

— …поэтому я предлагаю тебе провести завтрашний день, изучая твой новый дом.

«Это не дом», — кисло подумала Конни. Она чувствовала себя растением, вырванным с корнем и пересаженным в дурную почву.

— Твоя спальня на втором этаже, рядом с моей. Я сейчас покажу ее тебе, чтобы ты могла привести себя в порядок перед ужином. Тебе, конечно, нужно переодеться.

Конни оглядела свои джинсы:

— Да?

— Разумеется. В этом доме в столовую в брюках не входят. Полагаю, у тебя есть платье или юбка?

— Гм…

Годива раздраженно цокнула языком:

— Если не сможешь найти ничего приличного, можешь позаимствовать одну из моих. Отныне ты должна вести себя как леди, Конни, а не как сорванец.

— Я не сорванец.

Годива фыркнула, как будто говоря, что по этому вопросу двух мнений быть не может, и отправилась наверх. Она на короткое время задержалась у одной из дверей, протянув руку, но не дотрагиваясь до выкрашенного белой краской дерева.

— Это моя комната. А это, — она сделала несколько шагов по коридору, — твоя.

Конни прошла через открытую дверь и поставила на пол чемодан. Узкая кровать с железным каркасом стояла у одной стены, металлический стол — под окном, а комплект вешалок для пальто висел над большим кожаным чемоданом вроде того, который приволок домой дядюшка Хью. Атмосфера в комнате была гнетущая, как в тюремной камере. Только выцветшие обои — розовые розы, ползущие по решетке, — как-то пытались смягчить это впечатление.

— Ты должна повесить свою одежду, а остальные вещи сложить в чемодан, — сказала Годива. Она провела пальцем по поверхности стола и довольно улыбнулась, не обнаружив на нем пыли.

— Ладно.

— Не надо говорить мне «ладно» таким угрюмым тоном, юная леди. Нужно отвечать: «Да, тетушка Годива».

— Да, тетушка Годива.

— Так-то лучше. — Годива приблизилась к внучатой племяннице и тем же пальцем, которым только что проверяла пыль, пощекотала ее под подбородком. — Я знаю, начинать будет трудно, Конни, но тебе придется поверить, что все это для твоего же блага. — Должно быть, в глазах Конни она разглядела серьезные сомнения. — Я бы хотела, чтобы ты мне доверяла. Я действительно знаю, через что тебе придется пройти, потому что сама прошла через это. Первый шаг к твоему выздоровлению — это понять: то, что ты чувствуешь, — ненормально, это как болезнь. Если ты это признаешь, то твердо встанешь на путь выздоровления. А сейчас я тебя оставлю.

Как только за ней закрылась дверь, Конни бросилась ничком на кровать и дала волю слезам, которые сдерживала до сих пор. Она так старалась быть храброй, чтобы Эвелина не увидела, как она расстроена, пока собирала вещи в своей любимой спаленке под крышей дома на Шэйкер-роуд. Теперь Конни была одна, и ее охватило отчаяние. Она уже ненавидела свою двоюродную бабку. В ней было что-то странное: она понимала в отношении Общества больше, чем хотела признать. Как будто даже знала точно.

Быть оторванной от Общества само по себе было ужасно, но что по-настоящему пугало Конни, так это мысль о том, что Каллерво может использовать ее изоляцию в своих целях. Теперь у нее не было возможности узнать, как защитить себя. И еще у нее осталась новая подопечная. Когда Конни соглашалась стать посредником Арганды, она не осознавала, какие трудности могут их подстерегать. Для того чтобы обе они жили полноценной жизнью, ей необходимо видеть Арганду регулярно; если она не будет этого делать, они обе будут страдать. Установление контакта делало их частью друг: друга — именно такова была особенность отношений между посредником и существом. Как Универсал, она могла устанавливать мимолетные контакты с любым количеством существ, но быть связанной посредническими узами с одним-единственным — это нечто иное. Это как различия между дружбой и браком: они с Аргандой отныне принадлежали друг другу и разлучать их не следовало.

Раздался осторожный стук в дверь.

— Да? — Конни вытерла глаза тыльной стороной ладони.

Из-за двери показалась голова Хью.

— Я подумал, что ты, наверное, немного расстроена, поэтому принес тебе подарок. — И он протянул ей красивую изогнутую раковину. — Если ты похожа на меня, то здесь ты будешь скучать по виду моря; но, по крайней мере, ты сможешь услышать его шум с помощью этой раковины.

— Спасибо, дядюшка Хью.

— Не за что, милая. — Он положил ее на одеяло и вышел.

Кол в загоне за домом чистил своего пони по имени Мэгз, за этим занятием его и застала его бабушка. Она прислонилась к забору, чтобы отдышаться, все еще встревоженная новостями, которые только что услышала от Эвелины. Кол тихо насвистывал, не обращая внимания ни на что, кроме своего любимого восьмилетнего каштанового пони. Миссис Клэмворси не хотела их беспокоить, но дело не терпело отлагательства.

— Кол?

Он поднял глаза, его рука со щеткой остановилась на полпути: он не ожидал, что бабушка стоит рядом.

— Что случилось, бабуля?

— Это касается Конни.

— Ведь это не связано с Каллерво? — быстро спросил Кол. Это имя оставило мерзкий привкус во рту, когда он произнес его.

— Нет, милый. Но это почти так же плохо.

Кол выронил щетку:

— Расскажи мне.

— Конни увезли от нас — от Эвелины, от Общества, от всего. — Казалось, миссис Клэмворси вот-вот заплачет. Рука ее, держащаяся за край забора, дрожала.