Молчаливый турок выдавил из себя первое за сегодня слово, указывая в сторону, туда, где лежало поваленное ветром дерево:

– Дерево…

Мурад и Ахмад недоуменно переглянулись. К чему сказано? Что хотел этим сказать?

– Ты о чем, Али?

Но тот не стал пояснять, поморщился лишь, отмахнулся и принялся забрасывать хвоей след от колеса. К его редким словам уже привыкли и допытываться подробностей перестали.

Гога посмотрел в ту сторону, куда указывал четвертый, но тоже ничего не понял; ну дерево и дерево, сухое, старое, ветром поваленное, а в чем смысл – поди догадайся. Не став более ломать голову, занялся кустом; намеревался просто выдернуть его и замаскировать следы, ветки обрубать не стоило, слишком заметно, проще полностью удалить. В голове помимо воли возникли красочные представления о том, что будет, когда Гога вернется домой после этого дела, как будет жить, богато и свободно, как его все будут уважать, и как Лейла, такая неприступная и высокомерная Лейла, наконец-то растопит лед в своем сердце и намекнет шепотом, какой калым устроит ее отца. Ну а там… там все будет хорошо, и не нужна никакая Америка, никакие джипы и любовницы. А в Россию, будь прокляты ее ветра, менты и морозы, Гога никогда больше не вернется и детям своим закажет. Ну и что, что Москва? Лишь бы счастье в семье было, а где жить – дело десятое. В конце концов, черная икра и коньяк в соседнем ауле продаются.

Дуло автомата пребольно ударило в затылок. Гога вернулся в реальность, сердито поправил ремень и, озвучив самое изощренное ругательство, потянул куст на себя.

Через несколько часов, когда совсем рассвело, все четверо увидели наконец грузовик. Машина стояла на краю довольно обширной поляны, под деревьями, накрытая сверху маскировочной сеткой. Поляна была вполне пригодная для посадки и взлета, только вот вертолета пока что не наблюдалось. Стало быть, успели, стало быть, не придется топать пешком через огромную страну.

Ахмад, к тому времени тоже изрядно уставший, повеселел и зашвырнул лопату в кусты. Остальные тоже побросали инструменты, предвкушая долгожданный отдых, скорый перекус надоевшими консервами и встречу с остальными членами группы.

– Чего-то не видать никого. – Мурад оглядел окрестности из-под руки. – Странное дело.

– Да спят, поди, чего им еще делать? – Ахмад закурил в очередной раз, скомкал пустую пачку и швырнул ее прочь. – Вес-то у боеголовки нехилый, будь она проклята. Не меньше нашего устали, мы-то так, прогулялись налегке, а им пришлось эту дуру ворочать.

Гога вздохнул. Ничего себе прогулялись, еще одна такая прогулка, и можно на небеса отходить. Потом прикинул и вынужден был согласиться с товарищем; боеголовка его чуть не придавила, когда из шахты тащили, если бы не брат, Гоге отдавило бы ноги. И чего она такая большая, шайтан ее побери, неужели гяуры не могли поменьше металла использовать? Вроде умные, а как посмотришь вблизи…

Все четверо, полностью расслабившись, заспешили к грузовику, уже не думая о скрытности. Даже молчаливый турок что-то насвистывать начал, чего от него можно было услышать крайне редко, еще реже, чем слова.

…Шедший впереди всех Ахмад вдруг дернулся и без звука повалился на землю. Ноги лишь дернулись пару раз, и упавший затих. Следом упал турок, взмахнув руками, словно запнулся. Гога недоуменно посмотрел на упавших и присел на корточки возле Ахмада, перевернув его. Прямо в центре лба он увидел пулевое отверстие. Хотел было вскочить, закричать или убежать, но в следующее мгновение что-то больно ударило в спину, шею ожгло нестерпимым огнем, тело мгновенно налилось свинцовой тяжестью, и Гога рухнул прямо на мертвого Ахмада. Последнее, что увидел, был его старший брат, загребающий руками опавшую хвою и что-то шептавший…

В десятке метров из кустов поднялся человек, обряженный в костюм «леший». Убрал винтовку за спину, подошел к убитым, и, вытащив пистолет с глушителем, сделал контрольные выстрелы в голову всем четверым. После этого достал рацию и сообщил:

– «Гостей» встретил как полагается, четыре грязные тарелки надо убрать в общую стопку.

Спустя несколько минут подошли три человека в камуфляже и масках. Деловито обыскали четыре трупа, забрали оружие и документы, потом прихватили мертвых за ноги и поволокли к грузовику. Притащив к машине, забросили в кузов, к остальным трупам, поправили маскировочную сетку и присели рядом с машиной, ожидая прибытия вертолета. Снайпер принялся докладывать по рации о завершении операции.

Долго ждать не пришлось. Не прошло и десяти минут после доклада, как в небе раздалось стрекотанье. Вертолет показался над деревьями, сделал круг над поляной и мастерски приземлился, словно пилот каждый день такие маневры вытворял. Незнакомцы в масках поднялись и двинулись к вертолету.

Полумрак в помещении кафе, однообразно и приглушенно звучит дежурная мелодия из колонок, скучающий бармен машинально протирает посуду уже, наверное, в десятый раз. Посетителей маловато для субботнего вечера, всего двое, есть от чего скучать, может быть, всему виной дождь, что льет уже целый день, разгоняя праздных гуляк по домам, а может, и цены в этом заведении заставляют направить свои шаги в более дешевые и более многолюдные.

За окнами унылая картина; редкие прохожие под зонтами, потеки воды на стеклах, блеклая зелень городских насаждений, встрепанная порывами ветра, влажная прохладная пелена, искажающая очертания строений, автомобили с включенными фарами и работающими дворниками, действительно в такую погоду не разгуляешься. А иначе никак – климат в этих краях всегда отличается большой влажностью, поздняя весна в Восточной Сибири обильна на дожди, которые могут идти неделями…

Два единственных посетителя кафе, мужчины, сидят за одним столом друг напротив друга и молчаливо пьют чай, изредка бросая взгляды за окно и явно чего-то ожидая.

Один, выраженной азиатской внешности, пьет напиток с удовольствием, а вот второй, русский, выпил бы чего покрепче, но, видимо, эта встреча обязывает к полной трезвости ума или же он хочет выглядеть в глазах другого культурнее. Дескать, чай, только чай, и никакого спиртного.

Оба в годах примерно одинаковых, около пятидесяти, оба одеты респектабельно, но первый выглядит утонченнее, гардероб подобран со вкусом, да и держится как подобает, а вот второй к своему внешнему виду относится несколько иначе; дорогое, чистое да выглаженное, но только лишь. Никакого внимания к тонким деталям совмещения, ворот сорочки распахнут с чисто русской широтой, золотая цепь толщиной в палец выставлена напоказ, в движениях никакой собранности, полная противоположность первому, даже чай пьет иначе. Но тем не менее что-то общее есть у обоих, это не очень бросается в глаза, но все же есть.

У второго зазвонил телефон во внутреннем кармане пиджака. Небрежно достал, приложил к уху, выслушал с каменным выражением лица, которое постепенно смягчилось, даже улыбка появилась, судя по всему, звонок принес ожидаемое.

Он отключил аппарат, убрал его в карман и сообщил сидящему напротив:

– С моей стороны все готово. Обсудим условия?

– Ты меня за этим пригласил? – тот невозмутимо пил чай, выражение лица было задумчивым. – Могли бы и по телефону обсудить.

– Ага, обсудить и ждать в гости полк спецназовцев. Нет, Алик, в таких делах лучше встречаться в подобных заведениях, надежнее. Старый проверенный способ, никаких неожиданностей. В нынешнее время, заметь, даже на улице нормально не поговоришь; любопытные спецы из одного широко известного тебе ведомства прочитают по губам и все испортят. Так что кафе, и только кафе.

– Хорошо, Александр. Кафе. Встретились. Давай обсудим условия.

Русский, довольно богатый промышленник, владеющий несколькими десятками фирм и заводов, имя, естественно, вымышленное, немного подумал, формулируя речь потуманнее; хоть и не на улице, а все же вдруг подслушивают. Потом сделал глоток чая и сообщил:

– То, что ты у меня просил, благополучно взято из одного интересного места, вывезено за пределы того края и сейчас… вернее, через несколько дней начнет движение к Благовещенску. Да, именно так.