— Франек, как только на башне ратуши часы пробьют десять, ты спустишься в склад, откроешь окно и будешь нам передавать книги, — тихо изложил план действия Данько-пират.
— Можно, я с ним пойду? — спросил Шкилет, уязвлённый тем, что его обвинили в трусости.
— Не надо, — сурово сказал Данько-пират. — Без тебя обойдётся, только будешь мешать.
— А где мы спрячем книги до утра? — поинтересовались сразу несколько «пиратов».
— Давайте у меня, — с жаром сказал Мишек. — Мама от нас ушла, а отец явится только поздно ночью. Утром его не добудишься, успеем вынести.
— У Франека в кладовке надо спрятать, — почему-то решил Данько-пират. — Я ему больше всех доверяю. Ясно?
Никто не сомневался в добропорядочности Франека, но сам Франек наотрез отказался прятать ворованное.
Данько стукнул себя ладонью по лбу, сказав, что он идиот, забыл что-то там передать матери и убежал домой. Пробыв там минут десять-пятнадцать, он снова выбежал, даже позабыв надеть на глаз обычную чёрную повязку. При тусклом пучке света, падающем из окна чьей-то квартиры, зеленоватые глаза Данька очень блестели и быстро, беспокойно бегали туда-сюда.
Часы на башне ратуши пробили десять.
— Иди, Франек…
Данько вложил в руку Франека тяжёлый, холодный ключ.
У Франека дрожали от страха руки, когда он в темноте подвала нащупал массивную окованную железом дверь.
Вот и замочная скважина… Франек сунул ключ и не без труда дважды повернул его.
Дверь без скрипа отворилась. Но едва Франек зажёг спичку, как до его напряжённого слуха долетел звук чьих-то чрезвычайно осторожных шагов.
Недоброе предчувствие охватило Франека.
«Нет, это кто-то не из наших… Что делать?.. Спрячусь в складе…» — решил Франек. И сам того не ведая, что именно склад должен был стать ловушкой, откуда Франека мог выпустить только полицейский в присутствии дворника и владельца книжного магазина, он хотел юркнуть в склад.
Спасла Франека непредвиденная случайность: привязанная шпагатом подмётка на сандалии вдруг зацепилась за косяк двери, и Франек грохнулся на пол. Тут-то он и увидел отца Данька-пирата, который с фонарём в руке почти бежал в подвал по каменным ступеням лестницы.
— Попался вор на месте преступления! — громко и грубо крикнул маклер. — Теперь посмотрим, что запоёт твоя матка.
Франека даже в пот бросило от этих слов. Он испуганно вскочил на ноги.
— Сто-о-ой! — приказал маклер.
Франек метнулся вправо, потом влево и вслед за тем с быстротой кошки проскользнул мимо широко растопыренных рук маклера.
— Стой! Стой, холера!
Тяжело дыша, Франек выбежал во двор. Накрапывал дождь. И хотя было темно, он разглядел, что у окон склада никого нет. Поспешно заложив пальцы в рот, Франек издал тихий условный свист.
Никто не ответил.
— Подлые тру́сы… сволочи… покинули меня одного… — с горечью прошептал Франек. Дождевые капли брызгали ему в разгорячённое лицо. Сердце билось так громко, что стук отдавался в голове. Чувствуя, как всё ещё дрожат ноги, Франек побежал домой — будь-что-будет.
Владек сидел за столом и при тусклом свете керосиновой лампы читал книгу, отглатывая из жестяной кружки совсем уже остывший суррогатный кофе, когда открылась дверь, и вбежал, учащённо дыша, младший брат.
— Где ты шляешься так поздно? — вздохнула мать.
Франек молчал. Задыхаясь от спешки и волнения, то и дело отводя с потного лба непокорную прядь волос, он снимал возле дверей сандалии, чтобы мать не заметила оторванной подошвы. Утром Франек починит сандалий, и всё обойдётся без крика и шума.
В комнате привычно пахнет сохнущими пелёнками, рогожей, сыростью, а на душе Франека так непривычно тоскливо, тревожно, страшно… Вот сейчас ворвётся в комнату маклер, и тогда…
— Иди сюда, — закрыв книгу, позвал. Владек.
Франек с виноватым видом приближается к столу, не решаясь поднять глаза на брата.
— В экспедицию «Курьера»[2] ходил? — спрашивает. Владек.
— Тта… — едва открыл рот Франек, как мать перебила:
— У него на всё отговорка готова. — Чем же ты был так занят?
— Ну и ну! — вздыхает мать. Её усталого лица с глубокими складками у рта и грустными глазами Франек не видит.
Что может сказать Франек? День он прожил довольно воинственно: участвовал в двух уличных сражениях с мальчишками, которые пытались поймать Данька и поколотить за его подлости. Бегал на бассейн, но совершенно зря. Кому-то вздумалось оцепить верх забора колючей проволокой, вот и попробуй после этого поглядеть, как в бассейне состязаются в плаваньи панычи… Матери, конечно, Франек сегодня ничем не помог… даже пару вёдер воды не принёс… А тут ещё это…
Ожидая каждую секунду вторжения маклера (а ясно, что тут и без полицейского не обойдётся, и тогда катастрофа неизбежна), Франек после мучительной душевной борьбы чистосердечно признается брату, в какую беду втравил его Данько-пират.
— Склад обворовать! — простонала мать.
Владек только головой покачал, сразу не находя подходящих слов. Потом вдруг заговорил, шагая по комнате.
— Да, плохая компания — что угли. Если не обожжёт, то запачкает…
Остановился, задумался.
— А что если это провокация?.. Если всё подстроено?.. Эх, Франек, Франек, сколько раз я тебя просил, не водись ты с этим Даньком! Н-да… Хорошо, что эта продажная шкура не схватил тебя и не потащил в полицию. А то явились бы сюда, конечно, обыск, подкинули бы пару запрещённых книг, а там — «шпион красных», и на самом законном основании бросили бы меня в Берёзу[3].
Франек оцепенел. Он вдруг отчётливо понял, какой опасности подвергал любимого брата, за которого не задумываясь отдал бы свою жизнь.
Мать хотела Франека побить, «как гадкую собаку», но. Владек не дал.
Тогда она ринулась во двор, чтобы посчитаться с маклером, который роет им яму, и вывести на чистую воду этого негодяя, у которого каждый месяц меняются служанки.
— Не поднимайте шума, мама, — успел удержать её сын. — А то мне придётся уйти насовсем из дому.
— Храни тебя бог. Владек, — испугалась мать. — Сперва я выгоню вон этого разбойника…
Тут она хотела шлёпнуть Франека, но промахнулась — он вовремя отскочил к дверям.
Владек бережно усадил на скамью растревоженную мать, глазами давая понять Франеку, чтобы тот ложился спать.
Франек мигом очутился в кровати рядом с большеглазой Юлькой, которая испуганно выглядывала из-под пёстрого лоскутного одеяла.
— Ну, гляди же, сынок, житья нам нет от этого подлеца, — чуть не плача, жалуется мать.
«Подлеца»? Ясно, это уже относится не к Франеку. Это она про маклера Антонюка, другим именем мать его не величает.
— Владек, сынок, есть и на черта гром! Ты поляк, тебя скорее власти послушают, чем этого хлопа[4], — волнуется пани Андрииха. — Сходи сам в полицию, заяви, нету нам житья… И что он зарится на этот гараж с дырявой крышей? Авто что ли задумал себе купить?
— Хочет у Карла Райха весь дом откупить, — тихо вносит ясность Франек. — Ихний Данько хвалился.
— О, слышишь? Благодарение богу, мы поляки…
— Не за что нам его благодарить, — жёстко оборвал. Владек.
— Храни тебя бог… — испуганно перекрестилась на распятие мать. — Я, сынок, хочу сказать, в полиции всё-таки наши, а поляк поляку зла не причинит из-за какого-то хлопа! Они уже покажут ему своё место. Благодарение богу, не очень-то им волюшку дают у нас в Польше.
— Можно подумать, честным полякам эту волюшку дают у нас в Польше? — вспыхнули злым блеском серые глаза Владека. — Не то вы говорите, мама. Попади я сегодня в дефензиву[5], меня там не украинцы будут пытать, а «наши», как вы называете всех поляков, не делая между ними разницы. Конечно, на собачьих должностях, чтобы вынюхивать и доносить, в дефензиве на тайной службе состоят и вот эдакие оуновцы[6], как маклер Антонюк. Так зачем же, мама, таких выродков с целым народом связывать? Разве Антонюк похож на водопроводчика Миколу Онишака? Или на нашего соседа сапожника Тараса Стебленко?
2
«Курьер львовски» — польская газета.
3
Берёза Картузская — концентрационный лагерь смерти в бывшей панской Польше, куда фашистские пилсудчики ссылали без суда и следствия политических заключённых.
4
Хлоп — так в панской Польше презрительно называли украинцев.
5
Дефензива — политическая полиция.
6
ОУН — организация украинских националистов.