Описывая структуру опыта, Юм подразделяет все восприятия на «впечатления» (impressions) и «идеи», придавая последнему термину иное значение, нежели его предшественники. Данное разделение, которое им, однако, специально не обосновывается, он тем не менее оценивал как самое фундаментальное свое открытие в теории познания. Хотя слово, использованное для обозначения впечатлений, и несет в себе смысловой оттенок непосредственного материального (механического) воздействия, в действительности ничего подобного не предполагается в юмовской теории. Важен сам факт данности этих ярких и живых «атомов» чувственного опыта.

Идеи же — это, по определению, лишь копии впечатлений, уступающие им в степени яркости и живости, они — ментальные содержания различных операций ума. Используя психологический критерий для различения двух видов элементов опыта, сенсуалист Юм не так уж сильно отличается от «континентальных» философов-рационалистов, говоривших об интуитивном усмотрении ясности и отчетливости идей.

Несмотря на то что Юм критикует Локка за включение всех видов восприятий в состав идей, он сам в своей концепции не подчеркивает качественного отличия впечатлений от идей и поэтому совершает характерное для последовательного сенсуализма сближение понятийно-мыслительного уровня познания с чувственными представлениями, которые различаются лишь в степени[3]. Все идеи он, по сложившейся в ту эпоху традиции, делит на простые, т. е. не допускающие расчленения, и сложные (модусы, субстанции и отношения). Простые идеи происходят из конкретных впечатлений и обязательно им соответствуют. Правда, однажды Юм несколько ослабил свою жесткую сенсуалистическую установку, приведя в «Трактате» пример, который показывает, что идеи не абсолютно лишены возможности предшествовать соответствующим им впечатлениям. Речь идет о так называемом парадоксе цвета, из которого следует вывод относительно способности человека вообразить себе простую идею оттенка того или иного цвета, известного ему ранее, хотя этот оттенок он никогда и не воспринимал чувствами (см. 1, 66).

Кстати, Юм был уверен, что его учение об опыте позволяет окончательно разрешить знаменитый спор относительно «врожденных идей». И здесь мы встречаемся с характерной для него аргументацией. Он не занимается, подобно Локку, критикой различных вариантов теории врожденных идей, но оценивает возможное значение самого понятия «врожденное», оставляя в стороне проблему обоснования всеобщности и необходимости положений науки, а также общезначимости принципов морали и религии, одной из попыток решения которой и была данная теория. Юмовский путь решения проблемы — это, по существу, элиминация указанной проблемы путем рассечения ее на отдельные, взаимно не связанные аспекты. Так, например, он полагает, что, если «врожденное» равнозначно «естественному», тогда, конечно, все восприятия следует признать врожденными. Если же «врожденное» — это то, что первично, тогда в соответствии с его концепцией опыта получается, что все впечатления врождены, а идеи не врождены. Когда же под «врожденным» понимают то, что совпадает с временем рождения человека, тогда сам спор сторонников и противников «врожденных идей» теряет смысл, ибо установить, когда начинают мыслить с помощью идей, невозможно (см. 2, 24–25). Читатель, знакомый с англо-американской философией XX в., наверняка обратит внимание на то, что стиль рассуждений Юма удивительно предвосхищает стиль лингвистических аналитиков (Д. Остина, Г. Райла, Д. Уиздома и др.), также обращавших первостепенное внимание на многозначность и специфику употребления философских терминов.

Следуя терминологии, разработанной Локком, Юм делит все впечатления на впечатления ощущения и впечатления рефлексии. Первые возникают от неизвестных нам причин. Особенности появления у человека этого рода впечатлений должны, по его мнению, изучать анатомы, а не философы. В отличие от многих своих современников-философов (Э. Кондильяк, Д. Дидро, Дж. Беркли, А. Смит и др.) Юм не осуществил специального исследования роли отдельных чувств, его мало интересовал вопрос о том, какие из чувств несут наибольшую и достоверную информацию о мире. Его сенсуализм, таким образом, лишен какого-либо развернутого психофизиологического обоснования. Стихия Юма — концептуальный анализ ментальных процессов.

Что же касается впечатлений рефлексии, то они возникают в результате действия на ум некоторых идей ощущений (то есть копий впечатлений ощущения), например идей удовольствия и страдания. Так появляются рефлексивные впечатления «желания», «отвращения», «надежды», «страха» и прочие, имеющие, следовательно, производный характер.

Впечатления сохраняются и перерабатываются в уме в идеи с помощью способностей памяти и воображения. Для памяти, в частности, важно сохранить сам порядок последовательности идей. А вот воображение свободно перемещает идеи. «Из этих впечатлений или идей памяти, — замечает шотландский философ, — мы образуем своего рода систему, охватывающую все то, что мы помним как воспринятое либо внутренним восприятием, либо внешними чувствами, и каждую частность этой системы наряду с наличными впечатлениями называем обычно реальностью» (1, 163). Итак, система взаимосвязанных элементов опыта субъекта и выступает у Юма реальностью, подлежащей изучению в его философии, использующей для этого оригинальный вариант метода самонаблюдения. Свою задачу он видит в детальном описании психологического механизма такой связи восприятий.

Ассоциативность психических процессов. Юм отмечает, что «человеческой природе» изначально присуще одно важное свойство, или принцип. Им оказывается принцип ассоциации. При этом сущность данного принципа, по признанию шотландского философа, совершенно непознаваема, а наличие какого-либо физиологического механизма, обусловливающего возникновение ассоциаций, крайне проблематично. Тем не менее никто из предшественников Юма (включая Локка) так широко не использовал принцип ассоциации в сугубо философских целях.

Его классификация включает три типа ассоциации идей. Во-первых, это ассоциация по сходству. Так, портрет отсутствующего друга способен оживить нашу идею о нем благодаря имеющемуся сходству. Но данная ассоциация, указывает Юм, часто (особенно когда какое-нибудь качество становится общим большому числу объектов) приводит к ошибкам. Во-вторых, это ассоциация по смежности в пространстве и во времени. Когда, например, находишься всего в нескольких милях от своего дома, мысли о близких значительно живее, нежели в случае удаления от дома на большое расстояние.

И наконец, наиболее широко встречающаяся ассоциация — это ассоциация по причинности. Можно было бы говорить еще и о «контрастном» отношении между идеями, но это, замечает Юм, будет не самостоятельным типом ассоциации, а лишь комбинацией первого и третьего типов, поскольку из идей двух противоположных объектов одна является причиной уничтожения другой, а уничтожение идеи объекта предполагает идею его существования, основанную на сходстве с самим собой (то есть фактически самотождественность объекта) (см. 2, 27).

Эту типологию ассоциаций вопреки мнению Юма трудно признать совершенной и единственно возможной[4]. Судя по нескольким примерам, приводимым им, первый и второй типы ассоциаций не столь уж и различаются. В то же время, как показывает дальнейший юмовский анализ ассоциации по причинности, последняя сама включает в себя отношения смежности.

Подобно некоторым другим британским философам XVIII в., Юм сравнивает и сближает принципы своей «моральной философии» (и прежде всего принцип ассоциации) с ньютоновским законом гравитации. При этом для шотландского философа характерно подчеркивание непознаваемости причин действия как принципов «человеческой природы», так и естественного притяжения в телесном мире. Вообще аналогия с механическими закономерностями как таковыми должна была, по его замыслу, поднять значимость описываемых им закономерностей «духовного мира» до эталонного уровня ньютоновского естествознания. Но это была именно аналогия, а не физиологическое обоснование психологического ассоцианизма, как у Гартли, также опиравшегося на Ньютона.