На местном уровне главную роль играло мелкопоместное дворянство, занимавшее должности мировых судей. Они были наделены правительственными полномочиями на местах начиная с XIV в., и сохраняли свое значение при любом центральном правительстве. Поддержание закона и порядка находилось в руках мировых судей, от которых при королях Ганноверской династии также во многом зависело распределение поземельного налога на местах. Особенно влиятельным было местное дворянство в Уэльсе, поскольку, по сравнению с Англией и Шотландией, пэры здесь не занимали столь выдающегося положения, в том числе и из-за их немногочисленности. В Шотландии мировые судьи имели более ограниченное влияние. В шотландские суды шерифа, до 1747 г. являвшиеся наследственными, назначалось все больше профессиональных юристов. Окраинные Оркнейские и Шетландские острова управлялись графом Мортоном и лэрдами (дворянами), которые стремились захватить собственность удаллеров (свободных землевладельцев) и превратить их в арендаторов.

Аристократическая и дворянская система власти скреплялась личными связями и отношениями покровительства, наглядно отраженными в обильных указаниях на этот счет в частной переписке ведущих политиков, например, Томаса Пелема, герцога Ньюкасла, государственного секретаря (1724-1754 гг.) и первого лорда Казначейства (1754-1756; 1757-1762 гг.). Кроме этого «функционального» сходства между Британией и континентом, существовала также «идеологическая» близость в форме общей веры в господство права, которому должно подчиняться и само правительство. Конституционные механизмы, благодаря которым должна была осуществляться диктатура закона, отличались в разных странах, но объединяло их общее противостояние деспотизму.

Правление королевы Анны (1702-1714 гг.) было ознаменовано расцветом англиканского триумфализма и возведением множества прекрасных церквей, таких как шедевр Николаса Хоксмура в восточном Лондоне.

Таким образом, общераспространенный миф о британской уникальности, занимавший столь важное место в идеологии вигов (к 1770-м гг. большинство политиков считали себя вигами), нуждается в оговорках и на самом деле ставился под сомнение британскими же критиками, которые с полным основанием утверждали, что виги отказались от своих радикальных идей, присущих им в конце XVII в., и отрицали, что британская система отличалась от систем, существующих на континенте, или что, во всяком случае, она отличалась от них в лучшую сторону. Особое внимание уделялось тем способам, включая коррупцию, которые якобы использовала «исполнительная» власть или центральное правительство, чтобы лишить свободы Парламент. В действительности, скорее, можно отметить воссоздание стабильной системы управления посредством установления общественного согласия, в котором на передний план выдвигались патронаж и стремление избежать радикальных реформ, облегчавшееся практикой, снижавшей шансы непредсказуемых перемен. Поэтому, несмотря на существование эффективного и постоянного Парламента, следует признать, что вигам, занимавшим ведущие правительственные должности, удалось создать стабильное государство, которое, как утверждали их противники, чрезвычайно напоминало как сильные континентальные монархии, так и идеал, к которому стремились в свое время Стюарты. Подобные сравнения, звучавшие в эпоху господства вигов (1714-1760 гг.), также проводились в 1760-е и в начале 1770-х гг., когда Георг III (1760-1820) вышел из-под опеки вигов, занимавших главенствующее положение при Георге I и Георге II, и, по-видимому, возымел намерение укрепить монархию. Современники находили параллели в поддержанной короной «революции» Мопу во Франции (1771 г.) и в перевороте, совершенном Густавом III в Швеции (1772 г.), которые были прежде всего направлены на то, чтобы подчинить «промежуточные институты» королевской власти.

Роскошные здания того периода являлись отчасти свидетельством благосостояния, уверенности в будущем дне, сельскохозяйственного развития и укрепившейся политической и, до некоторой степени, социальной стабильности после Реставрации Карла II. Строительная активность возродилась после этого события и особенно оживилась в XVIII в., когда начали возводить дома, подобные особняку сэра Роберта Уолпола. Сэр Джон Ванбру (1664-1726 гг.), мастер английского барокко, создал в Бленхейме, замке Говард и Ситон-Делавал шедевры, подобные прекрасным дворцам на континенте. Шотландец Роберт Адам (1728-1792 гг.) перестроил или перепланировал множество замечательных зданий, включая Калзеан, Кенвуд, Лютон-Ху, Меллерстейн-Хаус и Сайон-Хаус, а его манера была пронизана классическими темами и аллюзиями.

Процветало декоративное садоводство, неразрывно связанное с состоятельными землевладельцами и завоевавшее значительное влияние за рубежом. Архитектор Уильям Кент (1684-1748 гг.) обустраивал и украшал парки, чтобы создать подобающее обрамление для зданий. Ланселот Браун (1716-1783 гг.) отказался от строгих рамок, составлявших характерную черту континентального садоводства, изобретая формы, казавшиеся естественными, но тем не менее тщательно продуманные для произведения максимального эффекта. Его ландшафты, в которых сочетались узкие вытянутые озера, невысокие холмы и разбросанные группы деревьев, не столь подчеркивали покорение природы человеком и вскоре вошли в моду, поскольку ограниченное число заказчиков и их интерес к новым художественным веяниям позволяли новшествам быстро распространяться, а состоятельность людей этого круга обеспечивала модным течениям воплощение в жизнь. Идеи Брауна в дальнейшем развивал Гемфри Рептон (1752-1818 гг.) в соответствии с понятием «живописности», которое подчеркивало индивидуальный характер каждого ландшафта и требовало сохранить эту индивидуальность, внося лишь улучшения, чтобы устранить изъяны и препятствия и открыть вид. Возросшее стремление к обособленности и уединению ярко проявилось в имениях с искусственным ландшафтом, отражая все увеличивающийся отрыв аристократии от сельского общества.

Ко времени Георга III вопрос о престолонаследии уже не стоял; обсуждались лишь допустимые пределы королевской власти. Однако в начале XVIII в. положение было совершенно иным. Главная политическая угроза власти протестантов и вигов до середины столетия, на взгляд современников, исходила от якобитов и Франции. Притязания на английский престол в 1701 г. унаследовал от своего отца Якова II Яков III, «ребенок из грелки», и, хотя попытка последнего с помощью французов вторгнуться в Шотландию провалилась (1708 г.), его права на корону ставили под сомнение правомочность Ганноверской династии. Вильгельму III (1689-1702 гг.), умершему бездетным, наследовала его свояченница Анна (1702-1714 гг.), у которой было много детей, но все они умирали, не достигнув совершеннолетия. По Акту о престолонаследии (1701 г.) после нее корона должна была перейти к немецкому роду курфюрстов Ганноверских, потомков дочери Якова I Елизаветы. Акт о Безопасности, принятый Шотландским парламентом, вступил в прямое противоречие с решением Английского парламента о передаче короны Ганноверской династии, и это привело к унии и распространении Акта о престолонаследии на Шотландию по факту объединения королевств. Неожиданно мирное восшествие на престол Георга I в 1714 г. вызвало у Якова сильнейшее разочарование, но последствия этого события отчасти сыграли ему на руку, поскольку горячая поддержка, которую Георг оказывал вигам, отдалила тори, которым благоволила в 1710-1714 гг. королева Анна, и способствовала возрождению якобитства. Тори были отстранены практически от всех главных должностей в правительстве, в вооруженных силах, в судебной системе и в церкви; уменьшилась также их роль в местном управлении.

В 1715 г. якобиты собирались поднять три восстания. Яков III должен был, по примеру Вильгельма III, высадиться на юго-западном побережье Англии, где готовился самый крупный мятеж, а затем двинуться на Лондон; другие восстания должны были вспыхнуть в Хайленде и пограничных графствах. Восстание на юго-западе было пресечено в зародыше благодаря быстрым и умелым действиям правительства, во время получившего нужную информацию, и нерешительности якобитов. Тем не менее 6 сентября Джон Эрскин, граф Map, поднял знамя Стюартов в Бремаре. Восставшие, значительно превосходившие в численности правительственную армию герцога Аргайла, взяли Перт. Однако колебания мятежников заставили их потерять столь необходимый темп. Мару следовало как можно быстрее атаковать Аргайла, чтобы, овладев Шотландией, оказать помощь мятежникам в пограничных и североанглийских графствах. Вместо этого граф Map двинулся на Эдинбург только в ноябре. 13 ноября он вступил в сражение с Аргайлом при Шериффмуре, к северу от Стерлинга. Не имея сведений о диспозиции противника, оба военачальника выстроили свои войска так, что их правый фланг частично перекрывал вражеский левый фланг. Левые фланги были разгромлены с обеих сторон, но Мару не удалось использовать свое численное преимущество. В бою, закончившемся неопределенным исходом, на самом деле верх одержал Аргайл, поскольку Мару как воздух нужна была полная победа, чтобы сохранить армию и помочь якобитам в пограничных графствах.