Когда-то имевшие первостепенное значение для чувства общности, порядка, иерархии, с 1950-х гг. церкви стали все чаще объявляться ненужными или сноситься. Например, в Уизернских приходах в Линкольншире в Средние века насчитывалось 13 приходских церквей, 11 в 1900 г., и только 5 в 1993 г. Пустые церкви символизируют переход от села к городу. Этот процесс подстегивался транспортной политикой и сопровождался также закрытием сельских школ, магазинов, пабов и почтовых отделений. К 2001 г. в 30 процентах приходов не было магазинов, а доля сельского хозяйства в экономике страны упала до одного процента. Теперь во многих деревнях жили горожане, ездящие по утрам на работу в город и питающие ностальгию по идеализированному образу деревни, но, с другой стороны, вызывающие сдвиг в самой природе сельской жизни и стирающие всякие границы между сельским и городским обществом. В 1981-1991 гг. число людей, живущих за городом и работающих в городе, увеличилось в Лондоне на 7 процентов, в Бирмингеме на 18 процентов, а в Манчестере на 29 процентов.

Опустевшие церкви также отражают все больший скептический настрой и светский характер общества. Последнее касается также представителей других вероисповеданий — иудеев, мусульман и сикхов, хотя ислам активизировался благодаря иммиграции. Секуляризм принимает множество форм. Например, религиозная оппозиция, также как и общественное предубеждение, задерживали введение кремации, которое поддерживали некоторые доктора и нонконформисты, противники захоронений в земле. Первый крематорий был открыт в Уокинге в 1885 г., но долгое время к кремации прибегало незначительное меньшинство. В Манчестере, где первая кремация состоялась в 1892 г., она стала пользоваться популярностью только с 1940-х гг. Ныне в Британии это обычное дело. Законы о борьбе с шумом теперь применяются властями некоторых мест по отношению к церквям по заявлениям людей, не желающих слышать колокольный звон.

Еще одно направление изменений в национальных традициях относится к диете. С 1960-х гг. в ней стало появляться все больше новых ингредиентов и блюд под влиянием иностранной кухни. В ресторанах главное место заняли китайская, индийская и итальянская кухни. Супермаркеты стали торговать иностранными продуктами: в 1990-х гг. люди стали покупать все больше хлеба континентальной выпечки. Расширился и спектр фруктов: ныне в супермаркетах можно свободно купить авокадо, киви и манго, практически неизвестные британцам в 1960-х гг. Возросшее потребление полуфабрикатов для быстрого приготовления в микроволновке создало большой рынок новых блюд. Заметно укрепились позиции вина и иностранных брендов пива; этот процесс также отчасти отражал изменения в технологии изготовления и розничной торговле, в частности, растущие продажи баночного пива и развитие продажи алкоголя в сетях супермаркетов. На счет супермаркетов следует также относить упадок, наступивший в независимой мелкорозничной торговле. Главные улицы приобрели одинаковый вид, а торговые точки попадали во все большую зависимость от ограниченного числа поставщиков.

Тем не менее сохранялись значительные региональные отличия. Самыми процветающими являются самые быстроразвивающиеся области: в Англии в 1977-1989 гг. это были Лондон и большая часть южной Англии. Напротив, низкий уровень экономического развития и валового внутреннего продукта на душу населения отмечался в Кливленде, Мерсисайде и южном Йоркшире. Воздействие проводимой консерваторами в 1980-х и 1990-х гг. политики монетаризма, ослабления государственного регулирования, приватизации и отказа от задачи всеобщей занятости обострили экономические различия между регионами. К этому же приводила растущая региональная специализация, при которой управление, исследовательские цели и задачи развития все дальше отрывались от производственных задач: первые все больше сосредотачивались в юго-восточной Англии. Спад 1990-1993 гг. нанес непропорционально тяжелый удар по южным и восточным областям страны, но экономический рост после кризиса пошел там гораздо более быстрыми темпами. В 1994 г. средняя еженедельная зарплата составляла 419,40 фунта на юго-востоке, 327,80 фунта на севере и только 319,20 фунта в Северной Ирландии. Так как потребительские расходы и кредиты достигали больших объемов, региональные различия в доходах работали напрямую на местную экономику. Такое же положение сохранялось и при последующем экономическом росте конца 1990-х и начала 2000-х гг., когда по темпам роста Британия опережала континентальную Европу. Роль Лондона и юго-восточных областей в экономике возрастала по мере того, как Лондон приобретал мировое значение в области финансовых и деловых услуг и повышал свой статус в этой сфере в 1990-х и 2000-х гг.

До 1970-х гг. существовал обширный рынок труда для квалифицированной и полуквалифицированной рабочей силы, а также значительный спрос на чернорабочих, но впоследствии деиндустриализация ограничила круг возможностей для неквалифицированных рабочих. 10 процентов людей, занимавшихся ручным трудом, получали в 1991 г. только 64 процента среднего дохода. Таким образом, заметно углубилось расслоение в рабочей среде по квалификации, а это, в свою очередь, влекло за собой серьезные последствия для регионов. Разница в возможностях также оказывает воздействие на миграцию, заставляя людей переселяться с севера в южные области, хотя этот процесс замедляется неповоротливой политикой властей в отношении муниципального жилья и ограниченностью низкобюджетного частного сектора. Деиндустриализация продолжается: в 1994 г. закрылась последняя британская спичечная фабрика, после того как ее приобрела шведская компания, а к началу 2002 г. открытыми оставались только 13 угольных шахт. Экономика испытывает трудности также из-за плохой транспортной инфраструктуры.

Несмотря на усилия, направленные на снижение государственных расходов в 1980-х гг., за период 1975-1995 г. они сократились лишь очень незначительно в пропорции к валовому внутреннему продукту и стоят на гораздо более высоком уровне, чем в Британии начала XX века и в США. Тем не менее государственные финансы находятся в более выгодном положении, чем в континентальной Европе, по большей части благодаря здравой монетарной политике.

Социально-экономические перемены породили ощущение незащищенности у многих людей, стремившихся к стабильности и комфорту. Подобные защитные механизмы нелегко преодолеть, учитывая воздействие глобальных экономических и финансовых изменений и уязвимость социума к экономическим спадам. Впрочем, имеются и положительные социально-экономические сдвиги, связанные с тем, что рабочая сила приобрела большую гибкость и оказалась готовой к возможной смене сферы занятости, так что реформы Тэтчер, направленные на снижение роли государства в экономике, привели к процветанию в годы правления Тони Блэра, а рынок труда, благоприятствующий бизнесу, и тем самым инвестициям, не имеет равных в Западной Европе.

Социальная иерархия всегда отличалась большей неустойчивостью, чем могло показаться на первый взгляд; она расшатывалась и осложнялась социальной мобильностью (как вверх, так и вниз по социальной лестнице), браками и проблемами классификации. За последние десять лет она приобрела еще более текучий вид, не в последнюю очередь благодаря тому, что общество, все больше структурировавшееся вокруг ликвидного имущества, было вынуждено подстраиваться под его нестабильность. Сложно говорить о социальных и экономических классах в пост-корпоралистской, пост-индустриальной (в том смысле, что промышленность играет все более маргинальную роль в экономике) Британии. Термин «средний класс» столь туманен и широк, что не имеет особой смысловой нагрузки, но, как ни парадоксально, все еще многое значит для людей. В британском обществе существует устойчивое структурное неравенство, но отсутствуют традиционные «маркеры» классовой принадлежности: от норм поведения до институциональных форм. Похоже, что класс больше не определяет общественную и индивидуальную жизнь так, как раньше, или, возможно, принял иную форму выражения. Кроме того, что в Британии сохраняются различные местные культуры, культурное многообразие продолжает расти. Начинает преобладать сложная культурная идентичность. Термин «британец» может прилагаться ко множеству национальностей: можно быть британцем и пакистанцем, ганцем или греком точно так же, как англичанином. К 2001 г. в Британии проживало 2 миллиона мусульман. Обсуждения проблемы расизма касаются вопроса об «институциональном» расизме, но стремятся представить несуществующую единую «черную общину» и ввести сомнительное понятие «белого человека». Напротив, мультикультурная Британия становится ареной для множества конфликтов и союзов, в которых взаимодействуют место, этническая принадлежность, религия, класс и другие факторы (например, криминальные сообщества ямайских «ярди» против религиозных карибцев). Это ярко проявилось во время волнений в Бредфорде и Олдхэме в 2001 г.