176 В. И. ЛЕНИН
с средствами его содержания» (II, 267). Сохранение мелкой собственности во что бы то ни стало — вот лозунг Сисмонди — хотя бы даже ценой понижения жизненного уровня и извращения человеческой природы! И Сисмонди, поговоривши, с видом государственного человека, о том, когда «желателен» рост населения, посвящает особую главу нападкам на религию за то, что она не осуждала «неблагоразумных» браков. Раз только затронут его идеал — мелкий буржуа, Сисмонди является более мальтузианцем, чем сам Мальтус. «Дети, рождающиеся лишь для нищеты, — поучает Сисмонди религию, — рождаются также только для порока... Невежество в вопросах социального строя заставило их (представителей религии) вычеркнуть целомудрие из числа добродетелей, свойственных браку, и было одной из тех постоянно действующих причин, которые разрушают соответствие, естественно устанавливающееся между населением и его средствами существования» (II, 294). «Религиозная мораль должна учить людей, что, возобновив семью, они не менее обязаны жить целомудренно со своими женами, чем холостяки с женщинами, им не принадлежащими» (II, 298). II Сисмонди, претендующий вообще не только на звание теоретика-экономиста, но и на звание мудрого администратора, тут же подсчитывает, что для «возобновления семьи» требуется «в общем и среднем три рождения», и дает совет правительству «не обманывать людей надеждой на независимое положение, позволяющее заводить семью, когда это обманчивое учреждение (cet établissement illusoire) оставит их на произвол страданий, нищеты и смертности» (II, 299). «Когда социальная организация не отделяла класса трудящегося от класса, владеющего какой-нибудь собственностью, одного общественного мнения было достаточно для предотвращения бича (le fléau) нищенства. Для земледельца — продажа наследия его отцов, для ремесленника — растрата его маленького капитала всегда заключают в себе нечто постыдное... Но в современном строе Европы... люди, осужденные не иметь никогда никакой собственности, не могут чувствовать никакого стыда
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОМАНТИЗМА 177
перед обращением к нищенству» (II, 306—307). Трудно рельефнее выразить тупость и черствость мелкого собственника! Из теоретика Сисмонди превращается здесь в практического советчика, проповедующего ту мораль, которой, как известно, с таким успехом следует французский крестьянин. Это не только Мальтус, но вдобавок Мальтус, выкроенный нарочито по мерке мелкого буржуа. Читая эти главы Сисмонди, невольно
вспоминаешь страстно-гневные выходки Прудона, доказывавшего, что мальтузианство
* есть проповедь супружеской практики... некоторого противоестественного порока .
IX МАШИНЫ В КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМ ОБЩЕСТВЕ
В связи с вопросом об избыточном населении стоит вопрос о значении машинвообще.
Эфруси усердно толкует о «блестящих замечаниях» Сисмонди насчет машин, о том, что «считать его противником технических усовершенствований несправедливо» (№ 7, с. 155), что «Сисмонди не был врагом машин и изобретений» (с. 156). «Сисмонди неоднократно подчеркивал ту мысль, что не машины и изобретения сами по себе вредны для рабочего класса, а они делаются таковыми лишь благодаря условиям современного хозяйства, при котором возрастание производительности труда не ведет ни к увеличению потребления рабочего класса, ни к сокращению рабочего времени» (с. 155).
Все эти указания вполне справедливы. И опять-таки такаяоценка Сисмонди замечательно рельефно показывает, как народник абсолютно не сумел понять романтика,понять свойственную романтизму точку зренияна капитализм и ее радикальное отличие от точки зрения научной теории. Народник и не мог этого понять, потому что народничество само не пошло дальше
См. приложение к русскому переводу «Опыта о народонаселении» Мальтуса. (Перевод Бибикова, СПБ. 1868.) Отрывок из сочинения Прудона «О справедливости».
178 В. И. ЛЕНИН
романтизма. Но если указания Сисмонди на противоречивый характер капиталистического употребления машин были крупным прогрессом в 1820-х годах, то в настоящее время ограничиваться подобной примитивной критикой и не понимать ее мелкобуржуазной ограниченности уже совершенно непростительно.
В этом отношении(т. е. в вопросе о различии учения Сисмонди от новейшей теории) Эфруси твердо остается при своем. Он не умеет даже поставить вопроса. Указавши, что Сисмонди видел противоречие, он этим и удовлетворяется, как будто бы история не показывала самые разнородные приемы и способы критиковать противоречия капитализма. Говоря, что Сисмонди считал вредными машины не сами по себе, а вследствие их действия при данном социальном строе, Эфруси и не замечает, какая примитивная, поверхностно-сентиментальная точка зрения сказывается уже в одном этом рассуждении. Сисмонди действительно рассуждал: вредны машины или не вредны? и «решал» вопрос сентенцией: машины полезны лишь тогда, когда производство сообразуется с потреблением (ср. цитаты в «Р. Б.» № 7, с. 156). После всего изложенного выше нам нет надобности доказывать здесь, что подобное «решение» есть не что иное, как подстановка мелкобуржуазной утопии на место научного анализа капитализма. Сисмонди нельзя винить в том, что он не произвел такого анализа. Исторические заслуги судятся не по тому, чего не далиисторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали новогосравнительно с своими предшественниками. Но мы судим здесь уже не о Сисмонди и не о его примитивной, сентиментальной точке зрения, а об экономисте «Р. Б—ва», который до сих пор не понимает отличия такой точки зрения от новейшей. Он не понимает , что для характеристики этого отличия следовало поставить вопрос не о том, был ли Сисмонди
А мы видели уже неоднократно, что Эфруси везде старался проводить это сравнение Сисмонди с современной теорией.
В изданиях 1898 и 1908 гг. текст: «отличия такой точки зрения от новейшей. Он не понимает» — отсутствует. Ред.
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОМАНТИЗМА 179
врагом машин или нет, а о том, понимал ли Сисмонди значение машин в капиталистическом строе? понимал ли он роль машин в этом строе,как фактора прогресса?И тогда экономист «Р. Б—ва» мог бы заметить, что с своей мелкобуржуазной, утопическойточки зрения Сисмонди и не мог поставитьтакого вопроса и что в постановке и разрешении его и состоит отличие новой теории. Тогда Эфруси мог бы понять, что, заменяя вопрос об исторической роли машин в данном капиталистическом обществе — вопросом об условиях «выгодности» и «пользы» машин вообще, Сисмонди, естественно, приходил к учению об «опасности» капитализма и капиталистического употребления машин, взывал о необходимости «задержать», «умерить», «регламентировать» рост капитализма и становился в силу этого реакционером.Непонимание исторической роли машин, как фактора прогресса, и составляет одну из причин, по которой новейшая теория признала учение Сисмонди реакционным.
Мы не будем здесь, разумеется, излагать новейшее учение (т. е. учение Маркса) о машинном производстве. Отсылаем читателя хоть к вышеназванному исследованию Н. Зибера, гл. X: «Машины и крупная промышленность» и особенно глава XI: «Разбор теории машинного производства» . Отметим только в самых кратких чертах ее суть. Она сводится к двум пунктам: во-1-х, к историческому анализу, установившему место машинного производства в ряду других стадий развития капитализма и отношение машинной индустрии к этим предшествующим стадиям (капиталистической простой кооперации и капиталистической мануфактуре); во-2-х, к анализу роли машин в капиталистическом хозяйстве и особенно к анализу того преобразования всех условий жизни населения, которое производит машинная индустрия. По первому пункту теория установила, что