Месье Парис предлагал мне то один вариант, то другой, время между тем текло, а я все никак не соглашался. Потом однажды куртье пригласил меня в Париж в свой «офис». Скорее всего, это помещение не было офисом Жан-Кристофа, но, видимо, он желал, чтобы у меня пропали сомнения насчет его солидности.
К тому же мой новый знакомый позвал туда еще «несколько партнеров», чтобы найти решение моей задачи «вместе».
Как и у других агентов или офицеров французской «конторы», у Жан-Кристофа в 2010 году не было никаких следов в Интернете. Вы не нашли бы ни его фотографии, ни его участия в социальных сетях, ни даже его имени в списках выпускников какой-нибудь школы или университета.
Это теперь, в 2013 году, когда французские спецслужбы «взялись за ум», они озаботились хотя бы «витриной», подобием аккаунтов в «Фейсбуке» и так далее. А тогда у профессиональных оборотней в Сети ничего не было. Никаких следов. Само собой, сие забавно и в наше время выглядит дико, но факт остается фактом: французские спецслужбы зачем-то стирали всё подчистую, уже одним этим фактом ставя своих агентов под подозрение.
Однажды я с нескрываемым интересом наблюдал, как личная информация, касающаяся моего знакомого, которого только что завербовали, вдруг начала исчезать буквально на глазах.
Не понимаю, как они надеялись при таком раскладе сохранить в тайне причастность того или иного подозрительного типа к «конторе»? Достаточно было просто погуглить его имя, и если выяснялось, что взрослый, весьма влиятельный и импозантный человек просто-напросто не существует в Сети, это, как минимум, вызывало подозрения.
А в сочетании с другими характерными признаками установить агента, тем более плохо подготовленного с профессиональной точки зрения и болтливого, — и вовсе раз плюнуть. Правда, для этого нужно избавиться от наивной уверенности, что шпионы бывают только в кино.
Но вернемся к теме. Я приехал в Париж и в одном из старинных зданий в центре города нашел офис месье Париса, переделанный из квартиры. Там меня ждали пара других французов с унылыми лицами, коренастый представитель люксембургской компании с некрасивым, широким и рваным шрамом на шее и лице и сам Жан-Кристоф за столом в кожаном кресле.
Мизансцена мне показалась не особо располагающей, тем более что все присутствующие курили. Не одновременно, конечно, но все мужчины были курящими. Это само по себе настораживало.
В мире финансов я как-то не встречал курящих людей, особенно группами. Курить уже не модно, а одновременно и в тесном офисе — это вообще нонсенс. Собравшиеся люди не были теми, за кого себя выдавали. Я чувствовал это интуитивно, и моя уверенность крепла.
Французы, представленные мне как специалисты по отношениям с банками, чтобы расположить меня к себе, говорили о гольфе. Все присутствующие, как ни странно, уже откуда-то знали, что я чемпион «Эвиана-2009» (я действительно выиграл турнир Про-Ам в составе команды из четырех человек).
Беседа шла по кругу, и я не понимал, зачем я вообще сюда приехал? Ничего нового не говорилось. И вдруг, примерно минут через тридцать после начала встречи, пришла Катрин.
Это была стройная, безупречно сложенная женщина возрастом чуть за сорок, с большими голубыми глазами и гривой пепельных волос. Высокие скулы делали ее немного похожей на славянку. Она села в кресло недалеко от меня. Я старался не коситься на нее. Помню только, что она была одета со вкусом — простое элегантное платье и дорогая большая сумка.
Потом, когда она появилась у нас в офисе, мои сотрудники перешептывались, что я привел с собой «Карлу Бруни». На самом деле Катрин раздражает сравнение с Карлитой, ибо она считает себя более красивой. Ну, в чем-то она, пожалуй, права.
Когда она пришла, все подтянулись и сосредоточились. Жан-Кристоф представил ее как своего партнера Катрин Виржинго. Похоже, его «партнером» она стала совсем недавно, потому что, отдавая мне свою визитку, спросила у Жан-Кристофа: «Какой у нас мейл?» Жан-Кристоф суетливо принялся его диктовать, но вскоре кинулся написать.
Потом мы продолжили разговор, прерванный ее вторжением.
Я знаю, что у французских мужчин всегда повышенный градус либидо. Поэтому, когда столь нетипичная для Франции красавица появляется в обществе, кокетничать или строить ей глазки — последнее дело. Будешь где-то в конце длинной очереди, все это заметят, а твой рейтинг снизится.
У таких женщин не бывает недостатка ни в комплиментах, ни в ухажерах, так что я постарался поскорее забыть о ней, от греха, будто ее здесь и не было.
И вдруг, когда человек со шрамом открыл рот, чтобы сказать в очередной раз, почему мне выгодно отдать свою собственность и деньги его компании, Катрин прервала его, и он сразу замолчал и впился в нее взглядом.
У нее оказался немного неприятный голос — видимо, прокуренный, — и часть ее шарма испарилась. Хотя со временем я привык, а потом заметил, что по тембру он похож на голос Патрисии Каас.
Она говорила, приветливо улыбаясь мне и смотря прямо в глаза.
Катрин сказала: «Хватит мурыжить парня. Он просто попал в неприятные обстоятельства и вовсе не принадлежит к тому слою, в котором вы его рассматриваете. Что ему эти несколько миллионов? Это только толчок, трамплин, следует рассматривать наше сотрудничество гораздо шире. Надо помочь ему подняться на тот уровень общества и влияния, который соответствует его возможностям и интеллекту. И тогда вы со смехом будете вспоминать, с каких сумм мы тут начинали».
Вот так и сказала, а потом замолчала, улыбаясь.
Я был ошарашен. Ангел сошел на грешную французскую землю, и, оказывается, не все здесь потеряно. Но самое удивительное, что все присутствующие согласно закивали головами и стали на все лады повторять: «Да, да, так и сделаем».
На этом «совещание» закончилось. Я, честно говоря, был в ступоре, поэтому попрощался и ушел, разумеется не пытаясь подкатить к Катрин или завязать с ней беседу.
Потом, недели и месяцы спустя, мы еще пару раз пересекались с ней, как бы случайно.
Я помню наш первый совместный ужин: она приехала на выставку МИПИМ в Каннах 16 марта 2010 года. Люксембуржцы плюс Жан-Кристоф участвовали в этом мероприятии и по сему случаю пригласили меня на «их» яхту, пришвартованную в порту Канн.
Так обычно делается в Каннах. Дворец фестивалей, известный прежде всего знаменитым кинофестивалем, расположен совсем рядом с портом. Он также используется для проведения других больших мероприятий, например для выставки МИПИМ. Поэтому некоторые компании снимают яхты, стоящие прямо в порту, и устраивают на палубах приемы и коктейли.
Я пришел по приглашению, и там была Катрин.
В этот раз я чувствовал себя обязанным позвать Жан-Кристофа и ее на ужин: все-таки мы приступили к совместному делу — недавно открыли мою компанию в Женеве. Причем Жан-Кристоф уже сполна получил от меня свой гонорар. И вроде дело с кредитом тоже было на мази. Хотя я, надо сказать, не надеялся, что месье Парис и Катрин примут мое приглашение. Обычно на выставках куртье гоняются за новыми клиентами, а со старыми можно поужинать и в другое время.
Сначала именно так и произошло. Я пригласил Жан-Кристофа, а он отказался — сослался на встречу в Ницце. Катрин в это время кого-то охмуряла на верхней палубе и была занята.
Я уехал, но, уже подъезжая к дому, все-таки перезвонил ей из машины, чтобы поблагодарить за приглашение на яхту, и сказал, что сожалею, поскольку они с Жан-Кристофом не могут поужинать со мной. Катрин тут же прямо и без всякого кокетства сказала: «Я могу поужинать с вами. С удовольствием. А Жан-Кристоф пусть делает что хочет».
Ну, раз такое дело, я немедленно перезвонил в хороший ресторан недалеко от ее отеля и договорился об ужине. Потом перезвонил Жан-Кристофу, чтобы он не подумал, будто я за его спиной устраиваю какие-то шашни. Как ни странно, Жан-Кристоф тут же поменял свои планы и выразил самую горячую заинтересованность в ужине с нами.
Вот так мы посидели втроем, и это был первый раз, когда мы с Катрин оказались за общим столом.