«Посолонь» — пожалуй, единственная книга Ремизова, которая была столь единодушно восторженно воспринята как критикой, так и ближайшим окружением писателя. 8 января 1907 года Вяч. Иванов писал Ремизову: «Мы очень счастливы иметь, наконец, в руках Вашу дивную „Посолонь“ и сердечно благодарим Вас. Для меня же „Посолонь“ — одна из светлых страниц жизни, такое значение придаю я Вам и Вашей книге, и такую цену имеет в моих глазах то отношение Ваше ко мне, которое напечатлелось на этой книге» (Переписка В.И. Иванова и А. М. Ремизова / Вступит, статья, прим. и подгот. писем А. Ремизова — А. М. Грачевой; Подгот. писем Вяч. Иванова — О. А. Кузнецовой // Вячеслав Иванов. Материалы и исследования. М., 1996. С. 91). Действительно, в известной степени «Посолонь» была декларацией эстетических и дружеских привязанностей писателя, отразившихся в посвящении отдельных текстов конкретным лицам, а книги в целом (в первой редакции) — Вяч. Иванову. Общую тональность откликов на «Посолонь» выразил Лев Шестов, писавший Ремизову в январе 1907 года: «От людей слышал, что ты сказки пишешь, но читать их не приходилось. Сейчас — уже книжку всю прочел, почти не отрываясь, как получил от почталиона. От души поздравляю тебя! Чуде<с>но! Настоящий артист. <…> Язык прямо поразительный. <…> первые сказки прямо бесподобны. Такое чувство природы — в каждом слове слышится и чувствуется. Позавидовал я, грешным делом, тебе и твоим занятиям» (Переписка Л. И. Шестова с А. М. Ремизовым / Публ. и прим. И. Ф. Даниловой и А. А. Данилевского // Русская литература. 1992. № 3 С. 175). В своем разборе ремизовской книги Андрей Белый задал ряд тем, к которым неизменно возвращались последующие рецензенты. Прежде всего он оценил «Посолонь» как проявление новой тенденции в литературе, стремящейся «найти в глубочайших переживаниях современных индивидуалистов связь с мифотворчеством народа» (Белый А. [Рец.] Алексей Ремизов. Посолонь. Издание журнала «Золотое Руно». Москва. 1907 год // Критическое обозрение. 1907. № 1. С. 35). Особое внимание было обращено на мастерство Ремизова-стилиста: «Каждая его миниатюра производит впечатление драгоценного камушка. Камушек искрится, переливается светом — любо-весело! Но чем больше вглядываешься в этот камушек, тем больше любуешься филигранной работой, начинаешь ценить подбор фраз, упиваешься их музыкой, восхищаешься словами. Неологизмы тонко перемешаны с хорошими, забытыми русскими словами. Нет той неуклюжести в построении слов, которая претит нам даже у В. Иванова. Все у Ремизова легко, прозрачно, весело» (Там же С. 36) С. Городецкий пародирует этот отклик Белого, что, впрочем, не отражается на общей положительной оценке «Посолони»: «<…> кирпич, который он несет, хороший, настоящий, не то, что у „несомненных“ поэтов и поэтесс <…>. Кирпич Ремизова это его язык. <…> Она тем и сильна, что ее образы естественны, не на прокат взяты, а сами пришли» (Городецкий С. Алексей Ремизов. «Посолонь». 1907. Изд. журнала «Золотое Руно» // Перевал. 1907. № 4. С. 61–62)

Наиболее развернутый отзыв на книгу принадлежит М. Волошину. Здесь также звучат определения, примененные к «Посолони» Белым: «„Посолонь“ — книга народных мифов и детских сказок. Главная драгоценность ее — это ее язык. Старинный ларец из резной кости, наполненный драгоценными камнями Сокровища слов, собранных с глубокой любовью поэтом-коллекционером» (Волошин М. Лики творчества. Алексей Ремизов «Посолонь» Изд. «Золотого Руна». 1907 г. // Русь. 1907. 5 апр С. 3). В этой рецензии «Посолонь» рассматривается как мировоззренческая альтернатива ранним произведениям Ремизова, книга, открывшая новые грани его творчества: «После старых реальных романов Ремизова, этих невыразимо мучительных издевательств над человеческой душой в „Пруде“, „Часах“, „Серебряных ложках“, сказочная книга „Посолонь“ со всеми ее чудовищами кажется отрадным отдохновением» (Там же). Кроме того, подчеркивается, что вся книга ориентируется на народное мифологическое сознание: «Для того, чтобы понять и оценить сказочную фауну „Посолони“, необходимо дойти до истока каждого из мифов, собранных там. Надо познать первобытную реальность каждого из ее персонажей» (Там же). Рецензия Волошина стала первым развернутым литературным портретом Ремизова и определила последующую тенденцию воспринимать его как писателя, назначение которого «быть сказочником-сказителем» (Там же).

К началу 1910-х годов «Посолонь» была дополнена рядом новых сказок и включена в шестой том собрания сочинений Ремизова. В письме от 21–22 октября 1910 года он сообщал В. Я. Брюсову: «<…> Шиповники взялись выпустить в год (1911-12) 6 томов. И приходится не переделывать, а редактировать старое и корректировать <…>» (Брюсов В. Я. Переписка с А. М. Ремизовым (1902–1912) / Вступит, статья и коммент. А. В. Лаврова; Публ. С. С. Гречишкина, А. В. Лаврова и И. П. Якир // Лит. наследство. 1994. Т. 98. Кн. 2. С. 209). В шестой том* первая редакция «Посолони» (1907) вошла в переработанном виде. Ее четыре раздела сохранили здесь свои названия и композиционное построение, но были дополнены рядом новых текстов Так, если раздел «Весна-красна» в точности повторяет издание 1907 года, то в «Лето красное» вместо новеллы «Чур» введена новая сказка «Кикимора», раздел «Осень темная» расширен этюдом «Плача» и сказкой «Разрешение пут», так же как раздел «Зима лютая» пополнился сразу двумя — «Морщинка» и «Пальцы». Сказки второй редакции «Посолони» публиковались до включения в состав шестого тома в различных повременных изданиях. Сказка «Морщинка» в 1907 году вышла отдельной книгой в издательстве «Шиповник» с иллюстрациями М. Добужинского. В 1908 году в газете «Свободная мысль» (№ 52) был помещен следующий анонс: «А. Ремизов уезжает на лето в Соловки. Наряду с изучением Беломорской старины писатель займется подготовкой к печати новой книги „К Морю-Океану“, которая явится продолжением „Посолони“. Книга выйдет осенью и будет заключать в себе сказки и мифы, для взрослых и детей». А в 1909 году в петербургском «Альманахе 17» под общим заглавием «Из книги „К Морю-Океану“» были помещены три сказки — «Пчелы» (другое название «Божья пчелка»), «Ремез — первая пташка» и «Проливной дождь».

Однако замысел в целом был осуществлен лишь в рамках собрания сочинений. Здесь к первой части («Посолонь») присоединен новый цикл «К Морю-Океану», состоящий из двух разделов: «Мышиными норами» и «Змеиными тропами». Особенностью этого цикла является отличный от «посолонного» принцип композиционного построения, при котором тексты объединяются сквозной сюжетной линией сказочного путешествия и постоянными героями (Котофей Котофеич, Алалей и Лейла). Такое жанровое направление было заложено уже в двух последних сказках «Посолони» (1907) — «Зайчик Иваныч» и «Котофей Котофеич», где появляется мотив волшебного приключения. Обособленность этих текстов в составе «Посолони» 1907 года была сразу же отмечена Л. И. Шестовым, который писал Ремизову: «Две последние, большие немножко беднее: зато для детей хороши» (Переписка Л. И. Шестова с А. М. Ремизовым. С. 175). Присутствие этих сказок именно в первой части шестого тома Сочинений («Котофей Котофеич» под названием «Зайка») имело для Ремизова принципиальное значение, так как они выполняли функцию «текстов-связок» с циклом «К Морю-Океану». Сама идея «Посолони» обрела во второй редакции совершенно новый смысл. Если в первой редакции основной акцент был сделан на «календарном» характере книги, то с присоединением «К Морю-Океану» выявилась новая смысловая доминанта, ранее уже присутствовавшая в тексте в качестве важного, но несколько «затушеванного» структурного элемента. В издании 1907 года основное повествование обрамлялось стихотворным посвящением Наташе «Засни, моя деточка милая!» и «Колыбельной песней». Таким образом, «посолонные» сказочки как бы рассказывались здесь засыпающему ребенку «на сон», как это принято в народной, да и не только в народной, бытовой традиции С появлением второй части стало очевидно, что действие «Посолони» постепенно перемещается в пространство сна; и именно в Зазеркалье сна совершается чудесное путешествие к Морю-Океану, жанровым эквивалентом которого служит уже не обряд, игра, считалка или песенка, а волшебная сказка.