— Из-за косметики часто попадаешь в неловкое положение, так как она всегда что-то скрывает, — продолжал Артур. — Иногда я просыпаюсь рядом с женщиной, которая ночью успевала выйти и смыть весь грим, и с удивлением обнаруживаю совершенно незнакомое лицо. Ощущение такое, что...

— Прекратите! — перебила его Шейла и встала.

— Вы о чем? — недоуменно спросил Артур.

— Я не желаю ничего слышать о ваших любовных похождениях!

— О! Это почему же? — спросил он, скрывая улыбку.

— Не хочу и все тут! — отрезала она.

Потому что я знаю, что ты способен на все! Что ты бесчестный человек, который без угрызений совести может присвоить себе идеи старой женщины! — хотелось крикнуть ей. Но Шейла прекрасно понимала, что дело вовсе не в этом, а в ревности, которая больно пронзила ее сердце: ведь только что они плавали вдвоем, забыв обо всем на свете!

Боже, Шейла! — беспомощно думала она. До чего ты так дойдешь?

— Мне пора, — безразличным тоном бросила девушка, но что-то во взгляде Артура остановило ее.

— Плавание с вами можно приравнять часу занятий в гимнастическом зале, — заметил он. — Не сделать ли утренние встречи в бассейне традицией? Мы так хорошо поговорили... А теперь вы уходите, чтобы приготовить что-нибудь вкусное на завтрак. Знаете, Шейла, мужчина может быстро привыкнуть ко всему этому.

Как и любая женщина, и в частности я, подумала Шейла и не без ехидства ответила:

— Похоже, вам нужна жена, Артур.

Наступило неловкое молчание. Шейла готова была провалиться сквозь землю от мысли, что ее слова могут быть истолкованы превратно.

— Мне пора готовить завтрак. — Ей хотелось поскорее улизнуть.

Но Артуру, казалось, совершенно некуда торопиться.

— Вы всегда хотели стать поваром? — с искренним любопытством спросил он, не догадываясь, что затронул больную тему.

Она моментально ощетинилась, поскольку уже устала от пренебрежения, а иногда и плохо скрываемого презрения, с каким многие относились к ее профессии.

— Вы хотите сказать, что это не бог весть какое интересное занятие?

— Боже упаси! Я совсем не имел это в виду.

— Зато большинство людей думает именно так.

— Но только не вы, надо полагать?

— Я считаю свою профессию искусством.

— Искусством? — Артур был удивлен.

— Да, именно искусством. Искусством приготовления пищи, которую хочется съесть.

— Колдовать над пирогом или сандвичем только для того, чтобы они тут же исчезли без следа? — насмешливо спросил Артур.

— Так в этом же и заключается уникальность моей профессии! — не уступала Шейла. — От вкусного обеда или ужина остается радость и приятная память. Это как весенние цветы... Они вызывают восхищение не только потому, что красивы, но и потому, что у них короткая жизнь. Вот и каждое кулинарное произведение... О боже, — спохватилась девушка, — кажется, меня опять занесло.

Но Артур смотрел на нее с интересом.

— Сколько страсти! — восхитился он и высказал неожиданное предположение: — Если вы с таким энтузиазмом относитесь к приготовлению блюд, то, я уверен, сможете справиться и с задачей правильного подбора их для специальных сцен в кинофильмах.

— А что это такое? — заинтересовалась Шейла.

— Вспомните, как много сцен в фильмах связано с едой, — пояснил Артур. — Интимный ужин на двоих, день рождения ребенка, свадьба... А теперь представьте себе, как сильно отличается, скажем, средневековый пир от какой-нибудь трапезы в семье, допустим, английского фермера. Теперь понимаете, о чем я говорю?

— Немного.

— Почитайте специальную литературу, — предложил он. — Может быть, когда-нибудь вы задумаетесь о том, чтобы изменить профиль своей работы.

Шейла представила на короткий миг, как могла бы работать с Грином над фильмами, однако тут же постаралась прогнать от себя эту фантазию: пора отправляться на кухню.

Но как же не хочется расставаться с Артуром сейчас, когда он пребывает в таком чудесном настроении! Между тем он с увлечением продолжал:

— Вы занимались чем-нибудь до того, как стали изучать кулинарию?

Она покачала головой, удивляясь, что его интересует ее прошлое.

— Нет. Пансион, куда меня отправили родители, готовил будущих леди. Поэтому нас всячески поощряли совершенствоваться в приготовлении пищи, в искусстве аранжировки цветов, вышивании, а также в умении себя держать, правда...

Шейла умолкла. С какой стати она должна ему все это рассказывать?

— Правда — что?

— О, ничего.

Но он словно не заметил ее смущения.

— Так что же стало для вас камнем преткновения? Умение держать себя?

— Видите ли, в этой школе училась и моя мать, которая слыла первой ученицей. Она обладала всеми качествами, которые там высоко ценились, — грацией, элегантностью, красотой. А я...

Шейла остановилась, разозлившись на себя за то, что невольно заговорила о своих недостатках. Но, к ее удивлению, Артур и не думал смеяться над ней. Прищурившись, он как бы разглядывал ее глазами беспристрастного критика.

— У вас необычайно красивые волосы, — заметил он. — Почему вы так редко носите их распущенными?

— Потому что с ними ничего нельзя сделать.

Шейла не смогла придумать ничего более оригинального, так как была слишком занята в этот момент тем, чтобы удержаться и не расплыться в улыбке от удовольствия.

И опять повисло неловкое молчание.

— А что у нас сегодня на завтрак? — наконец спросил Артур.

Это моментально вернуло Шейлу к действительности.

— Кедгери. Вы любите кедгери?

— Обожаю, хотя это блюдо мне доводилось есть только в ресторанах.

Шейла вспомнила, как в доме ее родителей каждое воскресенье готовили кедгери — восхитительную смесь из рыбы, риса и яиц.

— И никогда дома? — поразилась она. — Разве ваша мама ни разу не делала его для вас?

Глаза Артура на мгновение стали печальными, и он с горечью ответил:

— У моей мамы не было времени, чтобы готовить.

Шейла, вспомнив, что он уже говорил ей, как трудно приходилось его матери, извинилась за свою бестактность.

— Встретимся за завтраком, — сухо бросил Артур и зашагал прочь от бассейна, оставив Шейлу наедине с ее сумбурными мыслями и чувствами.

7

К удивлению девушки, Артур стал все чаще заглядывать на кухню. У него вошло в привычку пить чай по вечерам вместе с Тони, а однажды он пришел задолго до появления мальчика. Усевшись за кухонный стол, принялся что-то записывать в толстый черный блокнот, с которым никогда не расставался.

Шейла приготовила боссу чашку чая. Артур наградил ее пристальным взглядом.

— Что-нибудь не так? — забеспокоилась Шейла.

— Нет. Просто я подумал о том, как все-таки уютно сидеть на кухне, наполненной такими вкусными запахами.

Шейла могла поклясться, что в его голосе сквозит легкая грусть.

— Понимаю, что вы имеете в виду. В некоторых домах кухня — любимое место семьи. Здесь собираются за столом и отдыхают сердцем.

— Да. Что-то вроде этого, — согласился Артур и снова принялся писать.

Шейла молча вернулась к своей работе. Она никак не ожидала, что можно будет вот так свободно разговаривать с Артуром, доверять ему что-то из своего прошлого, рассказывать о доме.

Что касается Тони, так он готов был боготворить Артура. Известный кинопродюсер не позволял себе снисходительно разговаривать с ребенком, беседовал с Тони, как мужчина с мужчиной, без заигрывания и сюсюканья. И мальчик, не знавший отца, обожал нового знакомого.

Эльза Хильфе, у которой работала мать Тони, в цепи многочисленных запретов допустила лишь одну «вольность» — разрешила мальчику держать в доме котенка. Котенок был единственным другом Тони, росшего изолированно от сверстников в принадлежащей миссис Хильфе крепости, случайно ставшей его «домом». Теперь у Тони появился настоящий друг — Артур. С ним можно было делиться любыми, самыми сокровенными, мыслями.

Как-то, сидя на кухне, мальчик рассказывал Шейле и Артуру о своей хозяйке.