– Бывает, – согласилась я.

– А что было дальше? – спросил Саша, слушавший наш разговор с каким-то напряженным вниманием. – Вы знаете, что стало с ним потом?

– Не было «потом», – ответила хозяйка дома. Допила виски и поставила стопку на стол. – Я его больше не видела. Кто-то в театре говорил, что Волик и из Саратова уехал. Только куда? Понятия не имею. Он как Колобок: и от бабушки ушел, и от дедушки ушел… Вечный странник в поисках вечного фимиама. А Зина недавно умерла. Кажется, у нее был рак желудка.

– Понятно, – ответил Саша. Взялся за подлокотники кресла, собираясь встать, но его остановил вопрос, заданный хозяйкой:

– А что стало с его сыном?

– Я думаю, что его убили, – ответил Саша коротко.

Екатерина Михайловна молча перекрестилась.

– Говорят, что грехи отцов ложатся на детей до седьмого колена, – сказала она. – Мне это всегда казалось ужасно несправедливым. При чем тут дети?

– Наверное, при том, что отцы должны вести себя прилично, – ответила Саша. – Хотя бы для того, чтобы дети не страдали.

– Возможно, – согласилась Екатерина Михайловна. – Но все равно это жестоко.

Саша поднялся с кресла. Следом встала я.

– Спасибо вам огромное, – сказал он.

Хозяйка, не поднимаясь с кресла, протянула ему руку. Рука была все еще красивая. На пальце только одно кольцо, но какое! Я не знаток драгоценных камней, но, по-моему, это редчайший черный сапфир фантастической величины.

Даже страшно предположить, сколько он может стоить. Дороже, чем весь мой бриллиантовый гарнитур.

Саша почтительно поцеловал протянутую ему руку.

– Простите меня, я не пойду вас провожать, – сказала хозяйка дома. – Прикройте дверь поплотнее, пожалуйста.

Она бросила на меня еще один короткий любопытный взгляд и спросила:

– Вы любите музыку?

– Настолько, что закончила консерваторию, – ответила я честно.

Хозяйка задумчиво кивнула головой.

– Всего доброго, – сказала я.

Екатерина Михайловна молча улыбнулась. Подняла руку, подперла подбородок кулачком правой руки. Так и застыла, глядя нам вслед. Черный сапфир, украшающий указательный палец, переливался холодным расплавленным светом.

Мы прошли через анфиладу огромных комнат, добрались до прихожей. Оделись, вышли из квартиры и аккуратно притворили за собой дверь.

Щелкнул английский замок, дверь закрылась.

– У меня такое ощущение, словно я побывал в другом времени, – сказал Саша. И тихо добавил:

– Потрясающая женщина.

– Да, – согласилась я совершенно искренне. Но думала совсем о другом.

О «доппельгангере».

– Смотри, как интересно, – поделился со мной Саша по дороге домой. – Этот Волик был перекати-полем.

– При чем тут Волик? – спросила я вяло. Истории, связанные с Воликом, казались мне несущественными и к делу не относящимися.

– Не понимаешь? – удивился Саша. – У него было множество жен! И были дети от этих жен!

– Ценное замечание, – съязвила я.

– По-моему, тоже, – не обиделся Саша. – Мы точно знаем, что от московской жены у него был сын. Тот самый Дима. И еще нам известно, что у него была сводная сестра в Саратове.

– Сестра могла быть от любой другой женщины, – возразила я. – Не факт, что это была дочь Волика от саратовской жены.

– Но проверить это нужно обязательно, – сказал Саша.

– Не вижу смыла.

– А я вижу, – упрямо ответил он.

– И как ты это собираешься делать? – спросила я после минутной паузы. Поедешь в город Саратов?

– Сначала наведу справки через компетентные органы, – ответил Саша рассудительно. – Чего зря мотаться? Может, ты права, и сестра у Димы Авдеева живет совсем в другом городе.

– Может, мы ее даже не найдем, – подсказала я.

– Может быть и такое, – согласился Саша. – Волик мог оставить ребенка где угодно.

Он хитро посмотрел на меня и добавил:

– Но мне почему-то кажется, что мы найдем его дочь в Саратове. Точнее, не ее саму, а ее следы.

– Почему не ее саму? – не поняла я.

– Я думаю, она оттуда недавно уехала.

– Куда?

– В Москву, разумеется! – ответил Саша, поднимая брови.

– Зачем ей это нужно? – снова не поняла я.

– Вот найдем ее и спросим, – ответил Саша уклончиво.

Я повернулась к нему всем телом и спросила:

– Ты думаешь, что это я, да? Его сводная сестра? Дочь Волика от саратовской жены?

Саша остановил машину на обочине. Выключил зажигание. Машина вздохнула и впала в транс.

Саша тоже развернулся ко мне. Уставился мне прямо в лицо неприятными зелеными глазами и тихо сказал:

– Разве я ошибаюсь?

Мне стало смешно.

– Господи! И ты устроил весь этот цирк для того, чтобы привести меня ко мне же? Тоже мне, Алан Паркер!

– Кто это? – спросил Саша. Его явно озадачила моя независимая реакция.

– Это американский режиссер, – объяснила я. – У него есть фильм, называется «Сердце ангела». В нем Сатана поручает частному сыщику найти человека, по фамилии Ангел. И, в конце концов, выясняется, что это тот самый частный сыщик и есть. В общем, весь фильм он ищет самого себя.

– Амнезия? – спросил Саша, напирая на это слово.

Я сделала вид, что не поняла намека.

– Вроде того.

– А что? Похоже! – сказал он, обдумав услышанное.

– Ничего похожего! – ответила я сердито. – Потому что я не дочь Волика. И фамилия моего отца Беркович, а не Авдеев! Тебе паспорт показать?

– Не надо, – ответил Саша. – Я его уже видел.

Мы помолчали одну долгую томительную минуту.

– Ты мне не веришь? – спросила я.

Он вежливо улыбнулся.

– Ясно, – сказала я. – Не веришь.

Саша виновато развел руками.

– Ты только время даром потеряешь, – предупредила я.

– Ничего, времени у меня много.

– Как хочешь, – смирилась я. – Я тебя предупредила.

Демонстративно отвернулась и уставилась в окно. Саша помолчал еще немного, со вздохом протянул руку и повернул ключ зажигания.

Машина встрепенулась и вышла из транса.

Он еще мгновенье помедлил, разглядывая меня сбоку. Но я молчала, и Саша неохотно тронул джип с места.

Так же молча мы доехали до поселка и разошлись по домам.

После обеда я отправилась заниматься с Генриэттой. Честно говоря, настроение у меня было преотвратное, и занималась я с ребенком из рук вон плохо. Если бы я так занималась с детьми на педпрактике в училище, то получила бы хорошую трепку от своей преподавательницы.

Татьяна Георгиевна, гордость нашего училища, была педагогом от бога. Ее выпускники поступают в лучшие консерватории страны, а некоторые еще в училище становятся лауреатами и дипломантами разных конкурсов. В том числе международных.

Недавно, например, Катя Матюхина стала лауреатом конкурса Шопена в Варшаве.

Занимается со своими учениками Татьяна Георгиевна строго, но справедливо. О смешном академическом часе в сорок пять минут она даже не вспоминает. Урок не может продолжаться час, два, а то и три. За это время в классе собирается человек пять студентов, ожидающих своей очереди, и Татьяна Георгиевна отправляет всех по свободным классам: разыгрываться.

Разыгрываться можно очень долго: часа два. Потом, когда до тебя доходит очередь, еще два часа продолжается урок. И наконец, добравшись до дома, нужно каким-то образом выкроить пять часов для домашних занятий.

Посчитали?

Такая вот арифметика.

Я обычно завершала список учеников. Иногда мой урок по специальности начинался в девять вечера, иногда в десять. В полночь мы заканчивали и вместе с Татьяной Георгиевной брели на остановку, в надежде на последний троллейбус. А утром, часиков в восемь, Татьяна Георгиевна снова была на работе.

– Меня скоро муж из дома выгонит, – говорила она нам иногда с тяжелым вздохом. – И будет прав.

Но муж проявлял редкое понимание и жену из дома не выгонял.

Ругалась Татьяна Георгиевна редко, но страшно. Слез не выносила и язвительно говорила зареванной ученице: