Что бы он представлял из себя, если б на дворе школы не существовало двух гуманных и Чистоплотных собак?

Каждый раз, как кончается операция деления мяса на порции, — эти две собаки подходят к нему и чисто-начисто вылизывают его языками.

Делают они это, конечно, из корыстных побуждений — есть хотят, — но в данном случае только их корысть и гарантирует учениц школы от того, что на этом обрубке ещё не завелись черви и не перешли, в виде добавочного приварка, в пищу учениц.

Вот какие казусы возможны в жизни.

Да живут же эти собаки дольше, раз их существование полезно для будущих просветительниц нашего народа!

Всё изложенное выше может быть объяснено индиферентизмом школьного начальства, но чем объяснить распоряжение об отобрании от учениц школьной формы при выходе их из школы?

Наступили каникулы. Хорошо тем девушкам, у которых есть родные, могущие снабдить их необходимой одеждой, но те, у кого нет таковых родных?

Что остаётся для них?

Или оставаться на каникулы в тошнотворных стенах школы, вместо того чтоб дышать вакационное время чистым воздухом той деревни, которой со временем они отдадут всё своё время и силы, или же…

Или же отправляться в родную деревню в костюме Евы.

Люди формализма, копеечные экономисты, вам следует вдуматься — действительно ли экономите вы, сохраняя копейки?

Не подрываете ли вы в глазах учениц значение школы, не темните ли вы её задачи и не опошляете ли взгляд на будущее этих девиц, отданных под вашу опеку?

Дело, на которое жалеют грошей, может не показаться важным и необходимым — говорим более — святым делом.

И если порой среди сельской учащей массы встречаются антипатичные люди, относящиеся к своему труду только как к необходимости, как к источнику заработка, если порой честный и нужный работник просвещения меняет свой великий труд на чечевичную похлёбку более лёгкого заработка, — не вас ли нужно обвинить в этом печальном явлении?

Не вы ли это не умели внушить сеятелям знания уважение и любовь к их задаче, не вы ли не сумели показать, как важен, необходим и велик труд народного учителя?

Не на вашей ли обязанности лежит поставить дело воспитания и обучения будущих учительниц и учителей так, чтобы каждая деталь дела свидетельствовала о великом культурно- историческом значении той будущности, которая ждёт ваших учениц?

Пытаетесь ли вы возбудить в них уважение к себе и верный взгляд на их деятельность?

Облегчаете ли вы им начало их трудной жизни, полной лишений, отказа от самих себя и душевных надрывов?

Как и чем вы сглаживаете, скрашиваете первые шаги их трудного пути?

Понимаете ли вы, что они войдут в жизнь, как жертва в пасть Молоха, и что Молох пожрёт громадное большинство их раньше, чем они познают какую-либо радость бытия?

Д.А.ЛИНЕВ (ДАЛИН).

«НЕ СКАЗКИ»

Издание 2-е. Петербург, 1895 г., издание Ф.С. Хесина

Уже один тот факт, что первое издание этой книги разошлось в течение двух с половиной месяцев в количестве 2200 экземпляров, — ясно свидетельствует о её достоинствах. Представляя из себя ряд маленьких фельетонных набросков, немногословных, но всегда нервных и горячих, изложенных языком, может быть, несколько манерным, но всегда ясным и простым, — эти картинки русской жизни то полны глубокой печали, то пропитаны горькой иронией, всегда будят ум, всегда трогают сердце и о многом заставляют глубоко подумать, многое пожалеть, многое вспомнить. Конечно, в полуторастах строк не исследуешь описываемое явление всесторонне, но можно указать его существо и наметить ряд причин, вызвавших его к жизни. Господину Далину всегда почти удаётся это, он обладает редкой особенностью для фельетониста — у него есть тонкое гражданское чутьё, позволяющее ему сразу открывать в глухих зарослях нашей тьмы и невежества разнообразную дичь, и он умеет бить её верно и метко. Ещё раз, книга Далина — хорошая книга, и если она не доставит читателю эстетического наслаждения, то заставит его стать ближе к жизни и серьёзно подумать о ней.

Года два-три тому назад в «Северном вестнике», — журнале, где теперь засел и во всю мочь свищет малюсенький Соловей-разбойник господин Волынский, — была помещена статья В.Соловьёва — «Гроза с востока»

Это была хорошая статья, хотя в ней не было ровно ничего приятного для нас.

В ней очень доказательно говорилось о том, что со степей Гоби на Россию летит песок и понемножку сокращает у нас количество пахотной земли.

Что он ложится широкой полосой и на волжские степи и в землях Войска Донского и проникает даже до Киевской губернии. И что если мы своевременно не обратимся к лесным заграждениям, так нас, пожалуй, и совсем засыплет.

Статья возбудила толки и вызвала возражения.

Толки и возражения целиком свелись к мудрым русским изречениям:

— Улита-то вдет, когда-то что будет!

И:

— Бог не выдаст, — свинья не съест.

Затем мы позабыли о «Грозе с востока».

Недавно мы сообщили о песчаных заносах в Новоузенском уезде, где засыпано 6035 десятин 1276 сажен, и о том, что новоузенское уездное земское собрание хочет просить министерство земледелия рассадить по песчаным заносам деревья…

Видите? Два-три года тому назад мы хотели заградить деревьями движение к нам песка — ныне уже просим рассадить их на песке.

Пришёл песок-то, значит. Присыпался — и уже мешает жить.

А мы всё ещё собираемся воевать с ним.

И мне думается, что, пока мы действительно соберёмся, засыплет нас песком, совсем, и с ушами засыплет.

И на том месте, где некогда жила-была страна, зовомая Россия, будет необозримая песчаная равнинища — жёлтая, пустынная, знойная.

И будут по ней рыскать степные волки, тощие, с поджатыми хвостами и ликом схожие с самарскими горчишниками.

Вот вам маленький образец легкомысленных рассуждений по поводу одного из премудрых вопросов…

…Вечерами, когда, изнывая от тоски, я сижу в моей комнате и из всех щелей этой комнаты на меня смотрят тёмные глаза одиночества и меланхоличные тени летней ночи собираются за окнами и безмолвно заглядывают в стёкла их, — невольно в душу мне закрадываются мысли на тему: «Не добро человеку быть едину» — и, минорно настроенный, я ухожу в Струковский сад.

Там, по большой скотопрогонной аллее и по аллее, смежной с ней, густой и медленной волной течёт самарская жизнь; клубы пыли вьются над ней, слышен запах цветов, тихий шелест листвы, что-то шепчущей закопчённому самарянами небу, слышен смех, слышен говор, и господин Мраз старательно производит большой музыкальный шум, исполняя творения европейских композиторов на зулусский лад.

Там я, холостой человек, Иегудиил Хламида, будущая жертва пенатов [1], сажусь в укромный уголок и из него рассматриваю прекрасных самарянок и прислушиваюсь к музыке речей их, и я смотрю на них с восхищением вплоть до той поры, пока не вспомню, что, быть может, скоро уж одна из них наречёт меня своим мужем, — и тогда предчувствие сей опасности охлаждает пыл моего восхищения.

Я смотрю на них, — а они дефилируют мимо меня все в бантиках, кантиках и прочих сантиментиках, в аромате духов и в пыли и щебечут, как те грациозные серые птички, которых в деревнях несправедливо и немузыкально именуют «трясогузками».

Я смотрю на них и распределяю их на две основные категории: барышни полненькие и барышни худенькие; я знаю, что полненькие барышни — пустенькие, а худенькие — полны бактериями нервных и иных болезней, полны истерических капризов, и хотя всё это пока ещё в потенции, но я знаю, всё это будет актуально через неделю после свадьбы.

Я смотрю на них и думаю: «Вот существа, большинство которых со временем превратится в женщин и матерей, войдёт в активную жизнь и будет воспитывать из детей своих мужей, твёрдых духом, и граждан — благородных, бескорыстных слуг отечеству».