Соколова (спокойно, холодно). Я не прошу, а предлагаю вам исправить вашу ошибку…

Иван (озадачен её тоном). Да-с… конечно! То есть… Ну, да это всё равно! Но — почему ошибка? Странно! Чем вы докажете, что я ошибаюсь?

Соколова. Я не буду доказывать.

Иван. Вы и не можете!

Соколова (строго). Значит, вы утверждаете, что именно мой сын стрелял?

Иван (волнуясь). У него заметная фигура…

Соколова. Вы видели его однажды только — это было на другой день после покушения, у жандармов. Вы отрицаете это?

Иван (с пафосом). Сударыня! Не оскорбляйте старика, подозревая его…

Соколова. Я спрашиваю: вы утверждаете, что стрелял тот юноша, которого вам показали жандармы?

Иван (бодрясь). Уверен ли? Но если я узнал его…

Соколова. У вас нет мужества сознаться в своей ошибке?

Иван (возбуждая себя, кричит). Вы не имеете права говорить со мной в этом тоне, милостивая государыня. Ваш сын революционер, у него нашли…

Соколова. Вы не отвечаете на вопрос — мой сын стрелял или нет?

Иван (продолжая кричать). Оставьте меня в покое! Мне дела нет до вашего сына, я тоже имею детей!.. Я повторяю: ваш сын — революционер!

Соколова (идя). Это не оправдывает вас.

Иван (следуя за нею). Позвольте! Что вы хотите делать? Что вы сказали?

Соколова (за дверью). Я сказала: это не оправдывает вас!

Иван (остановясь, негромко). Перед кем? (Стоит, дёргает себя за усы, тупо глядя в дверь. Входит Софья, за нею Яков, его ведёт под руку Пётр; потом вбегает Вера и являются на шум Александр с Надеждой.)

Софья. Она уже ушла?

Иван (устало). Это какой-то дьявол! Она меня замучила!

Софья. Ты отказал ей?

Иван (мягко). Послушай, Соня…

Софья (сильно). Ты обещал признать свою ошибку, ты обещал мне это, Иван!

Иван (успокаиваясь). Да… подожди! Я не могу теперь… моё положение изменилось…

Софья (в ужасе). Это принесёт нам несчастье! Это принесёт горе нам!..

Пётр (поражённый). Папа, что ты говоришь? Папа, разве можно так!

Иван. Пошёл прочь! Яков, ты спокойный и разумный человек…

Вера. Петька, успокойся…

Иван (брату). Помоги мне успокоить её, объяснить ей…

Яков (слабым голосом). Иван, нужно воротить женщину!

Софья. Петя, иди! Беги — зови её…

Иван (с отчаянием). Что вы делаете? Вы губите меня!

Яков. Нет… мы… ты подумай…

Софья. Ради детей, Иван, ради твоей старости!.. Бога ради! Нужно сознаться — иначе это погубит нас…

Иван (мечется). Я окончательно разбит, меня замучили! Надежда, что мне делать? Саша, говори! Скажи им…

Надежда (берёт отца за руку). Спокойнее, папа!

(С другой стороны к нему подходит Вера, она ничего не понимает, смотрит на всех поочерёдно испуганными глазами, вертится.)

Александр. Послушайте, мама…

Яков. Иван, тут не о чем говорить…

Александр. Вы не знаете положения дела…

Надежда (Александру). Короче говори, а то она придёт, эта…

Софья (с тоской). Надя…

Александр. Отцу обещано место исправника; если он заявит, что ошибся с этим выстрелом, место может ускользнуть от него. Нужно избежать дурного впечатления и потому…

Яков (брезгливо). Довольно! Ты говоришь скверно…

Александр (обиженно). Тише, дядя, тише…

Надежда (солидно). Он говорит в интересах семьи!

Вера (растерянно). Мама, кто придёт? Кого ждут?

Софья. Молчи…

Иван. Саша, но если я не удовлетворю эту даму, Яков тогда откажет…

Александр (смущённо). Эх… я позабыл об этом! Вот чертовщина!

Надежда (горячо). Я дам денег! Муж даст! (Отцу.) Вы не смеете рисковать, вы не должны — у вас есть обязанности…

Александр. Браво, Надя!

Пётр (вбегая). Она уже уехала, я не догнал…

Иван (облегчённо). Ну, слава богу!

(Яков, опустив голову, сидит на стуле, около него убитая страхом Софья; рядом с нею Пётр, задыхающийся; в углу Любовь, спокойной зрительницей. У стола Александр и Надежда. Иван сел. Вера, стоя сзади, ласково гладит его плечо и смотрит на всех круглыми глазами.)

Надежда (негромко и недовольно). Я, кажется, поторопилась выскочить…

Иван (устало). Вера, дай мне вина. Спасибо, Надя! Вот у меня даже ноги дрожат… Но теперь — кончено…

Софья (бормочет). Не кончено, нет!

Иван (раздражаясь). Ну, ты — молчи! Ты меня всадила бы в историю, как я вижу…

Надежда (упрекая). Да, мама! Вы ужасно… непрактичны, ужасно!

(Федосья вошла, остановилась у буфета и, качая головой, что-то бормочет.)

Софья. Яков, что же это?

Иван. Ну, будет! Я весь дрожу!

Любовь (Якову). Уйдём отсюда!

Яков (напрягая силы). Мне стыдно назвать тебя братом, Иван. Мне страшно за твою судьбу, за детей… я боюсь, что они назовут тебя…

Надежда (громко). Вы не уполномочены говорить от нашего имени!

Иван (встаёт). Что ты, брат? Разве я поступил так плохо? Что ты? Ты ошибаешься!

Любовь (Якову). Иди! Нет слов, которые разбудили бы совесть этих людей, их мёртвую совесть…

Александр (гримасничая).

(Пётр протянул руки к отцу, желая что-то сказать, и тихо опускается на пол в обмороке.)

Иван (тревожно). Что с тобой? Что с ним?

Любовь (спокойно). Вы убьёте и этого мальчика…

Софья (в страхе). Да! Иван, да! И его — тоже…

Надежда (отцу). Это простой обморок, папа! Он бегал, ему нельзя бегать. Уйдите отсюда, вам нужно успокоиться!

Александр (берёт его под руку). Идём, отдохни!

Федосья. Вот — задавили ребёнка…

Иван. Подожди… Что он?

Яков. Уйди… прошу тебя!

Иван. Конечно — дом твой, и ты имеешь право гнать меня… Но дети мои, я тоже имею право…

Надежда. Ах, да иди же!

Александр. Ну, нервы же у всех здесь!

Федосья. Экая склока… экие несуразные…

(Иван, Надежда и Александр уходят.)

Иван (уходя). Бедный мальчик… Его гоняют за какими-то там…

Яков. Вот, Соня, видишь? Ребёнок и подлец…

Софья (поднимая Петра). Не говорите ничего, ради бога! Помоги мне, Люба… Вера, помоги же…

Федосья. На-ко вот… берегла всех пуще глаза…

Любовь. Таких детей надо держать в больницах, а подлецов в тюрьмах…

Вера (кричит). Не смей так говорить о папе! Он не ребёнок и не подлец! А вот ты — злая кошка!

Яков. Вера, голубушка моя…

Вера (горячо). Ты, дядя, тоже злой! Ты всю жизнь ничего не делал, только деньги проживал, а папа — он командовал людьми, и это очень трудно и опасно: вот, в него даже стреляли за это! Я знаю — вы говорите о нём дурно, — что он развратник и пьяница и всё, но вы его не любите, и это неправда, неправда! Развратники и пьяницы не могут управлять людьми, не могут, а папа — мог! Он управлял и ещё будет, — значит, он умный и хороший человек! Никто не позволил бы управлять собою дурному человеку…

Федосья (смеясь). И эта кукует — глядите-ка!