Яков. Ты даже себе самой говоришь колкости!
Вера (из столовой, за нею Пётр). Дядя!
Федосья (громко). А вот мои последние… детки мои последние… (Перестаёт вязать и смотрит на всех с улыбкою на тёмном лице.)
Вера. С каким интересным человеком мы познакомились!
Яков. Это ты всё время катался на коньках, Пётр? Смотри, тебе вредно!
Пётр (задумчиво). Пустяки!
Вера. Понимаешь, к нам на улице привязались какие-то трое — наверное, из чёрных сотен…
Пётр. Три пьяных идиота — идут за нами и говорят гнусные вещи…
Вера. Я им крикнула: мы дети Коломийцева…
Любовь. На колени! Шапки долой…
(Пётр исподлобья смотрит на Любовь.)
Вера (Любови). Мы испугались, нужно же было сказать им, кто мы!..
Любовь (с улыбкой). А они, узнав это, начали ругаться ещё сильнее, да?
Пётр (подозрительно). Почему ты знаешь?
Вера. Да, Люба, это верно! Я не понимаю — как же? Ведь они должны уважать властей? Это революционеры обязаны не уважать, а они — почему?
Яков (поучительно, но мягко). В России никто никого не уважает…
Любовь. Что же дальше?
Вера. Вдруг навстречу нам идёт молодой человек, уже хотела ударить одного из них коньками, того, который был ближе, но этот человек…
Пётр (усмехаясь). Верка действительно хотела драться…
Вера. Этот господин крикнул им — прочь! (Федосья чему-то беззвучно смеётся) Они зарычали и — на него! Вот было страшно! Тут он вынул револьвер… (Смеётся.) Как они побежали!
Федосья (вслушивается, смеётся). Ах вы, мои милые, ах, весёлые…
Пётр. Ломаными линиями, чтобы не попала пуля.
Любовь (негромко). Вот так же бежал отец, когда в него стреляли…
Вера. Что?
Любовь. Наверное, так же…
Пётр (строго). Зачем ты это сказала?
Любовь. Просто так…
Вера. Что такое она сказала?
Пётр. Ничего… Продолжай!
Вера. Он очень красивый…
Пётр (задумчиво). Хороший голос и такая простая речь…
Вера. Брюнет, с острой бородкой, — мечтательные глаза… Я думаю — он пишет стихи…
Любовь. А твой револьвер, Пётр?
Пётр (хмурясь). Не буду я таскать его с собой… Я не люблю таких вещей…
Вера. Он — трусишка!
Яков. Вот что, дети, давайте скроем от мамы этот случай, чтобы не волновать её…
Вера (разочарованно). Да? Я бы хотела рассказать и ей!
Яков. Потом, после — хорошо?
Вера. Да…
Пётр (задумчиво). Мы с ним долго гуляли… Мне хотелось пригласить его к нам…
Вера. Вот хорошо, Петька!
Любовь. Ты думаешь, он пришёл бы?
Пётр. А почему нет?
Надежда (входит). Зачем это все набились сюда? Они тебе мешают, дядя?
Яков. Нисколько! Ведь каждый день перед обедом все сходятся ко мне…
Надежда. Знаете, этот мерзавец, который стрелял в папу, заболел.
(Все смотрят на неё, становится тихо.)
Надежда. Муж говорит, что он не притворяется.
Пётр (беспокойно). Почему его так долго не судят?
Надежда. Он всё ещё не сознаётся…
Пётр. Мне кажется, что он где-то близко…
Вера. Что такое?
Любовь. Где же?
Пётр. Тут… за дверьми…
Надежда. Какой вздор!
Пётр. Стоит и ждёт, чтобы его простили…
Надежда. Не глуп, однако…
Софья (входит. Тревожно). Кто ждёт прощения?
Надежда. А этот, который стрелял в отца…
Софья (оглядывая всех). Кто это знает?
Яков (успокаивая). Это Пётр сказал, Соня! Ему кажется, что этот человек где-то около нас и ждёт, чтобы мы ему простили.
Софья (странным тоном). Революционеры считают себя правыми…
Любовь. Как все властолюбцы…
(Пётр незаметно уходит. Вере скучно, она стоит сзади кресла няньки, прикрепляя ей на голову бумажные цветы с абажура лампы. Любовь смотрит на всех из угла неподвижным взглядом. Надежда всё время охорашивается, тихонько напевая.)
Любовь (серьёзно, Вере). Цветы ей не идут.
Вера. Разве?
Софья. А где Александр? И Павел Дмитриевич?
Надежда. Муж только что пришёл, переодевается. Это он сказал, что убийца заболел…
Софья (тревожно). Заболел? Чем?
Надежда. Сходит с ума, кажется. (С иронией.) Тебе его жалко, мама?
Софья. Я не сказала этого…
Любовь (усмехаясь). Потому что боишься?
Надежда. Эта мама становится какой-то чудачкой!
Вера. Не обижайте её, а то она не купит мне новые коньки.
Любовь (матери). Скажи, ведь тебе его жалко?
Софья. Мне надоело всё это злое. Тюрьмы, суды, казни — противны.
Яков (вздыхая). С каждым днём их всё больше…
Надежда. Это необходимо, чтобы люди могли жить спокойно.
Любовь. Даже индусы перестают верить, что покой есть счастье…
Софья (неожиданно для всех). Террористы заявили, что он не участвовал в покушении.
(Все смотрят на неё. Любовь стоит, закрыв глаза книгой, и через неё смотрит на всех подстерегающими глазами.)
Надежда (не сразу). Разве можно верить революционерам? Как это наивно, мама!
(Виновато улыбнувшись, Софья садится на стул и как бы вдруг стареет, мякнет, опускает голову.)
Александр (в столовой, кричит). Послушайте, эй! Почта была?
Надежда. На этажерке в гостиной лежит письмо тебе… Вера, иди причешись, ты ужасно растрёпана.
Вера. Ой, мне не хочется!
Надежда. Ну, не кривляйся. (Ведёт её за собой.) Ты становишься небрежной; имей в виду, что мужчины терпеть этого не могут…
Вера. Господи! Опять мужчины! Маленькую меня пугали чертями, выросла — пугают мужчинами…
Яков (тихо). Что с тобой, Соня?
Софья (вздрогнув). А? Я задумалась…
Александр. Обед скоро?
СофьяДа…сейчас…
Александр (идёт, насвистывая). Маленький митинг? По вопросу о финансах, или — внутренняя политика, а?
Любовь. Как это остроумно!
Александр. Как ты горбата!
Софья (укоряя). Александр!
Александр (не глядя на мать). Mon cher oncle [1], как здоровье ваших ножек?
Любовь (уходя в дверь за ширмой). Выгони его, мама!
Александр (прищуриваясь). Э? Что я слышал? Оскорбила и спряталась, точно жидёнок-революционер.
Софья (просит). В самом деле, Александр, иди в столовую.
Александр. Да, maman? Вы — командуете?
Софья (печально). На тебя неприятно смотреть…
Александр. Нет, что я слышу? Вы, maman, кажется, наконец, хотите заняться моим воспитанием?
Яков. Довольно, Александр! Как ты можешь?
Александр. Bien… [2] Я имею маленькое дело к тебе, дядя.
Софья. Он не даст денег.
Александр. Вы это знаете наверное?
Софья. Я просила его не давать.
Александр. Да, дядя? Она просила?
Яков. Конечно, если она говорит.
Александр (злится). Вот рыцарский ответ! «Конечно, если она говорит!» Я это запомню. Но — что же вы, дядя? Как вы отнеслись к её просьбе?
Яков (смущённо). Я? Я дал слово, что исполню её просьбу.