«И куда это тебя привело? А остальных?»
Данг заглушил этот голос в себе. В конце концов, рано или поздно, чем-то таким должно было все обернуться. Ни одна уличная банда не существует вечно. Это как в игорном доме — в конце концов выигрывает дурацкий автомат. Может быть, Нешер закончит так же. Все равно небо потеряно. Все потеряно…
Начали с повешения — Тоно шел к петле как нашкодивший ребенок к отцу на выволочку. Он зашмыгал носом, когда петлю накинули ему на шею, и опять спросил у охраны:
— А меня потом отпустят?
Сет, услышав это, не выдержал и заорал:
— Гады! Гады! Гады!
Его несколько раз ударили стрекалами — и он упал, хрипя. Судебный исполнитель зачитал в микрофон приговор и кивнул. Палач шагнул назад, чтобы не стоять на люке, а Тоно завертел по-глупому головой, и вдруг удивленно вскрикнул, когда опора ушла из-под ног. Люфт на веревке был два метра, Тоно пропал из виду, как в уличном представлении. Данг услышал только хруст позвонков. Он надеялся, что Тоно ничего толком не успел почувствовать.
Насчет себя и остальных надеяться было не на что. Оставалось только показать им, как следует себя вести.
Он первым шагнул вперед и протянул руки, чтобы его расковали и раздели.
— Четыре минуты, — сказал медтех, бегло просветив его сканером. — Здоровый кабан, выдержит.
…На исходе третьей минуты Данг потерял сознание и пришел в себя только тогда, когда его сняли. После этого начался бред. Ему пригрезился Суна, с ладонями, перепачканными кровью, лихорадочно вертящий в руках какую-то черную яйцеобразную хреновину. Потом в бред вторглась красавица-блондинка, властно скомандовала «Дай сюда!» и отобрала хреновину у Суны. «Бесполезно», — сказал цап Исия. — «Дохлое мясо». Что-то мокрое шлепнулось на спину, Данг завыл, царапая свою постель, но его схватили за руки и Суна заорал в самое ухо: «Сейчас все будет хорошо, Данг! Потерпи чуть-чуть, все будет хорошо!» Данг увидел, что руки, стискивающие его запястья — темны и когтисты. Морлок. Вырываться было бесполезно, оставалось поверить Суне на слово — и вот, о чудо, ему действительно полегчало. Штука, распластанная на спине, была холодной, от нее распространялось приятное онемение. Он смог вдохнуть, поднять голову. Какая-то гем-женщина поднесла ему воды. «Не бойтесь, хито-сама. Я — Мария. Он — Раэмон. Вы в Салиме»… Или в Иерусалиме? Вера Суны — не сказки? Данг напился сладенькой водички и уронил голову на подстилку.
…Когда измученный Данг наконец заснул, Исия решился поближе рассмотреть те штуки, которую прилепили ему на бок и на лопатки.
— Она что, отсасывает кровь? — поинтересовался он.
— Это медицинский бот, — пояснила красотка-аристократочка Роксана Кордо. — Он делает все, что необходимо. Да, и кровь отсасывает тоже. Лечит внутренние разрывы. Обезболивает. Обеззараживает.
— Неслабо, — с уважением сказал Исия. — Это новые разработки? Когда в продаже появятся?
— Сейчас одна такая стоит в производстве около пятисот дрейков, — пожала плечами аристократочка.
— Ничего себе пластырь… — хмыкнул Дамон. — Много же у вас будет покупателей.
— Эти боты не пошли в серию потому, что не прошли полевых испытаний. Можно считать, что они сейчас их проходят…
Исия проследил, как бот-слизень, внутри которого темнеет отсосанная кровь, переползает с бока юноши на поясницу, как раз в область почек.
— Испытывайте, сеу Кордо, испытывайте, — одобрил он. — Этому парню мало что уже может повредить.
— Он выживет, — мрачно сказал Суна. — Я ведь выжил. Ему назначили четыре минуты, мне — восемь.
— Это, — Дамон распахнул на нем куртку и ткнул пальцем в тонкий шрам на животе. — Сделано «гадюкой», тонким металлопластовым хлыстом. Она выпускает много крови, рассекая кожу — и только. В ней нет веса, чтобы причинить внутренние разрывы. А вот это — работа «волка», — палец Исии прошел вдоль мягкой припухлости над лопаткой Данга и остановился на зашитом рубце у него подмышкой. — Бич с хитростью: кончик тонкий, основание толстое. В кончик вплетена проволока, чтобы сдирать кожу. Все зависит от того, кто и как бьет. Можно хлестать одними концами, с оттягом, напустить кровищи, чтобы все девки в обморок попадали. А можно бить толстым основанием. Крови мало, внутренние разрывы — обеспечены. Четыре минуты — верная смерть. Зря парень играл героя.
— Он не играл. И он выживет. Рокс обещала.
— Ах, ну раз Рокс обещала… — Исия встал, засунув руки в карманы. По крайней мере, сказал он себе, мучиться парень больше не будет: этот слизняк накачал его анальгетиком по самые глаза.
Остальные вели себя умнее — орали как надо и не злили палача. Сейчас мелкий кемарил под стеночкой, а второй так и не пошел сюда — убрался куда-то в свою конуру, зализывать раны. Побрезговал помощью гемов. Зато здесь был третий, не попавший под раздачу: вовремя смылся. За все время, что они провели в этой пещере, пацан не сказал ни слова, и Исия решил, что он немой.
— Я не считаю гордыню смертным грехом, — сказал он, присаживаясь на выступ в камне. — Я вообще не верю в грех. Но считаю большой глупостью.
Глаза Рана яростно блеснули из-под отросшей челки.
— Глупость лучше, чем жестокость, — сказал он.
— Жестокость? А что, в Империи не наказывают преступников?
— В Империи не убивают детей!
— Ничего себе ребенок, — хмыкнул Исия, глядя на здоровенного Данга.
— Я не о нем. Вы повесили Тоно, а он был даже младше меня, хоть и здоровый!
— Он был достаточно взрослым, чтобы убить человека.
— Он был полоумный! Рос на улице как щенок, никто его ничему не учил! Вот это ваш Вавилон: вы сначала доводите человека до отчаяния, а когда он от отчаяния убивает — расправляетесь с ним!
— Многие доходят до отчаяния — убивают не все, — Исия тоже почувствовал злость. — Ну-ка, расскажи мне о жестокости! Когда эти орлы подожгли магазин, зарезанный твоим Тоно мужик еще был жив. У него в легких нашли частички сажи, он сгорел заживо. Будешь ты мне еще тут о жестокости рассказывать?
— «Батальоны страха» раньше добрались до Нышпорки!
— С чего ты взял, что это «батальоны»?
— Больше некому.
— А что ты скажешь мне про второго пацана? Этого, как его… Элал? Кто его убил?
— Не знаю.
— Но ведь ты последний, кто видел его живым. По его словам, — Исия показал большим пальцем на дремлющего Итци, — ты дрался с Элалом и ранил его.
— Да, было. Но после я его не видел.
— Я видел, — Исия заоглядывался, не понимая, откуда исходит голос. Оказалось, заговорил мальчишка, которого Исия полагал немым.
— Где? — быстро спросил Дамон.
— Парк Четырех Континентов, — сказал пацан и снова замкнулся.
У Исии щелкнуло в голове. С этим парком соседствовал клуб «Дарума», штаб-квартира Итивакай. Он глянул мельком на Йонои и увидел, что у того тоже щелкнуло.
Тело Элала было найдено за воротами глайдер-парка. От «Дарумы» не ближний свет, но карт вполне мог выехать за ворота, выбросить труп и вернуться…
— А мой Розарий на нем нашли? — спросил Ран.
— Твой что?
— Шнурок, на нем шестьдесят узлов.
— Нет, — Исия приподнял брови.
Ран молча встал.
— Рэй, Рокс, я должен идти, — сказал он морлоку и аристократической красотке. — Когда Данг очнется — Мария, будь с ним, пока я не вернусь.
— Куда навострился? — Исия догнал пацана в коридоре и схватил за плечо. Лезвие флорда мгновенно блеснуло у него пред глазами.
— Не смейте меня лапать, — прошипел парень. — Я не всегда себя помню, можете и без рук остаться.
— Учту на будущее. Так куда ты идешь?
— Туда, куда вас не возьму.
— В «Даруму»?
— Не ваше дело.
— Мое. Я полицейский.
— Вы не арестуете этих людей. У вас не хватит власти.
— А что ты сделаешь?
Парень молчал, продолжая мерно шагать вперед. Свет из пещеры, называемой Салимом, уже не достигал их, пацан уверенно ориентировался в темноте, а вот Исия, даже включив встроенную подсветку визора, то и дело ударялся плечами о каменные выступы, пытаясь не отстать от него.