Прогуливаясь по улицам, он не испытывал чувства зависти и желания жить среди богатых или делить их богатство. Он был счастлив в своем белом домике, стоявшем в ряду с такими же другими. Ему нравилась та легкость, с которой можно было общаться с соседями. Ему доставляло удовольствие возвращать соседскому мальчику мяч, залетевший в их двор.

Зато Лора совсем не разговаривала с соседями. «Бедняки», — так называла она их. Джеймс подружился с мужчиной, жившим неподалеку. Когда Лора его отпускала, он ходил с ним на рыбалку на реку.

Сегодня был особенный день. Его жена и дочь приезжают домой. Он благодарил Бога за все.

Джеймс пришел к себе, сделал последние приготовления, поставил на стол бутылку шампанского, которую купил специально для этого случая, и поехал в больницу.

Лора была в плохом настроении.

— Держи, — сказала она, сунув ему ребенка. — Эта чертовка ревет с утра. Неси ее.

Девочка посмотрела на отца и сразу же прекратила плакать. Ее маленький ротик растянулся в улыбке. Послышалось радостное улюлюканье. Джеймс умиленно смотрел на дочурку. Лора захлопнула крышку чемодана.

— Не балуй ее, мерзавку. Идем. Дай мне руку.

Они вышли из больницы, Джеймс остановил такси. Сев на заднее сиденье, Лора сказала обычным тоном:

— Я не буду звать ее Бонни. Я назову ее Августина.

Джеймса охватила паника. Он все время лгал, пока Лора лежала в больнице. Он не осмелился сказать ей о разговоре с матерью. Джеймс был обеспокоен тем, что предсказание доктора сбудется, если Лора не перестанет думать о том, что они никогда не переедут в особняк матери. За эти дни, проведенные в одиночестве, Джеймс осознал, что любит Лору гораздо сильнее, чем она его. Он, такой эмоциональный, понял, что та Лора, которую, казалось, он хорошо знал, очень мало напоминала его жену. Даже в больнице она не делала никаких попыток поговорить с ним. Она оживлялась только при появлении медсестер или врачей. С ними она была жизнерадостной и веселой. Джеймсу казалось, что Лора обвиняла его в том, что родилась девочка.

— Это очень длинное имя, — наконец произнес он.

— Да она как две капли воды похожа на твою мать. Спорим, ей она очень понравится.

Джеймс понял, что лучше сказать правду:

— Лора, я сказал матери, что родилась девочка. Она положила трубку. Мы не вернемся туда.

Глаза Лоры застыли. Она ударила кулаками по коленям. Ей хотелось кричать, но неудобно было себе это позволить перед таксистом. Джеймс взял ее руку, но она оттолкнула его. Ребенок, чувствуя напряженную обстановку, начал плакать.

— Эй, она хочет есть, это я вам говорю, — сказал водитель гордо. — У меня семеро детишек. У вашего ребенка хорошие легкие. Послушайте только, какой рев.

За всю остальную часть пути Лора и Джеймс не проронили ни слова. Таксист все время ухмылялся при плаче ребенка.

— Вот, приехали, — наконец сказал он. — Готенбург, дом 20. — Он помог Лоре выйти из машины и поставил чемодан на тротуар. — Счастья вам, — сказал он, и приподнял кружево конверта, в который была завернута девочка. Его крупное лицо покраснело, а глаза наполнились сентиментальными слезами. — Она прекрасна, как ангел. Посмотрите на ее волосы, они совсем как у девы Марии. Берегите дочку, не то ее украдут феи. Они любят таких хорошеньких.

— Занимайся своими делами, — сказала Лора. Она выхватила ребенка и задернула кружево. — Убирайся. Убери свои грязные руки от моего ребенка.

— Лора… — Джеймс был ошеломлен.

Лора сунула ему ребенка и, повернувшись на каблуках, пошла к крыльцу, оставив Джеймса с дочерью и чемоданом. Водитель покачал головой. «Бедный немой сопляк, — подумал он. — Он и не знает, что у него есть». Водитель сел в машину и поблагодарил Бога за свою пышную веселую жену.

Уже дома Лора разошлась.

— Почему эта чертова сука, твоя матушка, не принимает нас?

Джеймс стоял, держа на руках малышку, которая услышав крики, начала плакать.

— Прости, Лора, мне очень жаль.

— Жаль — этого недостаточно. Что толку от того, что тебе «жаль», если мне придется сидеть с тобой в этой дыре до конца своей жизни?

Джеймс смерил ее взглядом.

— Я ничего не могу сейчас сделать, Лора. Но я обещаю, что сделаю тебя счастливой.

— Счастливой? — она хмыкнула. — Сделать меня счастливой? Ты это сделаешь? Ты не смог бы осчастливить даже беременную корову. Ты не мужчина. Ты червяк. Ты даже не знаешь, как меня удовлетворить в постели. Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! — Лора хватала одну за другой вазы с яркими цветами и швыряла их на пол.

Джеймс стоял в гостиной и слушал звон бьющегося стекла. Внезапно мир, полный радужных красок, стал серым. Лепестки цветов у его ног, казалось, превратились в капельки крови, которая сочилась из сердца. Он чувствовал себя полностью опустошенным.

Лора вышла на лестницу, держа в руках изорванное в лохмотья вечернее платье:

— Это был последний раз, когда ты вошел в мою спальню. Теперь твое место в прихожей. Поищи себе кого-нибудь еще потрахаться. Я больше не собираюсь делать это с тобой. Теперь у меня свои собственные планы.

Джеймс покачал головой.

— Нет, Лора. Я никогда не был неблагодарным по отношению к тебе. Долг есть долг. В любом случае, мы еще поговорим об этом. Ребенок хочет есть. Его нужно кормить.

— Тогда тебе лучше покормить эту чертову девку самому.

— Но ты ведь должна кормить ее грудью.

— Ну уж нет. — Лора посмотрела на свою грудь. — Это отвратительное занятие. С меня хватит.

— Что же мы дадим ей?

— Не знаю. Тебе лучше сходить в аптеку и там узнать.

Джеймс недоуменно посмотрел на нее.

— Но Бонни твоя дочь. Она беззащитное дитя. И ты позволишь ей голодать?

— Я и пальцем не пошевелю. Из-за нее мы не можем вернуться к твоей матери. Из-за нее я не могу сидеть во главе стола и звонить в колокольчик, чтобы слуги, сбиваясь с ног, выполняли мои приказания. Это все из-за нее. Если бы это был мальчик, все пошло бы по-другому. Если бы я только знала, что ты звонил матери, я бы вышвырнула эту дрянь на помойку. Она не заслуживает того, чтобы жить.

— Не волнуйся. Все в порядке, — Джеймс видел, как она опять взвинчивается. — Я возьму ребенка, и мы пойдем в аптеку. Миссис Шварц нам поможет. — Он повернулся и быстро ушел.

Миссис Шварц была очень любезна.

— Малышка? Ну конечно, я сейчас приготовлю бутылочку.

Джеймс сидел на стуле и ждал. Он смотрел на Бонни, которая лежала на его руках, икая от голода.

— Бедняжка, потерпи немного, — произнес он нежно. — У твоей мамы депрессия. Это пройдет. А пока я позабочусь о тебе. — Он вспомнил про золотые запонки и бриллиантовую заколку для галстука. «Я их продам и еще посижу дома», — думал он.

Миссис Шварц вышла из-за прилавка, держа бутылочку с молоком.

— Миленькая девчушка, — сказала она с той мягкостью, которая присуща толстеньким бабушкам. — Моя маленькая, держи. — Она вложила бутылку в руку Джеймса. — Учитесь, как кормить малютку. Должно быть, ваша жена расстроена из-за того, что у нее нет молока?

Джеймс, держа бутылочку у рта Бонни, неловко надавил на соску. Сначала девочка поморщилась, почувствовав вкус резины, но попробовав молоко, довольная, принялась сосать.

— Вы только посмотрите! Вот это да! — сказала аптекарша, пихая Джеймса в затылок. — Вы отличный отец. Теперь я расскажу вам, как готовить эти бутылочки.

Джеймс вернулся домой с шестью бутылочками, тремя банками детского питания, и инструкциями, как купать ребенка.

— Приходите, если вам нужна моя помощь, — сказала на прощанье миссис Шварц.

Лора была пьяна. Пустая бутылка из-под шампанского валялась на полу.

— Иди в постель. Я позабочусь о ребенке, — сказал Джеймс.

— Постель? — она взвизгнула. — В постель с тобой… Это все, о чем ты думаешь, сучий сын. — Ее шатало.

— Ты устала. Я буду спать в другой комнате с дочуркой. Тебе нужно хорошо выспаться. Утро вечера мудренее.

Но ничего к лучшему так и не изменилось. Проплакав две недели, в один прекрасный день она исчезла. Джеймс был в отчаянии. Через сутки он пошел в полицию. В тот же вечер полицейский остановился у их дома и сказал, что Лора у своей сестры Мэри.