Часовня при особняке славилась витражными стеклами на окнах. Устремленные ввысь арки и высокий алтарь были созданы по образцу одного из французских соборов. Еще Малкольм Фрейзер начал строительство часовни после поездки во Францию.
Бонни ошеломило количество людей, которые прибыли на похороны и заполнили часовню. Августина, одетая во все черное, с простыми жемчужными бусами на шее, прятала свою скорбь под черной вуалью. Бонни заняла место рядом с бабушкой. Теперь, когда ее глаза привыкли к тусклому свету больших восковых свечей, стоявших на алтаре, она видела отблеск гроба, сделанного из красного дерева. Вдруг эти суматошные дни, когда она узнала о смерти отца, потеряли для нее смысл. Осталась лишь острая боль утраты. На мгновение ей показалось, что она теряет сознание. Августина, увидев это, осторожно и нежно взяла девушку под руку.
— Не перед слугами, — сказала она.
Бонни кивнула в знак согласия и почувствовала, как кровь прилила к щекам.
Поминальная месса была долгой и торжественной. Мужской хор вторил молитвам священников. Голоса мальчиков звучали все выше и выше. В одном куплете голос солиста так дрожал, что, казалось, звук, поднимаясь, как легкая струйка дыма, растворяется в вышине. Бонни чутко уловила все это, теперь она действительно поверила в то, что ее отец умер.
Когда присутствующие опустились на колени для молитвы, Августина, тяжело опираясь на трость, тоже встала на колени. Она, стоя рядом с внучкой, молилась за душу сына и счастье Бонни.
Многие не пришли на саму службу, но присутствовали при открытии семейного склепа, где теперь покоилось тело Джеймса. После церемонии все выразили соболезнование Августине, а затем гостиная особняка быстро наполнилась «сливками» бостонского общества, обменивавшимися новостями и сплетнями. Бонни в благоговейном страхе прошептала бабушке:
— Я никогда не видела столько людей в одном помещении.
Августина улыбнулась.
— Твоего отца очень любили. Все эти дамочки гонялись за ним в свое время.
Бонни вздрогнула, как от боли:
— Но он женился на моей маме.
Августина кивнула.
— И какое счастье, что так вышло, правда? — Она положила руку на плечо девушки. — Теперь у меня есть ты.
Тут Бонни вспомнила, что забыла позвонить матери после приезда в Бостон.
— Можно мне выйти и позвонить маме? — спросила она.
— Конечно, дорогая, — сказала Августина.
Бонни прошла через гостиную, где висела картина Рембрандта, затем через зал с картинами других голландских мастеров, и, наконец, оказалась в своей комнате. Несколько минут она посидела на кровати, размышляя над тем, что с нею случилось с тех пор, как она уехала из Мерилла.
— Мне было интересно, позвонишь ты или нет, — обиженно сказала Лора. — Я сижу на телефоне и жду.
— Извини, мама. Я была так занята. Бабушка возила меня в Бостон за новой одеждой. Здесь такой большой дом. — И Бонни рассказала матери о похоронах.
— Пусть ему земля будет пухом, — сказала Бонни. — Я рада, что он похоронен здесь.
Лора еле-еле сдержалась. Бухгалтер Августины заключил с ней контракт, согласно которому Лоре приходилось двадцать пять тысяч долларов в год. При этом Лора не должна вмешиваться в жизнь Бонни, если дочь сама этого не захочет.
— Вот это здорово, дорогая, — осторожно сказала Лора. Ее голос звучал тепло и нежно. — А я ходила сегодня в церковь и попросила священника отслужить мессу за упокой души Джеймса.
— Правда, мама? Это просто здорово. Отец Грегори говорит, что ты его знаешь. Он тебя хорошо помнит.
— Могу поспорить, что да, — засмеялась Лора. — Я тогда надеялась, что он обвенчает нас в соборе Бостона.
— Бедная мамочка, — сказала Бонни, почувствовав, как одиноко ее матери.
— Не волнуйся обо мне. У меня все хорошо. Я бросила пить, и сейчас наш дом ремон… Я имею в виду, что сама занялась ремонтом. Надо же мне что-нибудь делать. Кстати, звонила твоя подруга Мици.
— Да? Я ей обязательно позвоню. Мне многое нужно рассказать Мици.
Поговорив с матерью, Бонни вернулась в скорбную суету похорон.
В Мерилле Лора положила трубку телефона и сказала малярам, которые белили стены:
— Звонила моя дочь. Она у меня прелесть. Сейчас я приготовлю для вас кофе.
— Кто эти небрежно одетые женщины? — спросила Бонни у Августины. Бабушка улыбнулась. Непосредственность Бонни вызывала у нее восторг.
— Это женщины из знатных семей города. Если присмотришься, ты увидишь, что все одеты по последней моде. Но эти небрежно одетые дамы, как ты их назвала, одни из самых богатых.
Бонни покачала головой:
— Да, мне еще многое предстоит узнать.
Августина улыбнулась и обняла внучку. Они двинулись к гостям. Пока Августина беседовала с ними, Бонни прислушивалась к бостонскому акценту. Мора, которая накрывала на столы, заметила, что Бонни растерялась. Она проскользнула через толпу.
— С тобой все в порядке?
— Наверное, да. Все меня так смущает. Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться, — вздохнула Бонни.
Мора улыбнулась.
— Радуйся. Твой отец очень бы гордился тем, что ты здесь.
С этой мыслью Бонни подошла к женщинам, стоявшим рядом, и присоединилась к разговору.
Через неделю Бонни пригласили на собеседование в несколько ведущих университетов. Из всех ей больше всего понравилось в Пемброук колледже в Провиденсе на Род-Айленде. Августина была удивлена таким выбором. Она думала, что Бонни предпочтет колледжи Смит или Веллесли, но решимость Бонни убедила Августину принять выбор внучки.
— Хорошо, — сказала она. — Если ты решила поступить в Пемброук, я с уважением отнесусь к этому решению. Хотя должна предупредить: не расстраивайся, если не примут. Ты подаешь документы очень поздно. Я знаю, что если бы предложила им денежное пожертвование, во многих колледжах не обратили бы на это внимания, но Пемброук славится своей неподкупностью. Бесполезно тебя устраивать туда, пуская в ход свои связи.
Бонни кивнула.
— Я бы и не хотела поступать таким образом. Мне хочется быть уверенной, что я поступила туда потому, что они сами этого хотели.
Затем Бонни узнала, что ее заявление принято администрацией. Аттестат с отличием из школы Мерилла и впечатление, которое девушка произвела на собеседовании, сыграли свою роль, и Бонни была зачислена. Учеба начиналась в сентябре. Девушка ликовала.
— Я должна съездить к маме до начала занятий, — сказала она Августине.
По дороге домой Бонни со страхом думала о встрече с матерью. Хотя, разговаривая с Бонни по телефону, Лора рассуждала трезво и со всем соглашалась, девушка чувствовала, что матери трудно. Вдали от Лоры Бонни чувствовала сострадание, даже любовь к матери, но теперь, перед скорой встречей с ней, наступило какое-то смятение чувств. Когда Бонни увидела Лору на вокзале, она была приятно удивлена и ей стало намного легче. На Лоре была коричневая юбка в складку, аккуратная белая блузка, на ногах коричневые туфли на высоком каблуке.
— Ты шикарно выглядишь, — сказала Бонни и поцеловала ее. — Ой, ты даже зубы вставила.
Лора засмеялась.
— Я ведь говорила, что стала другим человеком, не так ли?
— Говорила, но я не знала, верить тебе или нет.
— Подожди, посмотришь еще на дом, — сказала Лора, подхватывая чемодан Бонни.
Когда такси остановилось у дома № 20 на Готенбург Стрит, Бонни была удивлена тем, что увидела. Изгородь и дом были перекрашены. Зайдя в дом, она сразу же побежала в свою спальню. Кругом чисто, все побелено, со стен исчезли подтеки от воды.
— Где ты взяла столько денег на все это?
Лора вздрогнула:
— Я нашла работу, и у меня остается время на то, чтобы заняться ремонтом и садом. Кроме того, я решила, что буду экономить заработанное.
— Я тоже собирала деньги все лето, и теперь у меня есть для тебя чек.
— Ты очень добра, — сказала Лора и поцеловала Бонни в лоб. — Тогда я заплачу за отопление. А то я волновалась, где взять деньги.