Столицей Русского государства должна быть, по мысли Филофея, Москва. Великий князь московский один во всей Руси должен обладать полнотой государственной власти, не деля ее ни с кем из бывших удельных князей. Московский князь — единый царь всей страны.

Превращение старинной легенды в государственную теорию определялось, конечно, не ее религиозной оболочкой, а насущными задачами роста и укрепления Русского государства. В новом истолковании старой легенды московскими книжными людьми нашли выражение глубокая любовь к своей родине, вера в нее, желание видеть ее могущественной, стремление именно для этой цели упрочить Русское государство.

Эти идеи рождены были самими условиями русской действительности XV–XVI веков. Естественно, что новые идеи не могли быть творением одного писателя, — они владели умами передовых русских людей, они существовали еще до Филофея, но он первый выразил их наиболее полно и ярко, развил в стройную систему.

Существовал и ряд других произведений, опиравшихся на идею о третьем Риме. Так, для обоснования притязаний московского князя на звание царя-самодержца, стали выводить его род из древних императорских фамилий.

«Сказание о князех Владимирских» доказывало, что московские цари ведут свой род от римских императоров. Различные варианты сказания о граде Вавилоне описывали, как царские регалии (бармы, венец и т. д.) перешли после падения этой мировой державы к греческим императорам, а от них к русским царям. Из произведений того же рода известны также «Послание Спиридона Саввы», «Повесть о белом клобуке», написанная уже упоминавшимся Дмитрием Герасимовым. Эта повесть объясняла, откуда взялся белый клобук, который носили высшие сановники церкви. Белый клобук якобы послан был греческим императором в Рим, а оттуда попал в Новгород.

Разумеется, повесть от начала до конца является выдумкой автора, но в основе ее опять-таки лежит стремление к возвеличению Русского государства, наследующего былое могущество предшествовавших мировых держав.

Некоторые из этих произведений возникли еще до Филофея, другие были современны ему. Широкая пропаганда их, особенно поддерживаемая при Иване Грозном, отразилась в русских народных песнях, приуроченных именно к царствованию Ивана IV:

Но все такие повести и сказания опирались на якобы историческое прошлое пока единственно для того, чтобы оправдать притязания московских князей на самодержавную власть.

И только Филофей пошел гораздо дальше, сумел построить из их смутных предпосылок стройную теорию о могуществе, о великом будущем Русского государства и вытекающих отсюда уже не одних правах, но и обязанностях московских царей.

Взгляд Филофея на назначение России определял его отношение и ко всякому отдельному историческому явлению, сводил все вопросы в единую, стройную (с точки зрения его теории) систему. Так, например, он решительно выступил против распространенного в то время увлечения астрологией, утверждая, что астрологи-звездочетцы лгут, будто от звезд и изменений в их расположении может зависеть и меняться судьба людей и государств. Он написал специальное послание к дьяку Мунехину против звездочетцев, в котором нелепость астрологии доказывал именно на основании своих общих воззрений. Если бы звездочетцы были правы, то будущее России находилось бы в зависимости от каких-то явлений на небе, от составляемых астрологами изменчивых гороскопов. Между тем, судьба и назначение России ясны и известны: Москва — третий Рим стоит, а четвертому не быти. Никакие звезды не могут этого изменить: «А звезды… не помогут ничем; ни придадут, ни уймут». Значит, астрологи-звездочетцы просто обманывают, дурачат доверчивых людей. Надо иметь в виду, на каком невысоком еще уровне была тогда наука, вспомнить, как верили астрологам даже московские цари, чтобы оценить по достоинству высказанные Филофеем мысли.

Литературная деятельность Филофея протекала в годы княжения Василия и захватила начало царствования Ивана IV.

Основные взгляды Филофея нашли свое отражение в ряде произведений того времени; мы встречаем их в официальных актах московского правительства, обнаруживаем в ряде документов, рукописей. Так, рукопись хронографа (летописи), переписанного, а в известной части и сочиненного в начале XVI века неизвестным русским автором, заканчивается послесловием:

«Так вот все благочестивые царства: греческое, васаньское и араназское и многие иные — грехов ради наших по божьему попущению безбожные турки пленили, и в запустение привели, и покорили под свою власть. Наша же российская земля растет, младеет и возвышается. Ей же дай бог расти и младети и расширятися до окончания века».

Теперь легенда совершенно теряет свой церковный и мистический характер. «Окончание века» здесь уже не центр тяжести всей легенды, как было прежде, а ходячая фраза, трафарет, как и слова «дай бог», синоним понятия — всегда, вечно. Патриотизм, любовь к родине не прячутся более за рассуждениями о православной церкви. Автор прямо делится своей радостью и гордостью: «Наша же российская земля растет, младеет и возвышается».

С чувством такта и собственного достоинства заканчивает автор свою летопись прекрасным художественным образом:

«Достоит же убо здесь корабль разума управити ко пристанищу безмолвия, и словес весла свесити. И всяк, прочитаяй сие, полезным да ревнует».

Из теории о третьем Риме, о настоящем и будущем величии Русского государства вытекала необходимость определить и развить задачи государственного устройства, управления, отношений царской власти к подданным и т. д.

Сам Филофей этого еще почти не сделал и не мог сделать. Но эти идеи были блестяще развиты другими публицистами XVI века, выступившими после него, Иваном Пересветовым и Максимом Греком.

Биография Ивана Пересветова разительно отличается от известных уже нам биографий Вассиана Косого и Филофея.

Иван Пересветов — выходец из Литвы, хотя по происхождению, очевидно, русский, — настоящий «пройди-свет», успевший до появления в Москве служить в наемных войсках и у венгерского (угорского) короля, и у чешского, и у молдавского. Он указывает на это сам в своей челобитной Ивану Грозному: «Служил, государь, у угорского короля, у Януша, на Бузыне граде службу дворянскую, а имел на всякого коня по семи золотых на двенадцать недель, а был там три года… Да служил ческому королю Фордыналу дворянскую службу на семь коней…» Затем Пересветов очутился на службе у молдавского властителя, откуда и приехал в Россию около 1537–1538 годов. Такие переходы наемника с военной службы у одного государя на службу другому происходили самым законным порядком.

Свой приезд в Россию Иван Пересветов объяснил следующим образом: «Ехал из Угор на Волоскую землю (Молдавия) и был пять месяцев у Петра, у воеводы, у волоского, в Сочаве. И он про тебя, государя, про великого царя благоверного, и про твое царство государево говорит на всяк день… И яз, государь, потому, слышав те речи у него, переписав, вывез к тебе, государю, служачи тебе, как тебе, государю, полюбится службишко мое…»

Приехав в Москву, Иван Пересветов предложил поставлять воинское снаряжение по виденному им в других странах и вывезенному оттуда образцу.

«Когда выехал на твое имя, государево, и вывез образец той службы к тебе, к государю, и тот образец службы моей пред тобою, пред государем, клали». Это был воинский щит, так описанный Пересветовым:

«…Щиты гусарские доброго мужа косые сажени, с клеем и с кожею, с сырицею, с красками и с рожны железными; а те щиты… с македонского образца. А делать их в ветляном древе легко добре и крепко: один человек с щитом, где хочет, туды течет и на коне мчит; и в поле те щиты за города место: стрелами с ближней приметы неймет, а пищаль и с дальней приметы неймет же ручная; из-за тех щитов в поле с недругом добро битися огненною стрельбою из пищалей и из затинных, как з города».