Правда, к моменту женитьбы Ивана III блеск Византийской империи был уже в прошлом. В 1453 году турки взяли столицу Греции — Константинополь, и мировая империя перестала существовать. Однако это только дало Ивану III основание утверждать, что он, в качестве ближайшего родственника последнего византийского императора, является преемником его династии и наследником императорской короны. Сын Ивана III Василий был внуком византийского императора и тем более мог вести свой род от греческих царей и утверждать, что владеет государством не в качестве удельного князя, а как наследник мировой императорской династии.

В другое время и в другой обстановке эти притязания, может быть, и не получили бы особого отзвука, но в период создания централизованного государства, когда московский князь и в самом деле превращался в царя-самодержца, когда легенда о византийском наследстве находила благодарную почву в самом ходе событий, ее подхватили и стали на ней воспитывать людей в Московском государстве.

Русские книжные люди XV–XVI веков не ограничились тем, что, наблюдая возраставшую силу царской власти, объявляли царя преемником византийских императоров. Наблюдая одновременно рост могущества русского государства, они объявили Россию преемницей мировой Византийской державы.

В подтверждение своих взглядов они в ряде произведений развили и обосновали своеобразную теорию о третьем Риме. В основе ее лежала старая религиозная легенда, сложившаяся еще во времена Римской империи. Эта легенда гласила, что различные древние монархии сменяли друг друга только до возникновения мировой Римской империи. Эта последняя будет существовать до самого «конца мира, вместе с которым должно прийти и царство божие». Но вот пала и рассыпалась на части Римская империя, а обещанный легендой конец мира не наступил. Тогда взоры обратились к новой мировой державе — Византии. Вот, говорили, второй Рим существует, все остается по-прежнему.

Легенда известна была с давних времен и на Руси, но она представляла для русских книжных людей отвлеченный интерес.

С падением Византии — второго Рима — легенду должны были вспомнить. Однако конец мира, во исполнение ее, все не наступал. Почему же? Очевидно, потому, что Римская держава продолжает существовать. Где же она? Действительность сама, казалось, подсказывала ответ.

Новым могущественным государством становится Россия. Были, конечно, и другие сильные государства, но как «неправославные» они не могли быть той державой, которая подготовит «царство божие». После падения православной Византийской империи единственным православным государством, и притом явно растущим и крепнущим, оказалась Россия. Естественно, что только Россия может быть третьим Римом, государством, которому предстоит мировая роль. Именно Россию подразумевала много веков назад религиозная легенда.

В такой неизбежной для того времени религиозной форме воспринимали русские люди наблюдаемое ими создание единого государства и выражали свои мысли и надежды на предстоящую ему историческую роль, на его великую будущность.

Религиозные легенды в те времена не вызывали сомнений в своей правильности: что они гласят, то обязательно сбудется. Поэтому именно такая религиозная оболочка придавала этим идеям о великой будущности России полную убедительность и несомненность. Факт, что существовала такая легенда, сам по себе был для русских книжников доказательством правильности развиваемых ими идей. На основе этой теории о третьем Риме видные русские писатели строили свои произведения. Таким образом, в религиозной форме уже складывалась политическая по существу своему литература.

Школа в Московской Руси. С картины В. Кустодиева.

Огромная заслуга этой литературы заключается в том, что она не ограничилась прославлением царской власти, а поставила перед ней ряд конкретных задач.

Так, настоятельно необходимо было создать новую военную силу для обороны страны. Боярство как военная сила уже не удовлетворяло. Малочисленное войско, достаточное, может быть, для междоусобных драк, было теперь непригодно для обороны государства на всем протяжении границ, которые нередко приходилось защищать одновременно от нескольких противников. Если предки Ивана IV могли выставить в поле единовременно тысячу пятьсот воинов, то сам он выставлял рать уже до трехсот тысяч человек.

Но для этого ему пришлось реорганизовать военное дело, ввести заимствованные на Западе усовершенствования. Нужно было сломать устарелую и негодную структуру, при которой войско возглавлялось боярами, не желавшими и на поле битвы, перед лицом военной угрозы стране, забыть свои споры и притязания. Бояре занимали военные должности не по способностям и военному таланту, а по родовому старшинству; они враждовали между собой, обижались на явное или мнимое предпочтение, оказанное одному перед другим. Не однажды русские войска терпели поражения только из-за того, что «обиженный» боярин не хотел поддержать другого в бою, предавал его противнику.

Боярин шел на войну вместе со своими людьми, которые подчинялись ему и были с ним связаны теснее, чем с командующим всей армией. Естественно, что на боярское войско нельзя было положиться. Нельзя было вести борьбу против боярства и опираться на старое боярское войско. Необходимо было избавиться от него и создать военную силу, целиком подчиненную царской власти. Такую военную силу русские цари и стали создавать в лице служилого дворянства (помещиков), поднимая и возвышая его.

К заботе о новом военном сословии призывают произведения XVI века. Чтобы укрепить военный служилый элемент, дать ему возможность нести свою службу, правительство должно было обеспечить его землей. Но земля находилась в руках бояр и монастырей, ее надо было отнять.

Создавая служилому дворянству материальную базу, русские цари тем самым подрывали экономическую почву под ногами бояр. Резкое обострение борьбы между двумя слоями феодального класса — боярством и служилым дворянством — нашло яркое отражение в полемических произведениях.

Публицистика того времени подняла и ряд других важнейших вопросов, возникших перед государственной властью, — об упорядочении правительственной администрации, судопроизводства, о необходимости нового законодательства.

Наконец, публицистика конца XV — половины XVI века в небывалой до того сильной и блестящей форме отразила весь сложный переплет классовой борьбы и общественных отношений в современном ей обществе.

Выше говорилось о борьбе за землю между родовым боярством и служилым дворянством. Еще раньше на той же почве борьбы за землю столкнулись интересы боярства и монастырей, которые начали усиленно прибирать к рукам боярские вотчины.

Но все группы господствовавшего феодального класса вместе беспощадно давили массу крепостного крестьянства. Положение крестьянства становилось все тяжелее. Именно ему приходилось нести тяготы войн, расплачиваться за увеличивающиеся военные расходы, обеспечивать существование все более разраставшегося служилого дворянства.

Крестьянство еще прочнее прикрепляется к земле новыми законами и путем закабаления. Кабала на старом русском языке — долговая расписка. Со временем это слово приобрело другой смысл. Подписавший долговую расписку уже не мог уйти от заимодавца, не расплатившись, а расплатиться было нечем, и он попадал в зависимость, в кабалу. Монастыри, помещики уже не только открытой грубой силой феодала заставляют крестьян работать на барщине, но все чаще выступают в роли ростовщиков, разоряют крестьян ростовщическими процентами, закабаляют и эксплуатируют вдесятеро сильнее прежнего. Иван IV, укрепляя государство, осуществляя в этом отношении прогрессивное дело, в то же время ухудшает положение крестьянских масс, к которым он относится с жестокостью и презрением заправского феодала. Он не останавливается даже перед собственноручной зверской расправой с челобитчиками, когда они пытаются обратиться к нему за облегчением своей доли.