Оказывается, жители Момбасы, чтобы уберечь свое добро во время частых нападений негритянских племен, устроили такие тайники в очень многих домах. Узнав об этом, д’Альмейда приказал вновь обыскать весь город и тщательно исследовать все стены домов. Но люди его так устали, что грабеж отложили до следующего дня. 16-го победители собрали огромную добычу: персидские ковры, тонкие индийские ткани, дорогую парчу, изделия из золота, серебра и слоновой кости.

Вечером все португальцы покинули город, взяв с собой большое количество пленных для работы на галерах и бригантинах.

Один из немцев, плывших с товарами в Индию, писал в своем дневнике: «Не успели христиане покинуть город в одни ворота, как мавры вошли в город с противоположной стороны, чтобы лицезреть свое несчастье. На улицах и в домах валялось множество убитых; говорили, что их было более тысячи пятисот человек».

Султан Момбасы писал повелителю Малинди: «Бог хранит тебя, Саид Али! Я извещаю тебя, что сюда явилось в пылании пламени большое войско. Оно напало на мой город с такой мощью и жестокостью, что никому не даровало жизни — ни мужчине, ни женщине, ни юному, ни седому, ни даже ребенку, как бы мал он ни был. Спаслись лишь те, которые бежали от их ярости. Они убивали и сжигали не только людей, но даже птиц с неба сбивали выстрелами на землю. Вонь от трупов в моем городе так сильна, что я не решаюсь туда показываться. Нельзя даже передать тебе, какое множество сокровищ увезли они с собой из этого города. Я сообщаю тебе все эти печальные вести для того, чтобы ты остерегался».

Может показаться странной та легкость, с которой португальцы одерживали победы на берегах Индийского океана. Но нужно учесть, что военная техника португальцев намного превышала технику их врагов. Португальские корабли были более прочными и обладали большей маневренностью, чем корабли их соперников на морях. Кроме того, португальцы гораздо лучше владели самой тактикой морского боя, искусством управления судами во время битвы, умением брать вражеское судно на абордаж. Но самое главное преимущество их заключалось в широком применении огнестрельного оружия, которое было очень мало распространено на побережье Индийского океана. В Индии и Восточной Африке не умели лить хорошие пушки, не умели по-настоящему стрелять из них, и вплоть до конца XVIII века индийские владыки пользовались услугами европейских пушкарей и пушечных дел мастеров.

Даже в Аравии легкое огнестрельное оружие было в то время почти неизвестно. Так, в Йемен египетские и турецкие войска привезли первые ружья лишь в 1516 году. В одном арабском сочинении того времени есть весьма любопытное описание огнестрельного оружия, показывающее, что для автора и его соотечественников это оружие было подлинной новинкой, вызывающей растерянность и изумление: «Солдаты повелителя румов[11] были вооружены самострелами, из которых стреляли пулями. Это самое поразительное оружие, и кто бы ни противостоял ему, — будет побежден. Это — нечто вроде пушки, только длиннее и тоньше. Оно — пустое, и, наполнив порохом эту пустоту и вложив туда же кусок свинца величиною с финик, этот самострел разряжают с помощью запала из основания, и если он поражает кого-нибудь — тот должен погибнуть, ибо заряд входит с одной стороны и выходит с другой».

Естественно, что португальцам, давно уже освоившим огнестрельное оружие, нетрудно было одерживать победы над своими храбрыми, но плохо вооруженными противниками. Позднее, когда им пришлось столкнуться в Индийском океане с венецианско-египетским флотом, они принуждены были испытать и тяжелые поражения.

Но в Момбасе военно-техническое преимущество было целиком на стороне португальцев. Мощным залпам корабельной артиллерии д’Альмейды защитники города могли противопоставить лишь несколько неумелых выстрелов из устаревших бомбард. Во время уличных боев португальцы широко пользовались аркебузами[12]; большинство португальских воинов вело бой в доспехах. Все это обеспечило португальцам победу.

Ограбив и разорив Момбасу, д’Альмейда хотел немедленно отправиться в Индию. Но сначала противный ветер не позволил начать дальнейшее плавание, а потом произошла авария: «Лионарда» наскочила на камни и потеряла руль. Корабль удалось снять с камней, но, так как запасного руля не было, пришлось снова задержаться, пока изготовляли новый руль из запасных частей других судов армады.

Только 18 августа армада покинула Момбасу, взяв курс на Индию. Ветер был попутный, и 27 августа с кораблей увидели индийский берег.

Началась индийская жизнь Магеллана. Он все еще находился в тени: документы и хроники тех дней упоминают о нем чрезвычайно редко. Некоторые его биографы пытаются объяснить это исключительной скромностью Магеллана, действительно не любившего говорить о себе, а тем более подчеркивать свои заслуги. Но вряд ли эта черта его характера является причиной того, что деятельность Магеллана упорно замалчивалась во все время его службы за морем.

Вернее всего такое отношение к Магеллану объяснялось узко-сословным, кастовым характером верхушки армии феодальной Португалии. Выходец из разорившейся семьи мелких дворян, уроженец далекой, затерянной в горах Траз-уж-Монтиш, Магеллан был чужаком среди родовитых и богатых военачальников.

Подобно Мигелю Сервантесу и Луижу Камоэншу, тоже обедневшим, мелким дворянам, он знал лишь труды и лишения. Слава же и награды доставались узкому кругу любимцев короля — влиятельным и знатным вельможам.

И все же каждый раз, когда в документах того времени встречается имя Фернандо Магеллана, всегда речь идет о смелом подвиге, благородном поступке или о проявлении редкой для того времени независимости и способности отстаивать свои мнения даже против таких людей, как д’Альмейда и прославленный полководец Аффонсо д’Альбукерк[13].

Аффонсо д’Альбукерк. Рисунок в португальской рукописи XVI века (Британский музей).

За годы индийской службы Фернандо Магеллан прошел тяжелую школу. Долгие месяцы дождливого сезона, когда непрерывный тропический дождь заливает наскоро сколоченные бараки, сухари покрываются плесенью, а огнестрельное оружие ржавчиной, ему приходилось сидеть в заброшенных крепостях индийского или африканского берега, чувствуя вокруг себя настороженный, молчаливый, враждебный город, жители которого ждут удобного часа, чтобы уничтожить непрошеных гостей.

Несколько раз, страдая от индийской лихорадки или от раны, полученной в бою, он подолгу лежал в переполненном походном госпитале, где вокруг умирали товарищи, а лекарь терял голову, не зная, как лечить незнакомые тропические болезни.

Пришлось ему изведать и немилость командира, когда он долгие дни томился от вынужденного безделья, а приближенные вице-короля презрительно усмехались ему в лицо и перешептывались за спиной.

На его долю выпала честь совершить несколько плаваний в морях, которые никогда до тех пор не посещали его соотечественники. Вместе с товарищами он смело двигался по неизведанным путям, когда за каждым мысом или за излучиной берега мог открыться незнакомый город — достойная добыча для смелого война, а может быть, и эскадра врагов, готовая уничтожить корабль дерзкого пришельца.

Но больше всего ему пришлось воевать. Он бился на узких улочках восточных городов, когда женщины и дети бросали с крыш камни и песок, лили кипящую воду или смолу, а мусульманские бойцы шли с песней в последний бой. Он участвовал в морских сражениях, когда два корабля, сцепившись острыми крючьями, превращаются в поле битвы, на палубах и в трюмах идет отчаянная резня и в море валятся сотни раненых и убитых.