VII
Она в деревне выросла… а вы,
Читатель мой, — слыхали вы, наверно,
Что барышни уездные — увы!
Бывают иногда смешны безмерно.
Несправедливость ветреной молвы
Известна мне; но сознаюсь с смиреньем,
что над моей степнячкой иногда
Вы б посмеялись: над ее волненьем
В воскресный день — за завтраком, когда
Съезжались гости, — над ее молчаньем,
И вздохами, и робким трепетаньем…
Но и она подчас бывала зла
И жалиться умела, как пчела.
VIII
Я не люблю восторженных девиц…
По деревням встречаешь их нередко;
Я не люблю их толстых, бледных лиц,
Иная же — помилуй бог — поэтка.
Всем восхищаются: и пеньем птиц,
Восходом солнца, небом и луною…
Охотницы до сладеньких стишков,
И любят петь и плакать… а весною
Украдкой ходят слушать соловьев.
Отчаянно все влюблены в природу…
Но барышня моя другого роду;
Она была насмешлива, горда,
А гордость — добродетель, господа.
IX
Она читала жадно… и равно
Марлинского и Пушкина любила*
(Я сознаюсь в ее проступках)… но
Не восклицала: «Ах, как это мило!»
А любовалась молча. Вам смешно?
Не верите вы в русскую словесность —
И я не верю тоже, хоть у нас
Весьма легко приобрести известность…
Российские стихи, российский квас
Одну и ту же участь разделяют:
В порядочных домах их не читают
А квас не пьют… но благодарен я
Таким чтецам, как барышня моя.
X
Для них пишу… но полно. Каждый день —
Я вам сказал — она в саду скиталась.
Она любила гордый шум и тень
Старинных лип — и тихо погружалась
В отрадную, забывчивую лень.
Так весело качалися березы,
Облитые сверкающим лучом…
И по щекам ее катились слезы
Так медленно — бог ведает о чем.
То, подойдя к убогому забору,
Она стояла по часам… и взору
Тогда давала волю… но глядит,
Бывало, всё на бледный ряд ракит.
XI
Там, — через ровный луг — от их села
Верстах в пяти, — дорога шла большая;
И, как змея, свивалась и ползла
И, дальний лес украдкой обгибая,
Ее всю душу за собой влекла.
Озарена каким-то блеском дивным,
Земля чужая вдруг являлась ей…
И кто-то милый голосом призывным
Так чудно пел и говорил о ней.
Таинственной исполненные муки,
Над ней, звеня, носились эти звуки…
И вот — искал ее молящий взор
Других небес, высоких, пышных гор…
XII
И тополей и трепетных олив…
Искал земли пленительной и дальной;
Вдруг русской песни грустный перелив
Напомнит ей о родине печальной;
Она стоит, головку наклонив,
И над собой дивится, и с улыбкой
Себя бранит; и медленно домой
Пойдет, вздохнув… то сломит прутик гибкой,
То бросит вдруг… Рассеянной рукой
Достанет книжку — развернет, закроет;
Любимый шепчет стих… а сердце ноет,
Лицо бледнеет… В этот чудный час
Я, признаюсь, хотел бы встретить вас,
XIII
О, барышня моя… В тени густой
Широких лип стоите вы безмолвно;
Вздыхаете; над вашей головой
Склонилась ветвь… а ваше сердце полно
Мучительной и грустной тишиной.
На вас гляжу я: прелестью степною
Вы дышите — вы нашей Руси дочь…
Вы хороши, как вечер пред грозою,
Как майская томительная ночь.
Но — может быть — увы! воспоминаньем
Вновь увлечен, подробным описаньем
Я надоел — и потому готов
Рассказ мой продолжать без лишних слов».
XIV
Моей красотке было двадцать лет.
(Иной мне скажет: устрицам в апреле,
Девицам лет в пятнадцать — самый цвет…
Но я не спорю с ним об этом деле,
О разных вкусах спорить — толку нет.)
Ее Прасковьей звали; имя это
Не хорошо… но я — я назову*
Ее Парашей… Осень, зиму, лето
Они в деревне жили — и в Москву
Не ездили, затем что плохи годы,
Что с каждым годом падают доходы.
Да сверх того Параша — грех какой! —
Изволила смеяться над Москвой.
XV
Москва — Москва* — о матушка Москва!
Но я хвалить тебя не смею, право;
Я потерял бывалые права́…
Твои ж сыны превспыльчивого нрава,
И в них мои смиренные слова
Возбудят ревность — даже опасенья.
И потому к Параше молодой,
О матушка, прошу я снисхожденья…
А если, о читатель дорогой,
Навеянный приятностью рассказа,
Отрадный сон закрыл вам оба глаза, —
Проснитесь — и представьте себе день…
Прежаркий день… (Я посажу вас в тень.)
XVI*

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: