- Не обращай внимания - обычная нелюбовь оседлого жителя к кочевникам.

- Мы разве кочевники?

- В данный момент, пожалуй, да. Мы же не заботимся, как этот мельзавод будет дальше существовать, твоя задача взять добычу и уйти. А потом - хоть трава не расти. Похоже?

- Ага, бредуны - изгои тьмы, - согласился сын. - Ну что, пойдём дальше?

- Погоди, раненого перевязать нужно.

- Зачем?

Ну как объяснить? Десять минут назад готов был задушить противника голыми руками, а сейчас не могу. Было в его взгляде что-то такое… мешавшее просто добить выстрелом в голову. Тоска? Безнадёжность? Та же ненависть? И почему она, если видит нас в первый раз?

Не дождавшись ответа, Андрей пожал плечами, достал запакованный в плотную бумагу бинт, а пропитавшуюся кровью куртку просто разрезал ножом. Пуля вошла под левую ключицу, скорее всего от рикошета, так как выходного отверстия не было. Неприятно - представляю, что мог натворить этот смятый комок металла, попади он в живот. Точно намотал бы на себя половину кишок. Да и сейчас не намного лучше.

Раненый с удивлением на худом, заросшем седой щетиной лице, следил за нашими действиями и молчал. Не знаю, что ожидал, но явно не оказания первой помощи. Плотно сжатые губы побелели.

- Андрюш, тащим его на толкач.

- Зачем?

- Честно? Не знаю.

Сын хотел что-то сказать, открыл рот, но, подумав, махнул рукой.

- Потащили.

- Так что вам ещё повезло, что не пошли через главные ворота.

- Если бы я знал, где они…

- И говорю - повезло, - раненый вымученно улыбнулся. - Все основные сюрпризы там, а на галерее так… подвернувшееся под руку.

- А если бы убил, Иваныч? Или мы тебя? - Андрей поправил одеяло и вопросительно посмотрел на лежащего. - Легче бы стало?

Ответом всё та же улыбка, на этот раз извиняющаяся:

- Людям свойственно ошибаться. Тем более - что я мог подумать, увидев ваш толкач?

- Это точно, - усмехнулся сын. - Хорошо ещё у тебя оружия не было.

- Пистолет был. С одним патроном. Там, наверху, просто не успел…

Да, завела жизнь человека так, что о несостоявшемся выстреле себе в голову говорит с каким-то сожалением. И, в принципе, прав. После Нашествия их осталось двадцать четыре - примерно треть ночной смены. Владимиру Ивановичу повезло - с ним работала жена и дочь, устроенная по блату на время школьных каникул. Хоть и в ночную, хоть и на оклад в три тысячи рублей, хоть и с нарушением всех КЗОТов, но для двенадцатилетней девчонки возможность заработать на велосипед…

Жили как умели, пекли хлеб, благо было из чего, раскопали маленькие заводские газоны и клумбы под огородики. Сажали в первую очередь лук и чеснок, да больше и не было ничего. Кому в голову придёт брать на работу сырую картошку или огуречные семена? Из-за них, кстати, в первое же лето потеряли шестерых - только один смог вернуться из рейда на улицу Рождественскую в специализированный магазин. Километр туда, километр обратно… шестеро.

На следующий год стало полегче - наладили меновую торговлю с образовавшимися в пустом городе анклавами. Собирались на острове, отделяющем Гребнёвский канал от Оки. Его каждую весну полностью заливало водой, так что тварёнышей можно было не опасаться. Ярмарка просуществовала ровно два месяца, а потом всё смыло волной прорвавшего плотину водохранилища. Вместе с находившимися там людьми.

Рассказывая об этом, Никитин помрачнел - в тот день он потерял жену. А всего на заводе осталось девять человек. Поэтому приплывшего на толкаче Негодина встречали как дорогого гостя и долгожданного спасителя. Перспективы переселиться из опасного города в край молочных рек и кисельных берегов радовали ровно до утра - закончивших погрузку мешков с мукой местных поселенцев расстреляли тут же на набережной. Зачем? Этого Владимир Иванович не знал. Сам он уцелел случайно - подвернул ногу, проверяя, плотно ли закрыты люки бункеров, и спуститься вниз не успел. А потом сжимал кулаки в бессильной ярости, провожая взглядом судно, на котором увозили его дочь Наташку.

Троих охранников, оставленных Негодиным сторожить хлебное месторождение, он сжёг вместе с караулкой на проходной в первую же ночь, облив бензином деревянную пристройку. А решётки на окнах и подпёртая снаружи дверь не позволили никому уйти от возмездия. Справедливого или нет? Никитин считал, что справедливого. И, наверное, был прав.

Из Павлова приплывали ещё дважды, и оба раза уходили с большими потерями. Попытки обойти завод посуху и штурмовать со стороны горы тоже провалились - оголодавшие тварёныши стали неожиданными союзниками. А с реки…

- А с реки я всё заминировал. Где растяжки поставил, где "вьетнамские самострелы" закопаны, волчьи ямы ещё… Там вода почти к забору подходит, на нём колючая проволока и "егоза", а внизу на ширину три метра всё сплошняком…

- Ты где столько гранат нашёл? Не поверю, будто они вот просто так везде кучами лежали, и тебя дожидались.

- Сделал.

- Сам?

- Ну… я же инженер-механик, а не хрен собачий. Селитру из магазинов таскал, кое-какие химикаты… Запалы тёрочные.

- А в магазин как, пешком?

- Ползком.

Способ, изобретённый Владимиром Ивановичем для путешествий по городу, отличался простотой, наглостью и безумием. Обыкновенный деревянный ящик, размерами и формой напоминающий крышку гроба, переворачивался и ставился на колёса от детского велосипеда. Маленькие такие, боковые. И вот в этом танке можно было вполне передвигаться по улицам на четвереньках. Правда, очень медленно, постоянно приходилось пережидать, когда привлечённые движением тварёныши успокоятся и разбегутся. Я бы так не рискнул - сутки добираться до площади Горького и обратно. Когда-то на это уходило минут двадцать-двадцать пять, только подняться по Похвалинскому съезду.

Выговорившись, Никитин как-то обмяк, будто выдернули из человека тот стержень, что помогал жить и держаться. И огонёк в глазах, загоревшийся было от подробностей захвата дебаркадера и РТ-300, погас. Погас, и больше не загорался.

- Я помогу вам.

- Чем? - Андрей скептически оглядел беспомощно лежащую в кровати фигуру.

- Ну-у-у… чем сумею.

Глава 9

К вечеру самочувствие нашего гостя, не пленником же его называть, резко ухудшилось. Поднялась температура, вся левая сторона груди опухла и покраснела, а от раны пошёл тяжёлый запах.

- Сдохнет же, - шепнул Андрей, опасаясь, что иногда приходящий в сознание Никитин сможет услышать.

- Угу, резать надо. А ты хирург?

- Нет, я больше по компьютерным внутренностям.

- То-то и оно, у меня руки тоже под другое заточены.

- Жалко мужика, пап.

- Мне что ли радостно? Резать будешь?

- Не умею.

- Про что и говорю.

Ситуация - хуже некуда. Ладно бы пуля навылет прошла, так нет же, попала вся искорёженная рикошетом, да ещё забила в рану грязь и нитки с промасленной спецовочной куртки. И застряла внутри, каким-то чудом не задев крупные кровеносные сосуды. Что там ещё есть, рёбра? Хрен с ними, срастутся как-нибудь, а вот если не вытащим свинцовый подарочек… К утру не к утру, но к следующему вечеру кони двинет обязательно. Так бы, конечно, и подольше мог продержаться, но общее состояние организма оставляло желать лучшего. Иваныч и живой мало чем от покойника отличается. Значит… значит остаётся одно…

- Тащи водку в кают-компанию и приготовь там стол.

- Но…

- Вот заодно и приберёшься.

Андрей ушел, тихонько прикрыв за собой дверь, и я поднялся следом. Тоже пора заняться делом. Мне в машинное отделение, где стоит верстак с тисками и закреплённый к стене наждак. Сооружу что-нибудь похожее на скальпель из ножовочного полотна. Моим ножом, конечно, людей резать можно, но… как бы сказать… одноразово. Придётся самому изобретать хирургический инструмент. Точнее - малый набор палача-любителя. А куда деваться, если в корабельной аптечке из всего медицинского, только рулончик лейкопластыря и два пузырька настойки боярышника? В случае удачной операции - оба выпью лично.