Через несколько дней вернулся со своей свитой отец. Лицо его сияло. Граф фон Юлих положительно воспринял его сватовство. Свадьбу с прекрасной Аделаидой, о которой мечтали все мужчины, назначили на начало лета. Я тоже была рада тому, что с приездом отца закончатся безобразия последних дней… Господин Герхард клятвенно пообещал ничего не говорить отцу о драке, чтобы не портить ему настроения.

— Наверное, вы знаете, что делаете, фройляйн, — с сомнением в голосе сказал он напоследок.

Он и понятия не имел, какой неуверенной я бываю. Но пока я совсем не хотела тратить свое внимание на овладение наукой управления челядью.

В тот же вечер мы все собрались в зале на вечернюю трапезу и слушали вдохновенный рассказ хозяина замка. Крепость Юлиха, ее толстые стены, предназначенные для отражений нападений врага, отряды вооруженных людей, которые она в себя вмещала, скакуны, которыми граф Юлих восхищался в конюшнях…

— Ну а что сама Аделаида? — спросил излишне любопытный голос.

Все засмеялись. Отец задрал нос и вскинул брови.

— Аделаида — самое прекрасное, что ты когда-либо видел в своей жизни. Она изящна, как ангел, перед ее красотой ты упал бы на колени и…

— Ну-ну, — предостерег аббат, конечно, сопровождавший отца в столь важном деле. — Мой дорогой друг, не искушай Господа, когда хочешь описать красоту женщины, — она грешна изначально.

Кое-кто сдержанно захихикал.

— Грешна или нет, — горячо возразил отец, — не знаю. Я не допускаю обсуждения качеств красивой женщины с точки зрения богословия, она будет хозяйкой Зассенберга, и вы все увидите сами.

Торжествуя, он откинулся на спинку стула и разом опустошил кубок с вином.

Такому скудному сообщению никто, естественно, особенно не обрадовался.

— О, расскажите еще хоть немного о новой госпоже, чтобы мы могли лучше представить ее себе, — попросил один из тех, кого не взяли в поездку.

Дядя Рихард не заставил себя упрашивать дважды. Его собственные смотрины невест до сих пор проходили безрезультатно, будто сама природа поставила на нем черную метку: статный мужчина с прекрасными локонами был настолько косоглазым, что себя осенил бы крестом даже неверующий, если бы его увидел. Красивые женщины были слабостью дяди. Его приятный голос всегда привлекал слушательниц нормандских героических рассказов, и танцевал он настолько хорошо, что какая-нибудь девушка мечтательно смотрела ему вслед — до тех самых пор, пока не встречалась с ним взглядом.

Восхищаясь или восторгаясь, он косил глазами еще больше.

— Она появилась в зале, и словно юное солнце взошло над нами! О небо! Отливающие золотом прекрасные, как шелк, волосы спадали па ее нежные плечи, а глаза были голубыми, как небо. Голос можно сравнить с соловьиным пением, а ее ноги…

Я встала и незаметно покинула зал. И возле двери я слышала восторженные охи и ахи людей из свиты. Отец, как новоиспеченный жених, приказал праздновать свою помолвку дальше. Почему-то меня никогда не оставляло ощущение того, что они нас, женщин, ставят на одну ступень с боевыми лошадьми и породистыми собаками…

Я не чувствовала усталости, хотя уже стемнело. Собаки, дети, домашняя птица, то есть все то, что обычно наполняло двор, исчезло; батраки спали в своих жилищах, и лишь у стен замка стояло несколько одиноких ночных сторожей. Опершись на колодец, я вглядывалась в звездное небо. Как плотной сетью, маленькие мерцающие точки покрывали черный небосвод. Я пыталась рассмотреть звезды во всем их великолепии, как учил Нафтали; из расположения звезд на небосводе он мог составлять предсказания. Вот Альтаир, Вега и Сириус. Капелла Аурига. Мне удалось отыскать Плеяды и светлый Альдебаран в созвездии Тельца. Я глубоко вздохнула. Какой небесный покой царит по ночам…

На кровати Эмилии я вышила еще несколько крестов на моем алтарном покрывале: патер Арнольд уже не один раз напоминал мне о необходимости доделать его.

Вышивать я ненавидела, и прежде всего потому, что женщинам моего поколения по умолчанию вменялось заниматься именно этим. И мне стоило труда вспомнить, где я оставила свою коробку с рукоделием. Маленький сад матери был одним из немногих мест в замке, где в течение дня можно немного посидеть одной и помечтать до тех самых пор, пока тебя не разыщет прислуга.

Днем весеннее солнце заманило меня на покрытую толстой овчиной скамью. Я значительно дольше смотрела в небо, чем на алтарное покрывало…

Вздыхая, я принялась искать в темноте коробку для рукоделия. Конечно же нежное полотно давно отсырело, и с таким трудом вышитые орнаменты самым ужасным образом испорчены. И у Майи опять будет причина для недовольства и брюзжания. Мои мысли обратились к Аделаиде фон Юлих. Белокурые волосы, как шелк, небесно-голубые глаза — точная копия женщины, к ногам которой готовы пасть все мужчины и на которую я абсолютно не была похожа. От моей нормандской матери мне достались нескладная фигура и большой рост. Мужчины предпочитают женщин, на которых могут смотреть сверху вниз, я знала это от своих горничных. Я остановилась и задумчиво посмотрела на себя. Слишком высокая, слишком худая и в то же время крепкого телосложения — женщина для выполнения тяжелой работы. Фройляйн Аделаида, напротив, целыми днями только и делает, что вышивает алтарные покрывала, вздыхает и командует прислугой. Я представила ее золотые волосы, драгоценным ковром ниспадающие на плечи, — ухаживает за ними, конечно, только горничная. С моей же головы свисали вьющиеся, цвета темной меди, локоны, которые мог прикрыть только толстый платок, и поэтому я часто заплетала их, как это делали батрачки, в тугую косу. Мои волосы всегда убирала Майя и с помощью всевозможных расчесок и шпилек сооружала прическу, известную лишь ей одной, но пряди все же упрямо выбивались из пучка и беспорядочно свисали на плечи. И как бы она ни боролась за чистоту и белизну моего лица, оно становилось загорелым, да еще усыпанным веснушками, стоило мне появиться под первыми лучами солнца. Все мои умывания с мелом и миндальным маслом оказывались напрасными. Да еще зеленые, как у кошки, глаза и пальцы, которые лучше обращались с бочонком масла и конской уздой, чем с вязальными спицами. Не было ничего необычного в том, что мужчины не баловали меня своим вниманием. Я призналась себе, что завидую ангелу, который в скором времени прибудет в наш замок. Я сплюнула и, шаркая, угрюмо поплелась в сад.

Мать распорядилась разбить его между кухонным помещением и женской башней. В бледном свете луны я различила обе яблони, растущие межу грядками с травами и овощами, которые в этом году распустились раньше обычного. На грядках произрастали не только лечебные травы, но и нарциссы, лилии и фиалки; нужно будет сменить деревянные планки, поддерживающие землю; еще вчера опять разломилась одна из них. Надо посмотреть, есть ли у плотника подходящие деревяшки в его мастерской. Я бесцельно провела рукой над одним из кустов черной смородины, которые обрамляли небольшой сад. И тут меня грубо схватили сзади, рукой закрыв рот, кто-то швырнул меня на землю и потащил к кустам.

Напрасно я пыталась защищаться, драться, пинать и царапать нападавшего — все было бесполезно. Рука железной хваткой зажала мне рот. Я застонала. И вдруг почувствовала на своей спине холод стали…

— Тихо, не то я перережу вам горло, — прошептали позади.

Я оцепенела. Моя рука нащупала грубую полотняную ткань, из которой шили одежду для прислуги. От мужика пахло лошадьми и навозом. Стоял он спокойно, но я не могла этого терпеть, стала дергаться и выбиваться из его рук.

— Тсс… Я отпущу вас, если вы будете вести себя тихо…

Где же я слышала этот голос? Он ослабил хватку, и это было его ошибкой, потому что инстинктивно я высвободившимся локтем ударила его предположительно в солнечное сплетение. Мужик закричал от боли, выругался грубо и вновь сильно схватил меня.

— Чертова баба, еще и дерешься как мужик, — раздалось шипение рядом со мной. — Я тебя пальцем не трону, если не будешь шуметь!

Ганс! Теперь я узнала этот голос. Он попытался еще раз ослабить руку. Мне стало дурно от страха.