Врач пропустил меня в небольшой кабинет, предложил сесть на кушетку, сам же взял стул и сел напротив.

– Ну что, Балыгин? Александр… а по отчеству?

– Да бросьте, доктор, какое отчество? – поморщился я.

– Ну, ладно. Тогда и вы меня Николаем зовите. Побеседуем, так сказать, неформально.

– А о чем? – насторожился я. Все же, хоть и находился я не в психушке, – но в отделении неврологии, а невропатолог и психиатр, как для многих простых обывателей, были для меня почти что синонимами.

– Как о чем? – удивился Николай. – О вас. О вашем здоровье… Вот вы спросили, сколько вы здесь находитесь. Это что, по вашему, показатель отменного самочувствия?

– Я же не спорю, что был болен, – возразил я. – А сейчас вот выздоровел и интересуюсь.

– Ну, лежите вы у нас уже почти месяц… И, скажу откровенно, мы уже начинали опасаться…

– Что я не встану? – закончил я.

– В общем… да. Или не скоро. Или… переедете в несколько иное заведение…

– В психушку? – Я понимающе улыбнулся.

– В психиатрическую клинику, – поправил доктор. – Между прочим, одним из моих студенческих увлечений была именно психиатрия. Я даже собирался поменять специализацию…

– И что помешало? – поддержал я тему, продолжая улыбаться.

– Бытовые проблемы, – скривился Николай. – Женился, появился ребенок, а хорошей практики в нашем городе не найти… Перебираться в Питер или столицу – нет средств… В общем, ладно. Сейчас я уже успокоился. Но увлечение свое не забыл. Иногда почитываю кое-что для себя, интересуюсь. Мало ли…

Я удивился откровенности и словообильности Николая. Но, с другой стороны, ночь накладывает свой отпечаток. Сидеть тут одному – тоже не сладко. Парень, судя по всему, умница, не с медсестрой же ему заигрывать, детективы – или что она там читает – обсуждать. Да и ровесники мы с ним почти… А может… Может, как раз я ему в качестве объекта для любимого хобби и приглянулся? Ну и ладно. И пусть. Мне не жалко. Вердикт он все равно выносить права не имеет. Психиатр-любитель! Я улыбнулся в очередной раз. Николай это заметил.

– Вы думаете, Саша… – начал он.

– Да ничего я не думаю, – перебил я. – И давай уж на «ты», раз неформально общаемся… Или все-таки нет?..

– Неформально, – махнул рукой Николай. – Давай на «ты». Но если совсем откровенно, то мне и правда многое интересно в твоем случае. Вот, например, ты ведь… жить не хотел? Извини за цинизм, но я все-таки врач, это профессиональное. – Он дернул уголком рта, пытаясь изобразить улыбку. – Так вот, не хотел – это было видно даже неспециалисту. Все органы здоровы, все в полном порядке, а ты умирал. Сознательно, причем. Так ведь?

– Наверное, да, – пожал я плечами. – Мне незачем было жить.

– А сейчас вдруг стало «зачем»? – подобрался доктор, и я понял, что Николай загнал меня в угол, словно умелый следователь преступника-раззяву. Расскажи я ему про суть своей вспыхнувшей надежды – он вызовет коллег из дурдома и передаст им меня из рук в руки!

Николай словно подслушал мои мысли:

– Не бойся, Саш, – то, что ты мне расскажешь, останется строго между нами, обещаю. Ведь тебе же хочется рассказать, я вижу. Поверь, я сейчас не зарплату свою отрабатываю. Мне и правда это очень интересно, а заодно и помочь тебе хочется. Видишь, я с тобой откровенен: помочь мне тебе хочется все же не в первую очередь.

– Ну хорошо, – решился вдруг я. В конце-то концов, ну, действительно, не сошел же я с ума!.. А если сошел – не все ли уже равно? – Мне действительно вновь захотелось жить. Появилась надежда. Призрачная, я прекрасно это понимаю. Но она все-таки есть.

– Не совсем понял, – подался вперед Николай. – Надежда на что? Что твоя жена все же осталась жива? Ведь ее тело не нашли, насколько я знаю?.. – Он поморщился, снова выпрямился и виновато покачал головой. – Тьфу ты, прости!.. Я и правда стал беспардонным циником!..

– Да брось ты извиняться, – в свою очередь поморщился я. – Не маленький я, чай. И ты – врач, а не сиделка возле умирающего… Да и я не умирающий уже вроде.

– Согласен, – кивнул Николай, снял очки и протер их краем халата.

– Слушай, Коль, я курить хочу. Есть у тебя?..

– Есть-то есть, только нельзя тут как бы… – Николай посмотрел для чего-то на дверь, а потом махнул рукой: – А, ладно, все равно главврача нет! – Он встал и приоткрыл окно. В кабинет легко дунуло свежим, удивительно вкусным воздухом. Я втянул его полными легкими и слегка опьянел, словно и впрямь уже покурил после месяца никотинового голода.

Николай протянул мне пачку сигарет, сам тоже выудил одну. Вместо пепельницы достал гнутую, в виде большой фасолины, миску для медицинских инструментов – не знаю, как она называется…

Я жадно затянулся, и голова закружилась еще больше. «Хорошо, что я у него выпить не попросил! – мысленно усмехнулся я. – Наверняка бы и спиртику плеснул».

– Ну, что?.. – сказал я после пары очередных затяжек. – Спрашиваешь, на что я надеюсь? Нет, то, что Ольга жива, я не думаю. Была бы живой – разыскала бы меня.

– А если с ней… то же самое, – мотнул на меня подбородком Николай. – Или… даже хуже?..

– Да нет же, – нахмурился я. – С ней… еще хуже. Я знаю.

– Что же тогда за надежда? – непонимающе уставился на меня любитель психиатрии.

Я молча докурил сигарету до фильтра и отщелкнул окурок в окно.

– Я хочу вернуться и предупредить ее. Не дать ей броситься в реку.

Николай качнулся на стуле:

– Куда вернуться? – В его глазах вспыхнуло явное разочарование и жалость. Видимо, он все-таки понял, что для психушки я уже созрел… Но мне было все равно. Я, не спрашивая разрешения, взял со стола пачку и достал новую сигарету. Николай молча щелкнул зажигалкой. Язычок пламени вкусно облизал золотисто-коричневый срез ароматного цилиндрика. Мне тоже вторая сигарета показалась вкусней, голова уже не кружилась.

– Туда, на реку. До того, как Оля бросилась мне на помощь.

– Каким же, интересно, образом? – Николай, видя мое спокойствие, успокоился и сам. Или взял себя в руки, чтобы не «высветить» выражением лица моего предполагаемого диагноза.

– Пока не знаю, – признался я. – Но Ольга умела делать это. Значит, и я смогу.

Николай поднялся внезапно со стула и стала ходить взад-вперед по кабинету. Впрочем, «ходить» – слишком громко сказано. Два-три шага в одну сторону, столько же обратно. Все, что позволяли размеры комнаты.

– Не знаю, что и делать, – вздохнул вдруг он, останавливаясь возле стола, вынул из пачки сигарету и закурил. Я заметил, что руки его дрожали. Доктор отчего-то сильно разволновался. Сделал несколько быстрых затяжек, с отвращением швырнул окурок в окно и повторил, глядя мимо меня: – Не знаю… Меня самого после этого… в психушку сдавать можно… Но у нас же частный разговор? – Он посмотрел мне прямо в глаза. С сомнением, выжидающе.

– Ну, да… – ответил я, не понимая, к чему клонит врач.

– Ладно. – Николай махнул рукой и снова сел на стул. Только не знал, куда деть руки – то складывал их на груди, то сжимал ими колени. – В общем, прости меня за комедию… Но… – Все-таки он на что-то никак не мог решиться. Посмотрел на меня так, словно умолял меня помочь ему. И я выдавил:

– Да не тяни ты!.. Я и правда здоров. Ты что-то плохое мне хочешь сказать? Так не переживай, мне уже ничего не страшно.

– Ну, смотри… – Доктор снова встал и достал из стеклянного шкафчика какой-то пузырек и отщипнул от ватного кома кусочек. Пояснил: – Нашатырь. На всякий случай. – И снова сел.

– Нервы у меня крепкие… – начал было я, но вспомнив, с каким диагнозом оказался в больнице, осекся и замолчал.

Николай все понял.

– Вот-вот, – сказал он. – И все же… Промолчать я не могу. И никому другому рассказать это тоже не решаюсь. Не любят у нас чудеса. А когда начинает чудить человек, которому доверены жизни людей…

– Слушай, – не выдержал я, – если ты боишься, что я тебя заложу, то напрасно. Да и кто мне поверит?

– Не в этом дело! – замахал руками Николай. – Я боюсь, что ты мне не поверишь!.. Или подумаешь, что я издеваюсь над тобой, психиатрические эксперименты провожу…