Так вот. Кэпс с Гариком притащили пластинки с записями речей Брежнева к Гарику домой. Запустили на вертаке - и послышалось очень памятное всем причмокивание, пришепётывание и присвистывание, "сиськи-масиськи", "кому не сиськи" и прочие "сосиськи сраные". Такой параноидальной ностальгии по брежневскому Совку, какая существует сейчас, в конце восьмидесятых ещё не наблюдалось, да и Гарик с Кэпсом, хоть и были изрядными долбо*бами, но не до такой степени, чтобы ронять слёзы умиления, слушая доклад Брежнева про "сиськи-масиськи" - и они решили поприкалываться.

 Сначала они запустили пластинку на скорости семьдесят восемь оборотов в минуту. Здесь уже появился какой-то драйв - Генсек начал очень бойко, но совершенно непонятно, о чём, базарить голосом какого-то комического персонажа мультфильмов - а через равные промежутки времени его речь прерывалась странным звуком. Больше всего этот звук напоминал тот, который издаёт вода в общественном туалете, когда несётся из сливного бачка в чашку унитаза. Этот звук настолько заинтриговал Гарика и Кэпса, что они решили непременно выяснить, что же он значит - и, как только из динамиков в очередной раз понеслось это канализационное шипение, они очень быстро переключили проигрыватель на нормальную скорость. На тридцати трёх оборотах таинственный звук оказался ни чем иным, как Бурными И Продолжительными Аплодисментами, Переходящими В Овации.

 - Круто! - сказал Кэпс, - А теперь давай врубим на сорок пять оборотов!

 И они врубили пластинку с докладом Брежнева о новом проекте совецкой "конституции" (1977 года) на сорок пять.

 Здесь драйв усилился: на скорости сорок пять оборотов в минуту речь генсека Брежнева можно было уже вполне разобрать. Но это не главное: на "буржуйской" скорости речь Леонида Ильича приобрела какие-то новые, совершенно феерические интонации - больше всего это было похоже на выступление какого-то пьяного председателя совецкого колхоза, который, приняв на грудь грамм двести без закуски, влез на трибуну и знакомит селян с очередными задачами партии на текущий момент. И, хотя в самой речи Вождя говорилось о вполне серьёзных вещах, но дополнительная скорость вращения пластинки сделала её настолько яркой, превратив все брежневские швыркания и пришепётывания в столь комические ужимки и выкрутасы, что слушать это спокойно не было никакой возможности!

 - Класс! - давясь смехом, кричали друг другу Гарик и Кэпс - Супер!!!! Это же - вообще!!! Ой, я не могу-у-у!!!... - и катались по комнате, держась за животы.

 Дальше... Думаю, понятно, что они сделали дальше. На улице стоял тёплый солнечный май, окно было открыто - и они выставили колонки проигрывателя на подоконник.

 ...В тот день после школы мне вдруг прибластилось навестить Гарика. Уже когда я входил к нему во двор, я услышал какие-то громкие звуки: было впечатление, что идёт громкая трансляция с концерта какого-то сатирика-юмориста. А уже подходя ближе, я увидел толпу человек в двадцать или тридцать, столпившуюся под окнами Гарика. В этой толпе были разные люди: здесь были и студенты мединститута, позабывшие про лекции, и жильцы этого самого дома, и просто случайные прохожие. И все они внимали тому, что неслось из чёрных колонок.

 - Да никакой это не Жванецкий! - доказывал один из слушателей другому, - я тебе говорю: это - Ширвиндт с Державиным прикалываются! Есть такая подпольная запись с капустника, на плёнках ходит! Я у Димки в прошлом году слышал!...

 - Да как - "не Жванецкий"?! - кипятился другой собеседник, - Жванецкий и есть! Новый концерт! Я фрагмент по телеку видел, а здесь - полная запись!

 - Да дайте послушать, наконец! Помолчите! - вмешалась ещё какая-то тётка, - потом будете спорить! - на этом месте "ускоренный" Леонид Ильич из колонки в очередной раз щёлкнул вставной челюстью, и среди присутствующих вновь началось бурное веселье: - Ой!!!! Ой-ей-ей!... Ну, я не могу!!! Как Брежнева пародирует!!! Ух-ха-ха-ха-а!!!...

 Когда я поднялся к Гарику, то застал их с Кэпсом примерно в том же состоянии, что и уличных слушателей: они оба уже устали ржать, но говорить спокойно ещё не могли - давились смехом.

 - А вы в окно выглядывали? - спрашиваю их.

 - Н-нет... а... а ч-что там?...

 - А там - уже толпы возмущённых граждан, - отвечаю, - линчевать вас хотят!

 Гарик осторожно высунулся в окно. В это время Леонид Ильич из динамика с поистине неподражаемой интонацией пьяного председателя колхоза выдал заключите своего доклада: " -Й-й-и рабочие сказ-зали нам! П-р-р! Псы-псы! Да! Нам нужна такая - кргхпцц! - конституция!!!..."  Те немногие, кто увидел появившуюся в окне под окном сгибались от этого бурного веселья пополам, кто-то уже плакал от смеха. Те немногие, кто увидел появившуюся в окне морду Гарика, стали кричать ему:

 - Парень! Д-давай! Давай ещё Ж-жванецкого!...

 - Это не Жванецкий! Это - Брежнев! - крикнул Гарик вниз.

 - Всё равно - давай своего... Бреж... Жванецкого! ВРУБАЙ!!!

 ...Чем там всё это закончилось в тот день, я не знаю: разговаривать с двумя этими хрюкающими от смеха персонажами было просто физически невозможно, и я ушёл. Сейчас, вспоминая этот случай, сразу же вспоминаю и старый - ещё брежневско-андроповских времён - анекдот:

 - Знаете, почему Леонид Ильич Брежнев летал в командировки по стране и даже за границу - а Юрий Владимирович Андропов никогда никуда не ездил и не летал?

 - ???

 - А потому, что Леонид Ильич Брежнев работал от батареек, а Юрий Владимирович Андропов - от сети!

 И, вспоминая этот анекдот, я думаю вот о чём: вот если бы Леониду Ильичу Брежневу, вдобавок к этим самым батарейкам питания, от которых он работал, гениальные совецкие учёные присобачили бы ещё и переключатель скорости речи - вроде того, что стоял на проигрывателях грампластинок - то представляете, как бы здорово это было! Генсек затмил бы всех жванецких и петросянов, вместе взятых! Или я не прав?

В совецкие времена Максим работал художником-оформителем при горторге. "Горторг" - это, если кто не знает, городское управление торговли. По тем временам горторг, хотя официально и являлся, всего лишь, одним из подразделений государственно-партийной Системы, но был, тем не менее, структурой достаточно влиятельной и самостоятельной. Это, собственно, и неудивительно: понятно же, что тот, кто сосиски распределяет, тот и музыку заказывает.

 Ну, а Максиму в жизни просто повезло: он - натура тонкая и творческая, одухотворённая и ранимая, умудрился "вписаться" в эту, брутально-хамоватую систему совецкой торговли. Он там вывески всякие для магазинов делал, а в свободное время картины живописные писал. Мастерская - за счёт Горторга, то есть, бесплатно - а картины Максимовы , время от времени, выкупались руководством за "чёрный нал" и дарились затем всяким директорам гастрономов на юбилеи. Не бедствовал Максим, одним словом.

 Как уж он на эту хлебную должность попал - Бог весть. Должно быть, соблазнил какую-то торговую диву-примадонну - а она его и пристроила к месту, похлопотала перед руководством. Скорее всего, так и было... При этом, мало того, что Максим не бедствовал - так ведь, его мастерская располагалась, к тому же, на заднем дворе центрального городского гастронома. А это значило, что, как только в гастроном привозили дефицитные товары, Максиму тут же перепадала и баночка растворимого бразильского кофе, и коробочка шпрот, и колбаска, и ветчинка, и рыбка копчёная. Кто в стране совецкой жил - тот поймёт. Но и это ещё не всё: в любое время дня и года Максим имел возможность пересечь двор, зайти в гастрономический магазин - и безо всякой очереди тут же получить бутылку водки! А если надо - то и вторую! Днём ему продавщицы водку выдавали, а ночью - сторожа. Тем был наказ: водку художнику отпускать по первому требованию, ибо он - натура творческая, а водка для вдохновения зело пользительна. Впрочем, Максим сильно не наглел - а выпитая им водка затем списывалась, как разбитая при транспортировке. Ну, чем не жизнь? Разлюли-малина!