Так случилось и в один из дней той осени 2004 года: алкоголики расположились под окнами нашей гостиной, присели на завалинку, выставили на импровизированный "столик" бутылку, разложили закуску... В следующий момент в калитке палисадника появился Захар; в руках у него был берёзовый черенок от лопаты.

 - Здесь низзя! - закричал он ханорикам, направляясь к ним и размахивая черенком.

 - Э-э, т-ты чо, узкоглазый? - пьянчуги собирались, было, вступить в переговоры и доказать своё неоспоримое право пить среди этих кустов в любое время дня и года - но наш камердинер в переговоры вступать не собирался.

 - Низ-зя! - крикнул он ещё раз, и увесистый черенок взметнулся у него над головой. Р-р-раз!!! - и во все стороны посыпались осколки стекла и полетели спиртовые брызги - это лопатный черенок со всей силой опустился прямёхонько на бутылку. И-и р-раз! - это дубина в руках Захара вновь взметнулась вверх, занесённая для следующего удара:

 - Здесь низь-ззя!!! - в третий раз крикнул он - и испуганные алкаши, тяжело переваливаясь в стороны, как могли, рванули прочь. Убежав на безопасное расстояние, они принялись орать:

 - Нехристь! Понаехали тут на русскую землю!... Вали в свой Китай, Шаолинь долбаный, чёрт китайский!...

 Больше в нашем палисаднике они не разу не появились. Но это ещё не всё: когда, полгода спустя, я выловил-таки, нашего водопроводчика и притащил его к нам менять стояк, то в самый последний момент, увидев, куда я его привёл, он упёрся рогом и отказывался входить в дом:

 - Не пойду!!! - орал взрослый мужик, и трясся от страха, - здесь же сумасшедший китаец живёт!!! Он же убьёт меня!!! Осенью чуть не убил уже: выскочил с мечом - и стал свою кунг-фу показывать! Р-раз! - и чуть мне бошку не отрубил! Не пойду!!!...

 Если бы Захар услышал, что его опять приняли за китайца, то он бы, конечно же, если и не зарубил бы сантехника самурайским мечом, то уж сказал бы ему много нелицеприятных слов о его, сантехника, происхождении. Его, Захара, регулярно принимали за китайца - и ему это совершенно не нравилось. Но Захар не мог этого услышать, так как незадолго до этого он уехал в свою родную деревню - и с тех пор мы лишились нашего камердинера.

 А случилось это так. Где-то, в начале зимы на моём горизонте возник, скажем так, человек из прошлого. Когда-то мы были знакомы, даже одно время были у нас с ним какие-то бизнес-отношения - правда, друзьями мы с ним не были: так, обмыли в ресторане несколько удачных сделок - и всё. Да и давно это было - ещё в самом начале девяностых. Потом этот человек исчез с моего горизонта - я и забыл о нём, а он вдруг нарисовался. И не просто нарисовался, а стал активно искать дружбы, постоянно говорил то об одном, то о другом - словно, пытался нащупать тему, которая может быть мне интересно. И, признаюсь, что-то нехорошее в этом его дружеском энтузиазме было, настораживающее, что-ли.

 Вот однажды, приехав к нам в очередной раз, человек этот принялся расхваливать нашу собаку - Жулька у нас, если кто не знает, собака охотничья - а потом плавно перевёл разговор на охоту: повёл речь о том, какие у него замечательные карабины, да какие гладкостволки, да неплохо бы и на охоту сгонять... Из меня охотник - как гаишника виоланчелист: никогда этим делом не интересовался - а камердинер наш, смотрю, загорелся: слушает моего собеседника внимательно - а потом и в разговор вступил. Наш гость и рад, что разговор поддержали: начинает что-то ещё говорить - и постоянно в беседе ко мне аппелирует - а Захар с ним спорить начал, что-то доказывает. Я и не заметил, как мой vis-a-vis полностью на разговор с Захаром переключился, обо мне забыл. А кончилось всё тем, что он и говорит:

 - Решено! В пятницу беру машину, стволы, покупаю боеприпасы - и едем к тебе в Алагуй! - потом ко мне поворачивается: - Роман, ты же тоже с нами едешь? - я отрицательно машу головой: езжайте, мол, сами коз гонять - а у меня дел полно, да и не любитель я...

 И они уехали в пятницу, как и договорились. А в понедельник приезжает ко мне этот любитель охоты - один, без Захара - и предъявляет мне претензию:

 - Твой бурят, мало того, что ужрался по дороге в свой Алагуй и заблевал мне машину, так он ещё меня сначала куда-то не туда завёз - семьдесят километров пришлось по зимнику, где только лесовозы ходят, возвращаться! А пока до его этого Алагуя доехали - стемнело уже, он из машины вылез, сказал ждать его - и исчез! Я всю ночь в машине сидел - по всей деревне темнота, и куда твой Захар делся, не знаю! А утром стартанул я оттуда, не стал его искать - ну его с его охотой!

 Рассказав всё это, мой странный знакомый уехал, и больше с тех пор я его не видел. Что ему было нужно от меня, не могу понять до сих пор...

 А Захар пожаловал в Иркутск только к Пасхе.

 - Что у вас там с этим персонажем случилось, давай рассказывай! - говорю я ему, - и с чего он говорит, что ты у него в машине нажрался? Ты же, вроде, не пьёшь?...

 - Тёмный он человек, - говорит Захар, - хитрый, однахо. Нехороший. Мы поехали, он говорит: "Выпей, Захар", водку даёт, бутылку. Я выпил малех-малехо, он пиво даёт бутылку: "Выпей, Захар". Я пиво люблю, хорошо выпил, много. Голове хорошо стало. А он спрашивает. Про тебя спрашивает, много спрашивает, однах-то. Кто к тебе ходит, спрашивает. Чем ты занимаешься, однахо, спрашивает. Ещё спрашивает, пьёшь ты водку, или не пьёшь. И мне говорит: "Пей, Захар, пиво! Пей, Захар, водку" - а он опять спрашивает про тебя. Хитрый он, плохое хочет сделать, однахо...

 Я слушаю, и удивляюсь: "-Э, нет, - думаю, - не подвела меня интуиция! Не случайно этот человек вдруг появился из прошлого - вот и Захар заметил, что что-то здесь не так!..." - а Захар продолжает рассказ:

 - Я думаю: напиться надо, однахо - чтобы лишнее не сказать. Напился водки с пивом, и уснул. Потом плохо было, совсем плохо. Потом опять уснул. Потом он будит меня: "-Где твоя деревня? Скоро будет?" - я смотрю в окно, и вижу: он куда-то на зимник свернул, там только лесовоз ездит. Говорю: "-Обратно надо ехать, однах-то!" Поехали обратно. В Алагуй приехали - темно уже. Я говорю: "-Жди! Сейчас к матери пойду!" Пошёл к матери - она видит, что я пьяный много совсем - повела в баню, на замок закрыла. Я стал спать. Про этого думаю: сам виноват! Зачем много водкой поил? Зачем пивом поил? Зачем всё про тебя спрашивал? Хитрый он, нехороший! Пусть, думаю, в машине мёрзнет - а я в тёплой бане спать буду...

 Захар смотрит на меня своими хитрющими азиатскими глазами, продолжает:

 - Ты с ним не дружи - он подлый! С Кулехом дружи - хороший человек! С майором Васильевым дружи - тож, хороший человек, однах-то! А с тем - не дружи, не надо! - а потом вдруг, в своей вечной манере, огорошивает меня просьбой:

 - Книги дай! - я ошалело смотрю на него, а он продолжает: - Которые написал, книги дай, однахо! Ты ж писатель! Я в деревне всем говорю: у писателя жил, камердинером - это слово Захар выговаривает медленно, с удовольствием - работал, а они не верят, дураки деревенские! Дай книги!

 - Захар, - совсем теряюсь я, - я же не писатель - я журналист. Да и нет у меня книг, не издал ещё ни одной... Ну, что я тебе дам? Разве что, статьи свои в газетах - да на принтере рассказы распечатаю...

 - Давай, однах-то! - радуется Захар, - Распечатай! Рассказы и статьи! И напиши на них ручкой, что Захару, камердинеру - опять смакует слово - от тебя... - я подписываю, как он просит, а он, тем временем, продолжает: - И про Эрастпетровича с Масой дай! Пусть читают в деревне, какой я тут Маса немножко бурятский был! - и улыбается.

 Отдал я ему всего своего Акунина - и "Азазель", и "Левиафана", и "Коронацию", и всё остальное. Эх, знал бы писатель Чхартишвили, как мы с камердинером его творчество в сельские ширнармассы несём!... А Захар, тем временем, начинает свой рюкзак распаковывать:

 - Подарки тебе привёз! Мясо! - и выкладывает на стол огромные куски баранины, - Мать моя послала! А это - от меня! - и тут же на столе появляется старый распаяный самовар, рога косули и небольшая иконка, - Вот! Богородица-икона, однах-то! Самовар - совсем старый, однахо, сломаный - как ты любишь! Рога - сам козу стрелял, в запрошлом году! Хотел ещё колову лошади привезти - череп, на счастье! Потом подумал: можт, не нада тебе? Не повёз. Если нада - привезу, однах-то... А это - собахе! Жуля! Жуля! На! - и высыпает перед вбежавшей в гостиную Жулихой целую гору сырых костей, - Спецальна ей собирал, морозил! Ешь, собаха!...