Официант подвел ее к администратору зала, тот, не глядя в журнал, заулыбался:

— Столик заказан, но сеньор Монти еще не подошел.

Моника вся просияла: ее расчет оправдался.

— Я подожду, — улыбнулась она.

Ее провели в дальний конец зала, за роскошно сервированный стол: серебряные приборы, хрустальные бокалы, орхидеи в миниатюрных корзинках, тонкие салфетки с искусной вышивкой. Здесь собирались устроить настоящий пир, а не просто поужинать. Что он празднует? События дня, переживания не давали сосредоточиться. Неужели только утром они с этим Вегетарианцем встречались? Казалось, прошла неделя. Моника заглянула в меню: мясо «по-кайзерски» отведать не удастся. Так сегодня здесь устраивается что-то вроде поминок по усопшему Альберто Монти? Мило.

Когда в зал вошла компания щегольски одетых итальянцев, Моника напряглась. Сколько их? Пятеро. Пятеро здоровенных мужчин, кровожадных убийц. Она представила, как ее убивают спицей: прокалывают грудь и сердце.

Впереди шел он: высокий, черные волосы старательно уложены с помощью бриолина и разделены безукоризненным пробором, гладкая кожа немного вытянутого лица чисто выбрита. За тридцать пять, определила Моника возраст. Костюм продуман до мелочей: высокий крахмальный воротничок, дорогой сюртук облегает очень подвижную, энергичную фигуру, желтые перчатки. Взгляд прямой, оценивающий вас целиком, и голодный… Несмотря на ужасы, которые Моника знала о Валентино Монти, она призналась себе, что этот мужчина нравится ей.

Он приближался, его взгляд не отрывался от ее лица, и, тем не менее, не узнавал ее.

— Чем могу быть полезен, фройляйн…?

— Моника Каттнер.

— Ваш голос… Да, теперь я узнал вас, — он был совсем близко, уже напротив, в его глазах — голод.

Она вдруг поняла, сделала для себя маленькое открытие: упавшая без чувств женщина тоже не узнала ее. А если бы Моника заговорила? В ее голове раздался истерический вопль: «Это она, она! Держите ее! Это она обворовала мою сестру! Украла ее платье!» Впрочем, Моника всегда знала, насколько ее лицо заурядно. На улице мужчины никогда не оборачивались ей вслед. Неприятно? Конечно. Но сегодня ее спасло только это. Пока ее рот закрыт, она невидимка.

— Да, утром ваш голос просто пленил меня. Что вас привело сюда?

— Хотела встретиться с вами, господин Монти.

Этот простой ответ вызвал у Валентино океан эмоций. Эта девушка, другого круга, светская, образованная… И он привлек ее. Она открыто это признает.

— Как насчет небольшого ужина?

— Я голодна, — улыбнулась Моника.

Спагетти под грибным соусом, запеченные в сыре овощи, салаты, мороженое… Она с аппетитом вкушала незнакомые блюда, стараясь не выглядеть напряженной. Но платье, выбившиеся из прически пряди, румянец выдавали ее с головой.

— Как можете вы, итальянец, обходиться без мяса? — с интересом спросила она.

— Просто я привык заботиться о своем здоровье. Спорт, особая диета, отсутствие вредных привычек — залог прекрасного самочувствия и здорового потомства.

— Должна признать, что вы в прекрасной форме, даже по сравнению с моими друзьями, которые намного моложе вас.

— Любое соревнование с этими мальчишками я выиграю в два счета! — рассмеялся Валентино.

— Я уверена в вашей победе. Вам любое дело по плечу? — ее голос играл оттенками от мягкости до зрелой женственности.

— Любое, где можно добиться успеха с помощью собственных сил и, конечно, денег.

— Я могу подкинуть вам одну задачу, — задумчиво проговорила Моника, и Валентино сразу уловил смену настроения. — Моих друзей арестовали сегодня днем. Могли бы вы освободить их?

Так вот зачем она пришла! Валентино разочарованно усмехнулся. Что она знает о нем, если решилась обратиться именно к нему? Ее появление здесь, такое приятное вначале, могло обернуться неприятностью. И он заказал вина.

За легкомысленным тоном беседы Моника пыталась скрыть страх:

— Отсутствие вредных привычек не означает отказ от спиртного?

Напускное веселье не обмануло его, и Валентино строго вымолвил:

— Красное вино полезно для сердца. Конечно, в умеренных количествах. Один бокал в день не помешает. Расскажите мне об аресте.

Его интересовало лишь одно, связан ли арест с уничтожением тела брата. Успели ли они избавиться от него?

— Это произошло по вине одной дамы. В витрине салона мод она узнала платье своей сестры, которая умерла полгода назад и попала к нам в контору. Она обратилась в полицию.

— И вы хотите, чтобы я их освободил? С какой стати мне идти наперекор закону и вытаскивать из тюрьмы чужих для меня людей, мошенников?

— Не такие они вам и чужие. Ромео ваш друг.

— Ромео? Я не знаю никакого Ромео!

— Извините, я оговорилась. Энрико Леоне!

— Ах, Рики. Тюрьма ему послужит наукой, как быть осторожным. Выставили платье мертвеца на витрине в центре города! Это же надо! Поразительно!

— Хорошо, господин Монти. Попробуем по-другому. Я приведу еще один аргумент, почему вам необходимо освободить моих друзей. Они знают вашу тайну. И могут в полиции проговориться.

— Что вы имеете в виду? — его черные зрачки впились в нее.

— Убийство Альберто Монти, которому спицей проткнули грудную клетку и сердце. — Моника залпом осушила бокал вина. Живительная влага теплом разлилась по горлу, наполняя голову спокойствием.

Напряжение в лице Валентино Монти пропало.

— Вы что же… сохранили доказательство?

— Нет.

Вегетарианец еще больше расслабился.

— Их словам грош цена. Пустозвонство не сможет навредить мне.

Вино как-то странно подействовало на Монику. Она опьянела тут же от одного бокала. Все плыло перед глазами. Вилка выпала из нетвердых пальцев.

— Мой последний аргумент. Я могу встать и крикнуть всем, что это вы убили своего брата! Ресторан полон почтенной публики. Их заинтересует мое сообщение. Возможно, здесь находится кто-нибудь из прессы. Завтра в газетах первые заголовки будут посвящены вам! — голос Моники звенел, гипнотизировал. Валентино затрясло. Он готов был пообещать все, что угодно.

Тут Моника опрокинулась на спинку стула, голова ее склонилась на грудь.

— Подействовало. Спит, — тяжело вздохнул Валентино. Он оглянулся на товарищей. Капли пота выступили на бледных лицах, в глазах — облегчение и ужас.

— Слава богу, сеньор Монти, что вы тут же подсыпали ей снотворное.

— Ведьма, сирена! — жаловался второй.

— Я был просто парализован, — отдувался третий.

Валентино распорядился:

— Немедленно в машину ее.

Лучи утреннего света пронзили шелк занавесок и утонули в пушистом ворсе ковра, и словно в ответ на призыв солнца дом наполнили нежные звуки вальса.

Облачась в голубой с серебром халат и проигнорировав домашние туфли на лебяжьем пуху, она прошла в перламутровую раковину ванной. У зеркала лежала ее пудреница. Какой чужеродной, варварской она казалась среди изысканной простоты. Моника не воспользовалась электрическим звонком для вызова слуг, а вышла в коридор. Никого. Справа маленькая лесенка вела вниз. Девушка бесшумно спустилась по ступенькам в обилие света: огромные окна позволяли солнечным лучам сиять на голубой воде бассейна, окруженного колоннами и кадками с пальмами. Тонкие занавески поднимались к потолку от ветерка, врывавшегося в раскрытые ставни.

Моника опустила ножку в воду, прохладную и приятную, и пробежала к двери. Звуки музыки угасли, заглушаемые стуком сковородок, ножей, шипением масла. Запахи стряпни наполнили коридор. Впереди находилась кухня. Моника юркнула туда. В окружении кастрюль стояла женщина, итальянка. На вопрос Моники она приветливо улыбнулась:

— Сеньор там, в беседке.

Через стеклянную дверь столовой она увидела беседку и завтракающего Валентино, но к встрече с ним Моника еще не была готова. Воспользовавшись малочисленностью прислуги, шаг за шагом она стала обследовать дом: гостиные, бильярдную, уютную комнатку для игры в карты. В библиотеке она задержалась — ей не доводилось встречать подобного собрания книг. Произведения, прошедшие испытание временем и возведенные в ранг классики, не занимали почетное место на полках. Там властвовали творения современников: Эмиль Золя, Марсель Пруст, Конан Дойл, Жюль Верн, Оскар Уальд… Возможно, именно это являлось изюминкой дома. Здесь не осталось угла для антикварных ценностей, культурных достижений прошлого: ни в литературе, ни в живописи… На стенах царствовали картины Поля Сезанна, Анри Матисса, Жоржа Брака. В мебели — ничего от декаданса прошлого века. Валентино был последователем футуризма, отвергающего художественное наследие прошлого и славящего современность. Вот почему здесь столько книг Филиппа Моринетти.[2]