— Так, — кивнул Агамемнон в восемьсот двадцать второй раз.

Матвей что-то пометил у себя на листах.

— Теперь вопрос, — поднял он голову. — Почему вы поехали на кладбище ночью? Разве днем копать и искать не удобнее?

— Мы боялись, вернее, я боялся, что днем на кладбище могут быть люди. Посетители, сторож, наконец, — устало объяснил Агамемнон в триста тридцатый раз.

— Вы не знали, что кладбище давно заброшено?

— Откуда?

— От тети.

— Наш поход я не афишировал.

— Так, — сказал Мохов. — Понятно.

Матвей снова что-то быстро отметил в своих записях.

— Я сейчас отойду, — сказал он Агамемнону. — Вы пока подумайте, что и как говорить.

— Я не понимаю, на каком основании вы нас задерживаете, — заявил протест Агамемнон в пятисотый раз. — Вы не милиция и не безопасность.

— Мы частное охранное агентство, — в который раз ответил Мохов, поднимаясь и сгребая свои листы со стола. — И по нашей лицензии имеем право задерживать определенных лиц для и до выяснения.

— И сколько вы будете нас здесь держать?

— Для и до, — многозначительно ответил Мохов.

Он вышел из кабинета, захлопнув дверь.

— Ты как, Гриш? — пихнул в бок компаньона Агамемнон. — Живой?

— Проклятое… И мы теперь проклятые…

Саня Творогов дремал в дежурке, уронив голову на стол.

Когда Матвей швырнул кипу листов рядом с ним, он поднял голову и уставился на Мохова заспанными глазами.

— Ну? — осведомился он, потягиваясь.

Матвей схватил графин и сделал несколько жадных глотков. Все проклятые восемь часов допроса его мучило тяжелое и жесткое похмелье. Любопытно, подумал он мельком, бросив взгляд на разминающегося Саню. А у оборотней похмелье бывает?

— Ничего, — со злостью ответил он, утирая рот. — Либо они и в самом деле искали клад, либо я полный профан в допросах.

— Не колются?

Матвей присел на край стола.

— За восемь часов ни одного несовпадения. Ни одного прокола. Все четко, ясно и понятно. Есть тетка, есть клад и есть кладбище. Точка.

— Можешь расслабиться, — сказал Саня. — Петровский очнулся.

— Что ж ты мне сразу не сказал? — соскочил со стола Мохов. — И как он?

— В себя приходит, — пожал Саня плечами.

— А Гоша?

— У него посерьезнее, — нахмурился Творогов. — Но, скорее всего, тоже очнется.

— Разве оборотня можно убить?

— Убить можно кого угодно, — грустно сказал Саня. — При желании.

— Три пули, — сказал Матвей, подумав о Петровском. — На ногах он будет совсем не скоро.

Саня хмыкнул и взял графин.

— Скоро, — заверил он. — Тарас Васильевич тоже из наших.

— В смысле? — оторопел Матвей.

— Он тоже оборотень, Моть, — просто объяснил Творогов.

Матвей постоял немного, опершись спиной на стену и тупо глядя на Санино лицо.

— Мне надо в туалет, — произнес он одними губами.

Запершись в кабинке, Мохов присел на унитаз, трясущимися руками достал заветную флягу из кармана, с которой частенько не расставался и, отвинтив крышку, сделал несколько жадных глотков.

Так, подумал он, утирая губы. Еще один бессмертный Маклауд. Откуда же их столько развелось в нашем гостеприимном городе?

Когда он поднял голову, напротив стоял Витька.

— Ты звал меня? — спросил он.

— Петровский — тоже оборотень, представляешь? — пожаловался Матвей.

Витька задумался.

— Это многое меняет, — медленно выговорил он.

— По-моему, это не меняет ничего. Я, наверное, вообще один здесь человек. Как есть, так и остаюсь.

— Это не надолго, — пообещал Витька. — Скоро ты станешь совсем иным.

— Оборотнем?

— Много лучше, — ответил Витька и исчез.

Матвей спрятал фляжку.

— Много лучше, — повторил он, спуская воду в унитазе. — Куда уж лучше-то?

Дочь, похрапывая, спала на диване в гостиной.

Сегодня хоть без бойфренда, подумал Вадим, разуваясь в прихожей. Однако с ее увлечениями нужно что-то решать. Надо же — двадцать лет, а уже кокаин. Да и диск этот проклятый… Совсем стыд потеряла.

Он присел рядом с Машей и несколько мгновений смотрел на нее.

Господи, как же дочка похожа на мать, подумал Немченко. Он поправил сбившийся плед. Доченька, доченька, ну зачем же ты себя убиваешь?

Отчасти, в том, что она пошла в разнос виноват я, виновато подумал Вадим. Зачем я отлучил Палтуса? Ну, путалась она бы с ним и путалась, зато никакой дури в голове. Ни ночных клубов, ни уж тем более никакого кокаина. Андрюха был для нее настоящим авторитетом. Он был примером для подражания. И Машка любила его по-настоящему.

Хорошо, что Палтус вернулся. Пусть он ничего не помнит, пусть ему нужно время чтобы разобраться в самом себе. Андрюха выдюжит, справится — он сильный. И главное, Машка вновь станет родной и дорогой доченькой. А все остальное — шелуха.

Немченко поднялся и, швырнув папку с фотографиями ненавистного Рона Уизли на стол в гостиной, налил себе коньяка. Залпом выпил.

Что же делать? Как вычислить Голос?

Получить его фото и точно знать кто он такой — это все равно, что иметь на руках при раскладе джокера. Петровский, каким-то чудом вновь оставшийся в живых, наверняка рано или поздно заинтересуется, кому это он так сильно мешает. Вполне возможно, что проконсультируется у Шептуна. Что тот? Наверняка меня сдаст, почти без сомнения. Черт меня дернул наводить справки! Как же грамотно Голос всегда меня подставляет, гадина…. Итак, что дальше?

Война с оборотнями Петровского?

Вадим поежился. Здорово, конечно, что машину из мышц и мяса с фантастической силищей вдобавок, можно остановить серебром. Только вряд ли она, эта машина, станет ждать, пока ты соизволишь разрядить в нее магазин. Снайперы? Они тоже не боги… Что же делать? Выход? Вадим внезапно ощутил, как вокруг него стягивается ощерившееся клыками кольцо. На мгновение даже стало трудно дышать. Он, помотав головой, плеснул себе еще коньячку.

Я сдам Петровскому Голос. Сам, лично. Не дожидаясь, пока его бессмертные убийцы придут ко мне в гости. Как?

Штурм дома, сообразил Вадим. Вот оно! Вот прекрасное место и слабое звено. Главное — отвлечь Петровского. Гарин?

Вадим открыл папку, сбросил неприязненно фотографии Уизли в сторону и достал пакет, переданный сегодня Голосом. Один единственный вопрос волновал Немченко. Он быстро распечатал конверт. Те же фото, какой-то многоэтажный дом, вот оно!

Клиент прибудет в 23.30, с ним два охранника. Городская квартира, дом, подъезд, этаж, квартира.

Вадим положил пакет на стол.

Руки его задрожали от нетерпения.

Так, подумал он. А вот где в этот момент будет жена Петровского? Очевидно в доме, на Рублевском шоссе, коротая время за телевизором в ожидании вечно занятого супруга. Отлично, подумал Вадим. Это фантастически удачный шанс. И, черт с тем, что я не смог идентифицировать Голос. Я просто заманю его к Петровскому в дом, а там посмотрим. Мы всегда будем играть только на сильнейшей стороне.

А схемы и чертежи дома? Что там так долго возится Голос?

Немченко поднял телефонную трубку.

— Привет, — немедленно отозвался Голос. — Передал материалы Гарину?

— Завтра встреча, — ответил Немченко. — Как твои успехи с планами дома?

— Тоже завтра с утра. Скину все тебе на почту.

— Годится.

— А с чего ты вдруг? Сегодня же утром эта идея у тебя энтузиазма не вызывала?

— И сейчас не вызывает. Но вроде бы ты вызвался решить с его женой все вопросы.

— Думаешь нанести генеральный удар? — одобрительно произнес Голос. — С двух сторон, так сказать?

— Петровский ведь не будет вместе с женой?

— Завтра — нет. Она останется в загородном доме, он сам — в Москве. Завтра у Тараса Петровского будет трудный день в семейных отношениях.

— Отлично, — сказал Немченко. — Мои люди снимут охрану, а ты разберешься с женой. Без осечек, да?