НАОМИ
Я решила, что заявлюсь на строительную площадку без предупреждения. Сегодня утром они начали работу по заливке фундамента, и я хочу посмотреть, придерживаются ли они чертежей постройки или же где-то смухлевали и срезали угол.
Я сажусь в свой внедорожник и запускаю двигатель.
До сих пор все слишком хорошо складывается, чтобы быть правдой.
Я занимаюсь массажем вот уже почти десять лет, и, хотя он мне всегда поразительно удавался, никто никогда не выказывал мне за это свою признательность, в той или иной степени.
Жена же Райлана Риверса просто постоянно восторженно твердила и твердила ему обо мне. Я знала, что он богат, но никогда бы не подумала, что он настолько проникнется и предложит инвестировать в меня. Чтобы построить мне SPA-центр и позволить мне управлять им по своему усмотрению.
И хотя не мои деньги стоят на кону, я все же думаю, что имеет смысл наведаться на стройку. Даже если я сделаю это всего лишь один раз, так сказать, после дождичка в четверг, они не будут рисковать и позволять себе расслабиться, зная, что я запросто, как только мне взбредет в голову, могу нагрянуть к ним с визитом.
От города до места стройки довольно долгий путь. Переехав реку, я начинаю двигаться в гору. У меня заняло почти час, чтобы добраться до едва вымощенной дороги, которая ведет на вершину горы. Даже мой внедорожник немного пыхтит, когда подъем становится очень крутым. По пути я натыкаюсь на большой предупредительный знак, на котором написано: «НИКАКИХ РАСПРОСТРАНИТЕЛЕЙ. НИКАКИХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ. ПРОСТО УБИРАЙТЕСЬ ПРОЧЬ». Я поворачиваю налево, в противоположную сторону от знака. Похоже, у меня будут просто замечательные соседи. Или, судя по этому знаку, это, вероятнее всего, один сосед. Скорее всего, ворчливый старик, который думает, что ему принадлежит вся эта чертова гора.
Потом я вдруг вспомнила о телефонном звонке, что состоялся у меня этим утром. О, черт.
Мне позвонили сразу после того, как я вышла из душа, это был прораб. Он сказал, что доставить какую-либо технику к месту строительства не представляется для него возможным, а затем он упомянул, что есть другой путь, которым они могли бы воспользоваться, но его охраняет довольно-таки «недоброжелательный» знак.
Спросонья я сказала ему не обращать внимания на этот знак и следовать по дороге. Надеюсь, они не натворили полный беспорядок пока ехали по дороге, на случай если она принадлежит действительно ворчливому старику, живущему на этом участке. Если же они это сделали, мне придется возместить любой причиненный ущерб. Что касается денег, то у меня их на самом деле нет.
Решаю не рисковать и на развилке поворачиваю налево — подальше от вывески — и съезжаю на небольшую покрытую гравием проселочную дорогу. Я замечаю, что по обочине имеются густые заросли деревьев, ветви которых опасно нависают над дорогой. Вот почему строительная техника не смогла тут проехать. Чтобы убрать заросли из нависших ветвей, мне придется взять бензопилу и сделать проход, чтобы можно было пользоваться этой дорогой. Я бы не посмела навязывать дополнительные расходы мистеру Риверсу после того, как он уже проявил такую щедрость. Я также не хочу рисковать, чтобы строительная техника передвигалась по дороге ворчливого старика.
Я еду, поднимаясь все выше и выше и наконец выезжаю на плоскую площадку, заросшую травой. Вдалеке я вижу очертания ярко-оранжевой конструкции. Должно быть это бетономешалка.
Я решила проехать прямо через поляну. По мере моего приближения очертания строительной техники становятся больше. Там стоят бетономешалка, маленький бульдозер и какой-то другой грузовик с клешней. Затем я замечаю людей в касках, они показывают на меня пальцами и кричат.
Я вижу, что рядом с ними стоят мужчина и маленькая девочка в розовых туфельках. Какого черта? Почему на строительной площадке находится маленькая девочка?
По мере приближения, мне удается лучше разглядеть мужчину. Я почти забываю остановить машину, когда смотрю на него. А каков этот мужчина! На нем легкое пальто поверх фланелевой рубашки, и я вижу, несмотря на все эти слои одежды, насколько широки его плечи и грудь. У него большие руки, и он высокий. Он возвышается над бригадиром, который не совсем маленький человек.
И он держит девочку за руку. Может быть, он ее отец? Черт, значит, его уже захомутали?
Я ставлю внедорожник на стоянку и выхожу из машины. На мне тапочки с плоской подошвой и штаны для йоги. Я чуть не поскользнулась на траве мокрой от росы и рыхлой грязи, но, только крепко ухватившись за дверную ручку, удержала равновесие. Обретя равновесие, я решаю не рисковать и не закрывать дверь внедорожника, опасаясь потерять равновесие и шлепнуться в грязь перед этим великолепным мужчиной.
Я поднимаю глаза и замечаю, что он смотрит на меня. У него пронзительные голубые глаза, остро очерченные скулы, и его квадратная челюсть двигается, когда он говорит.
— Я только что услышал, что вы дали добро этим парням доставить эту чертову бетономешалку по моей дороге?
— Папа, не выражайся! — нахмурив брови, сердито говорит маленькая девочка.
Он кричит. Почему бы вдруг мужчине с великолепным лицом и идеальными зубами кричать?
О. Боже. Он и есть — ворчливый старик! Но он совсем не старый, хотя определенно очень ворчливый.
— Неужели... — запинаюсь я. — Неужели... они что-нибудь повредили?
— Не-а, — говорит бригадир, бросая на меня взгляд, который говорит, что этот парень и без того уже достал всех. — Дальше дорога снова соединяется, мы проехали по дороге мистера Тэймса всего несколько сотен футов, возможно, оставили несколько следов от протектора...
— Разве вы не видели знак? — спрашивает он, свирепо глядя на бригадира. Затем он снова смотрит на меня. — Они не сказали вам о моем знаке? Тот, который говорит проваливать прочь? Или они сказали вам, что на вывеске написано «Пожалуйста, во что бы то ни стало, гоните бетономешалку по моей дороге».
— Угу, — бормочу я. — Я сказал им, что все в порядке. Я беру на себя всю ответственность. Простите, мистер Тэймс.
— Я поднялся на гору не для того, чтобы меня называли «Мистер Тэймс». Меня зовут Тео.
— Ты ведешь себя грубо, папа, — говорит девочка.
Он стреляет в нее взглядом, затем смотрит на меня, смягчаясь. Он вздыхает.
— А вы кто такая?
— Эм, — я протягиваю ему руку. — Наоми. Просто Наоми.
Он пожимает мне руку, и я понимаю, что его ладонь мозолистая и жесткая, но теплая. Есть также подлинная мягкость в том, как он двигается и прикасается ко мне, но я отстраняюсь из-за страха как-то разозлить его.
— Я очень рад познакомиться с тобой, Наоми, — говорит он, глядя больше на свою дочь, чем на меня. Как будто он говорит мне это только для того, чтобы удовлетворить просьбу своей дочери быть милым, а не из какого-то реального желания быть милым именно со мной.
Бригадир закатывает глаза.
— Наоми, нам нужно работать. Вы хотите...
— Я сейчас подойду, — говорю я, почти прогоняя его рукой. — Начинайте без меня.
На этот раз он закатывает глаза еще сильнее и топает прочь. Через несколько мгновений я слышу громкий гудок одной из машин, сдающей назад.
Тео снова начинает говорить, но сейчас я едва могу его расслышать. Его дочь зажала уши руками.
— Что? — кричу я.
Он подходит ближе, чтобы услышать меня, и я оказываюсь в опасной близости от его груди. Достаточно близко, чтобы я могла просто упасть в него и надеяться, что он обхватит меня руками, чтобы я не упала в грязь. Верный шанс.
Он наклоняется еще ближе и громко кричит.
— Я был бы вам очень признателен, если бы вы больше не ездили по моей дороге.
Я с энтузиазмом киваю.
— После обеда я первым делом съезжу в магазин и возьму напрокат бензопилу. Я расчищу путь...
Теперь он закатывает глаза, глядя на меня.
— Что? — я стараюсь перекричать грохот машин.
— Иди сюда, — говорит он, указывая рукой. — Я устал кричать.
Я следую за ним, замечая, когда он поворачивается ко мне спиной, что у него аппетитная задница.
Его дочь оборачивается и ловит мой взгляд, но я думаю, что ей едва десять, и она никак не может знать, на что я смотрю. Так ведь? Десятилетний ребенок не знает таких вещей... По крайней мере, я так думаю.
Я одариваю ее широкой, дружелюбной улыбкой, и она просто улыбается мне в ответ. Милая девчушка.
Мы подходим к какому-то гниющему забору, и Тео поднимает свою дочь, а затем проносит ее в том месте, где забора почти нет.
Я смотрю, как они проходят, стоя там, как идиотка.
Он оглядывается на меня, и я ловлю себя на том, что — по какой-то невообразимой причине — говорю:
— А меня ты не хочешь тоже перенести?
Он приподнимает бровь, подтверждая, что я действительно сказала это вслух.
Я нервно смеюсь, пытаясь заставить его думать, что это была намеренная шутка, а не просто мои мысли вслух, и поспешно переступаю бордюр.
Моя нога зацепляется за деревянный обломок, почти утопающий в траве, и я начинаю заваливаться.
Я слышу, как девочка нервно вскрикивает:
— Папа!
Следующее, что я помню, это то, что он схватил меня.
— Подними ногу, — рявкает он, его сильные руки крепко держат верхнюю часть моего тела.
Я пытаюсь поднять ногу, но она за что-то зацепилась.
— Эммм, — мямлю я.
— Полагаю, мне действительно придется нести тебя? — говорит он, вздыхая.
Я чувствую, как он тянет, и все, что меня держало, отпускает мою ногу. Он поднимает меня в воздух, не совсем романтично, как я себе представляла. Вместо того, чтобы держать меня, как Фабио на обложке какого-то дрянного любовного романа 80-х, он просто поднимает меня, как Тарзан. Как будто я мешок с картошкой, а ему нужно перелезть через забор, и он отшлепает меня, как только я расчищу завалы.
Но я чувствую его руки на своей талии. Они теплые, и его сильная хватка так приятно ощущается на моей...
— Идем, — говорит он, кивая головой, чтобы я последовала за ним.