На деле за годы своего осуществления в РФ «федерализм» свелся к произволу областного начальства и бесконтрольному размножению чиновников. В 90-е сфера государственного контроля над экономикой сузилась, но число госслужащих не уменьшилось, а вскоре стало и расти. Надо сказать, что в оппозиционной путинскому режиму печати рост этот обычно сильно преувеличивался, вплоть до утверждений, что численность чиновничества в РФ по сравнению с СССР выросла втрое, а по отношению к численности населения чуть ли не в 8 раз, что, конечно, далеко от действительности: в подобных построениях сравнивалась численность всех чиновников РФ (в т.ч. «клерков») с числом советской номенклатуры (то есть только ответработников — 400 тыс.), тогда как только в пределах РСФСР к 1990 г. в аппарате органов управления было занято 1,8 млн. чел. Однако гипертрофированный рост численности аппарата действительно имел место. Только теперь источником его был не тотальный госконтроль, а федерализм — бесконтрольное со стороны центра размножение чиновников на местах. Численность центрального аппарата как раз была относительно невелика — порядка 40 тыс. чел. (причем в 2000–2004 гг. она была в среднем даже несколько меньше, чем в 1995–1999), а все чиновники федеральных органов составляли менее половины общего числа. Бурный всплеск с самого начала 90-х был достигнут за счет областных правительств и подчиненных им структур. И если центральная власть пыталась временами ограничивать число госслужащих (и на некоторое время штаты федеральных ведомств действительно сокращались), то такие сокращения более чем компенсировались безудержным ростом служащих в субъектах федерации.
Любопытно, что сохранение территориальной раздробленности почиталось делом настолько важным, что даже в либеральных кругах, озабоченных развитием предпринимательства и прекрасно сознающих, что всевластие и произвол местных правителей есть главное препятствие в деле развития настоящего предпринимательства и создания свободной экономики, лишение региональных «баронов» свободно избираться было встречено крайне враждебно. «Бароны», казалось бы, никак не более воплощающие «демократию», чем центральная власть, и прекрасно умеющие обеспечивать себе многократные переизбрания, тем не менее считались носителями более светлого начала — по одному тому, что противостояли этой власти. Сочетание советской традиции с «демократическим началом» обеспечило местным властям идеально комфортные условия. Для минимизации коррупции высокие чиновники вообще-то должны перемещаться возможно чаще (многовековая китайская традиция выработала формулу — 3 года), а пребывание их во главе регионов больше 2–3-х лет неизбежно влечет за собой их «врастание в почву», обрастание экономическими интересами, кланами и т.д. (то есть образование небольшого собственного государства). В РФ же в силу советской традиции губернатор продолжал пониматься как «крепкий хозяйственник», которому нужно время, чтобы освоиться. Но с либеральной точки зрения чиновник и хозяйственник — вещи несовместные: очевидно, что хозяином должен быть не губернатор, а десятки тысяч его подопечных, если же хозяйствовать будет региональный «барон», то никаких других хозяев, кроме его приближенных (да ещё бандитов) в области не будет. Тем не менее эти соображения роли не сыграли, и «назначаемость губернаторов» была представлена едва ли не как главный грех путинской власти.
Следует также отметить, что в условиях реализации «федерализма» «национальные» образования, несмотря на положение о равенстве субъектов федерации, по-прежнему имели более высокий статус (их главы именуются «президентами») и управлялись администрацией в основном «титульной» национальности. Между тем, в трех четвертях из них так называемое «коренное» население, именем которого названо образование, составляло меньшинство. При этом в шести из них оно насчитывало менее половины (Калмыцкая республика — 45,3%, Марийская — 43,3%, Татарская — 48,5%, Якутская — 33,4%, Карачаево-Черкесская — 41,0%, Усть-Ордынский бурятский округ 36,0%), в трех — менее трети (Мордовская — 32,5%, Удмуртская — 30,9%, Горно-Алтайская — 30,9%), а в четырнадцати — даже менее четверти населения (Башкирская — 21,9%, Бурятская — 24,0%, Карельская — 10,0%, Коми — 23,3%, Адыгейская — 22,0%, Хакасская — 11,1%, Еврейская область — 4,2%, Корякский округ — 17,5%, Ненецкий — 11,1%, Таймырский — 12,5%, Ханты-Мансийский — 1,4%, Чукотский — 7,5%, Эвенкийский — 12,0%, Ямало-Ненецкий — 4,2%). В четырех национальных образованиях перевес «коренного» населения был невелик: Кабардино-Балкария 57,6%, Северная Осетия — 53,0%, Агинский бурятский округ 54,5% и Коми-Пермяцкий 59,0%. Существенное большинство (более двух третей) оно составляло только в Дагестане, Чечено-Ингушетии и Чувашии, да ещё в Туве (64,1%). Если ещё учесть, что некоторая часть коренного населения полностью принадлежала к сфере русской культуры, а доля лиц, считающих родным языком язык своей национальности, ещё ниже, чем процент этой национальности в населении республик (в Башкирии считают родным языком язык «титульной» нации лишь 16,4% населения, в Бурятии — 21,5%, в Татарии — 46,8%, в Якутии — 31,7%, в Чувашии — 57,6%, Удмуртии — 23,4%, в Коми — 17,3%, в Карелии — 5,2% и т.д.), говорить о них как «национальных государствах» никаких оснований не было. Однако тенденции к установлению в них этнократических режимов были совершенно очевидны: руководящие посты и большинство управленческих должностей были заняты именно представителями «титульных» национальностей, а кое-где это было даже закреплено юридически (например, в Адыгее, где адыги составляют 1/5 населения, им отведена половина мест в парламенте). Одно время пробивалась даже идея создания на Черноморском побережье национально-государственного образования шапсугов (4% региона). При этом русское и русскоязычное население в ряде случаев составляло в «национальных» образованиях свыше трех четвертей (Карелия — 89,1%, Хакасия — 86,1%, Еврейская область — 94,4%, а также в шести из десяти автономных округов — от 77,5% в Ханты-Мансийском до 82,5% в Корякском); свыше двух третей (Бурятия — 72,5%. Коми 73,0%, Удмуртия — 68,9%, Адыгея — 72,5%, Ямало-Ненецкий округ — 70,9%) или более половины (Марийская — 54,5%, Мордовская — 65,4%, Якутская — 59,0%, Горно-Алтайская — 65,3%, Усть-Ордынский округ — 62,5%). В ряде случаев русские составляли крупнейшую этническую группу из всех живущих в данном регионе (Башкирия — 45,0%, Карачаево-Черкесия — 44,6% (против 41,0% карачаевцев и черкесов вместе взятых). В Татарии число лиц, считающих родным языком русский (46,7%) было равно числу считающих таковым татарский 46,8%). Еще в семи образованиях русские составляли более трети населения (Кабардино-Балкария — 35,2%, Калмыкия — 61,8%, Осетия — 33,7%, Тува — 54,0%, Чувашия — 38,2%, Агинский округ — 42,9%, Коми-Пермяцкий — 49,4%). Только в двух регионах доля русского населения была значительно ниже: в Чечено-Ингушетии (24,6%) и Дагестане (10,4%).
Понятно, что при такой ситуации ко времени образования Российской Федерации как «независимого государства», сохранение в ней установленного большевиками национально-территориального деления не только не вызывалось никакой необходимостью, но совершенно не отвечало национально-демографическим реалиям и было продиктовано исключительно традициями «ленинской национальной политики», которая в новых условиях получила дальнейшее развитие: статус всех (кроме выглядящей нелепым анахронизмом Еврейской) автономных областей был повышен: они были преобразованы в республики и выведены из состава русских областей, составив, как и национальные округа, самостоятельные «субъекты федерации». В течение последующего времени, впрочем, демографическая ситуация изменилась в сторону уменьшения доли русского населения как в стране в целом, так и внутри национальных образований, а из Чечни в ходе известных событий русское население было полностью (а из Ингушетии и Дагестана в значительной степени) изгнано.
Вовсе за пределами России оказались огромные территории, в том числе земли её исторического ядра и даже обширные области, компактно заселенные русским населением, причем в условиях, когда недопущение воссоединения Россией этих территорий ставится внешними силами в качестве главной цели политики на «постсоветском пространстве», перспективы такого воссоединения в обозримом будущем невелики. Несмотря на то, что русскоязычного и тяготеющего к России населения было в лимитрофных государствах к 1991 г. довольно много (в Эстонии около 40%, в Латвии почти 50%, в Литве около 20%, в Грузии и Молдавии — более трети, причем во многих случаях оно проживало весьма компактно), политика установившихся в них этнократических режимов по вытеснению и ущемлению этого населения привела к уменьшению его доли и к политической апатии. Особенно большие масштабы приняло бегство русскоязычного населения из тех азиатских республик, где его было больше всего — на уровне средней автономии РФ (в Казахстане казахский язык считали родным всего лишь 39,1% жителей, в Киргизии киргизский — 52,1%). Причем казахскоговорящее население было сосредоточено в основном в полосе, тянувшейся с северо-запада на юго-восток от Уральска до Чимкента и существенно преобладало только в двух областях: Гурьевской, примыкающей к Каспию (67%) и Кзыл-Ординской, к западу от Арала (79,1%), а в других областях этой полосы оно лишь немного превышало процент русскоязычного (в Уральской — 55,3%, Актюбинской — 55%, Чимкентской — 55,4%); незначительный перевес оно имело ещё в одной области на востоке — Семипалатинской (51,3%) и составляло половину в Талды-Курганской. Во всех же остальных областях северного, центрального и восточного Казахстана казахи составляли меньшинство: в двух областях менее половины жителей назвали родным языком казахский (в Джамбульской 48,5%, Джезказганской — 45,5%), в четырех областях менее трети (в Алма-Атинской — 30,7% и в самой Алма-Ате — 21,5%, в Восточно-Казахстанской — 26,6%, Кокчетавской — 28,4%, Павлодарской — 27,7%), а ещё в четырех областях — даже менее четверти населения (в Карагандинской — 16,4%, Кустанайской — 21,9%, Северо-Казахстанской — 18,0%, Целиноградской — 21,7%). Так же и в восточных районах Киргизии киргизов насчитывалось лишь 37,9%, а в столице — 22,4%. Таким образом, русскоязычное население компактно населяло северо-восточный массив областей, составляя абсолютное большинство — более 70–80% всех жителей. Поэтому режиму Назарбаева пришлось предпринять очень значительные усилия, начиная с переноса столицы на север — в русские области и кончая жесткой политикой в отношении русских (в т.ч. казачьих организаций); в результате уже до 1994 г. из Казахстана выехало 0,5 млн. только русского населения). В Туркмении, Узбекистане и Таджикистане, где русскоязычное население составляло более 10% (в столицах — до половины), численность его также сильно сократилась.