Работа и прочие неприятности
irinamudra
Работа и прочие неприятности
Меня зовут Марина, мама в детстве всегда называла меня «русалочка ты моя», но видно где-то в небесной канцелярии решили пошутить, потому как, не бывает в природе таких толстых русалок или рыбин.
Ничто не предвещало беды, поверьте, родилась я, как и все детки, нормально доношенной и по шкале Апгар орала на твердую девятку.
В раннем детстве много бегала и проказничала. Бабушка сетовала всё время, мол, кожа да кости у ребенка. Но стоило мне перейти тринадцатилетний рубеж и всё изменилось. Как говорится, понесло меня вширь.
Родители, в частности мама, хваталась за голову, в ужасе глядя на то, как я разрастаюсь в прямом смысле этого слова. Отец воспринимал всё несколько спокойнее, с его работой шеф-поваром в ресторане, вид полненьких людей был привычен и приятен. Всегда приятно, когда любители поесть делают деньги заведению и соответственно тому, кто готовит эту еду.
Для мамы же, учителя танцев и вполне успешного хореографа в нашем городе, полнота ребенка была подобна каре небесной. Она строила большие планы на меня, и много сил уже вложила в моё обучение. Конечно, полнота не мешала мне и дальше заниматься танцами, но вес не подходил под требования ни одного из танцевальных конкурсов. И соответственно, о каком изяществе могла идти речь.
Сестра Аля была ещё маленькая, на целых семь лет младше. Да и определённых успехов в танцевальном мастерстве не проявляла, в отличие от меня в её возрасте. К тому же мама досадовала о том, что всё заново придется начинать. Даже какое-то время не хотела сдаваться. И поначалу вела ожесточенную борьбу с моим лишним весом.
Жесткие диеты, изнурительные тренировки очень меееедленно давали свои результаты. За три года «издевательств» над моим телом, мне удалось немного похудеть. Но недостаточно, и фанатично настроенная мать посадила меня на самую ужасную диету, после которой моё здоровье сильно пошатнулось. Я на пол-года слегла на больничную койку. Острый гастрит, язвенная болезнь, холецистит это был не весь перечень заболеваний, что подарили мне чудо-диеты дорогих салонных диетологов.
Болеть физически было отвратительно, но укоризненный и разочарованный взгляд материнских глаз ранил куда больнее. Конечно, врачи объяснили матери, насколько она была неправа и что это «просто издевательство над ребенком и попытка загнать на тот свет». Сильнее всех орала немолодая, дородная медсестра Люба, она чуть ли не с кулаками набросилась на мою мать, узнав о причинах болезней ребенка.
Тётя Люба утешала меня после визитов матери, что доводили истощенную меня как морально, так и физически, до истерики. Разочаровывать родителей никому не хочется, но если такое случается, всегда чувствуешь за собой огромную вину и свою ничтожность. Со временем тётя Люба научила меня не чувствовать вину перед матерью, научила не зацикливаться на плохом и быть жизнерадостной. «Искренней улыбке прощается даже отсутствие красоты!»
И правда, став более улыбчивой и веселой я перестала замечать насмешливые взгляды и взгляды, полные отвращения. Естественно меня не начали любить все и каждый, но друзей прибавилось в разы. Я не боялась самокритики, не страдала над каждым словом «толстая», не копила обид, не обращала внимания на недоброжелателей что хотели возвыситься за мой счёт. Я просто жила искренне сопереживая подругам, что также искренне доверяли мне свои секреты и проблемы. Особенно связанные с невзгодами на любовном фронте, потому как были уверены, что я для них не соперница.
Вероятно, так и было, потому как, мой первый любовный опыт длился всего неделю тайных встреч. А после того как я капитулировала, перетерпела от силы минутки 2-3 неприятной возни и жжения в нижних 90, соответственно при этом теряя девичью честь, отношения закончились. Утром «сударь» объяснился, мол, ему опыт требовался, и совсем не обязательно кому-то рассказывать об итоге наших недо-отношений.
Понятное дело тогда я разрыдалась, прямо на глазах у этого «ромео», что помялся с минуту и был таков. Радовало то, что у него хотя бы совести хватило самому номер в отеле оплатить, куда я входила полная надежд на новую жизнь, а выходила, звеня осколками разбитого сердца.
Хотя сердца, это было громко сказано, тощий Артёмчик совсем не запал мне в душу. Он был не в моём вкусе что ли, немного дерганный, нудный, всё время бубнил о своём, заваливая меня непонятными терминами и высказываниями. Он не любил сладкое, у него не было чувства юмора, и всем в его жизни управляла мама.
Но о каком вкусе и совместных интересах идет речь, если тебе двадцать два, твой вес близится к сотне, ты девственна как чистый лист и на горизонте даже не маячит перспектива найти молодого человека. Я хватала то, что было и только потому, что так надо и вообще мне хотелось, чтобы всё как у людей.
Как у всех у меня не могло быть, так говаривала моя мать, что немного поуспокоилась и переключила своё внимание на Альку. Которая между прочем все силы бросала на тренировки, но у неё не было таланта, только упорность. У меня когда-то был, пока врачи не развели руками, признавая своё бессилие против моей проблемы с лишним весом.
И Алисия едва ли не взрывалась от злости, когда мать вспоминала, какие перспективы были когда-то у меня и что сестре надо ещё много работать над собой. Алька злилась, с ненавистью напоминая ей, что я растолстела и шанс упущен. Но мать все равно находила лазейку, чтобы уколоть сестру, а мне всунуть шпильку и кольнуть внешним видом идеально стройной Алисии, которая была вылитая мать. Я же пошла по роду отца, предположительно в тётку пошла. Полненькую женщину, она работала кондитером много лет. И вот тут я сомневалась, что моя полнота наследственное от тётки Люси. Как по мне, огромной сладкоежке, работая среди тортиков много лет и не такую внушительную фигуру можно наесть.
В общем, жизнь я воспринимала частями, разделяя хорошее и плохое. Хорошее впускала в душу, плохое пропускала мимо. Те, кто меня знают, не верят, что я могу плакать и страдать, для них я жизнерадостная хохотушка. Но я умела, и страдать и плакать, но избегала этого, так как от стресса возрастал аппетит ну и вес соответственно. Худеть, конечно, я не собиралась. Зачем? Я любила себя такой, какая есть, но железно решила удерживать число килограмм в двузначной цифре.
Мне было довольно трудно в университете, насмешки, что сыпались отовсюду, сбивали меня с намеченного пути. Но со временем гадости, уколы и те же насмешки, разбивались о неугасающую улыбку на моём лице и хороший нрав. Я всегда была открыта для помощи, но не любила когда мною пользовались. О чем прямо говорила. Если человек был не дурак, он понимал пределы моей доброты. Если же нет, я всегда имела кучу желающих, что ради прогула, который я как староста могла не отметить в журнале, готовы были отвоёвать мою честь и имя.
Как-то раз один из раздолбаев потока, наглый сынок какого-то из преподов, заимствуя мои конспекты, терял их, а потом нагло врал, что не брал ничего. Это было неприятно, и никакие мои слова не воспринимались им всерьёз, а претензии насмешливо отметались. Всё закончилось тем, что в конце года итоговая оценка повышалась благодаря наличию этих самых конспектов, у особо тщеславных преподавателей. Которые свято верили, что их предмет самый важный. И все мои утерянные конспекты преподавательский сынок пытался выдать как свои собственные. Хотя собственных записей он сроду не делал, считая это дело ниже своего достоинства. Но так как многие из нашей группы не раз и не два пользовались моей добротой и доступно записанным материалом, конспекты опознали. Ох, и наслушалась я тогда оскорблений от уважаемого кандидата наук, чей сын оказался вором. Интеллигенция во всей красе!
Тот скандал не обсуждал только ленивый или немой. Я стала почти все студенческим идолом, но каким-то несерьёзным, словно шарж на главную героиню. Геройство, приправленное юмором.