Как к голубке безмужней вдовушке
Попросились купцы в ночевочку:
«Далеко, мол, вдова, до городу!»
Видит баба: седые бороды.
Вторá — первой, а третья — второй седей —
И впустила чужих людей.
Еще рук не успели выпростать —
А уж им самоварчик вытрясен.
Еще шуб не успели вытрусить —
А уж им самоварчик — искрами.
Не успели сосульки сойти с усов —
А уж им самовар готов.
Стаканá не схлебнули цельного —
А уж им зипуны подстелены.
Пол-ломтя не сжевали ситного —
А уж им и подушки взбитые.
Не успели <ни крошки> стряхнуть с усов —
А уж и ночлег готов.
Инда взмокла, толчась, заботимшись.
А старшой: «Хороша работница!»
А второй: «Золотые рученьки!»
А третёй: «Не трудися, внученька!»
Не успели ресницы довесть до глаз —
Да все трое как вскрикнут враз:
«Ой, доченька! Никак — летун!
Летун-храпун! Летун-хапун!
Всю казну забирай на откуп!»
А она, ухмыльнувшись кротко:
«Не трудитеся, деды! Не змей летит, —
То сыночек-мой-свет сопит!»
Прозвенела казна за пазухой.
А старшой: «Хороша присказочка!»
А второй: «Не плоха присвисточка!»
А третёй: «Чудеса — поистину!»
И все разом: «Прости нас, вдова, дедóв:
Тоже разных видали вдов!»
Еще смута с лица не схлынула —
А они уж друг к дружке спинами.
Еще крест-не творили-заповедь —
А старшой уж с вторым — посапывать.
Не успела . . . . . . . . . . . .
Да как трое все вскочут враз!
— «Ой вдовушка!
Он-он — летун!
Летун-храпун,
Летун-хапун!
Пожалей нашей капли кровной!»
А она голосочком ровным:
— «Не крутитеся, деды! Не змей пыхтит:
То сыночек-мой-свет храпит».
Посинели в лице, как тряпочка,
А старшой: «Хороша похрапочка!»
А второй: «Нелегка погудочка!»
А третёй: «Богатырь, знать, будущий!»
И все разом: «Уж лик твой, вдова, таков:
Уж и льстивый он, змей, на вдов!»
Еще нитка в иголку ленится, —
А они уж за сон-храпеньице,
Еще шовчик не взят навыворот —
А по ним уже вошки прыгают.
Не успела иголку воткнуть в атлас —
Да все трое как вскочут враз!
«Ой, ноченька!
Ну что ж, летун!
Хватай, храпун!
Хватай, хапун!
. . . . . .громкий»
А она не взглянув от шóву:
«Не бранитеся, деды! Не змей пыхнýл:
То сыночек-мой-свет вздохнул!»
Отхлебнули как синьки-щелоку.
А старшой: «Хороша ночёвочка?»
А второй: «По грехам, знать, нашенским!»
А третёй, с тихотцой монашенской
Поклонился, да ровно кулёк-знать-холст
Так молчком под скамью и сполз.
Ползком сполз — скоком выскочил.
— «Ой, мать честна! Ой, с кисточкой!
Микола-свет-Угрешинский!
Сам-сам лежит и чешется!»
Не успела кресточку достать в доказ —
Да как дверью все хлопнут враз!
К горшкам-к шесткам, знать, в обчество.
В к<отлах>, в лоханках топчутся,
Овечным сбродом мечутся,
Клянут свой сан купеческий…
Энтот в тесто, тот в жбан-угораздил-квас…
Да все трое как вскрикнут враз.
И трубный глас:
«Держи! Держи!
В мой сонный час!
А чччерт бы вас!
Где честь у вас, приличество?
По самому по личику
Слоном скакать! А черт бы вас
Растряс! В мой сонный час!
На свет, кроты, из норушки!»
Тут всех воров Егорушка
Вперед себя — как вытолкнет!
А сам-то — лбом об притолку
Как ахнет! — Лоб-то вытерпит!
И в избу — вместе с притолкой!
Ревет: «А ну-ка, рóдные!
Кажи статью доходную!
Огнем по телу мечену —
Кажи статью наплечную!
<Имя>-чин-званье-отчество!»
Взглянул — д’как расхохочется!
«Ой дурни вы! Ой сéдые!
Ой, рухлядь вы прадедова!
Ой, холостые ружья вы!
Ой, вы громилы дюжие!
— Чай, трех погостов старосты?
Да что ж это вы — под старость-то?»
Старшой вперед оправился:
«По всей Руси мы славимся».
Второй: «Назвать по имени —
По всей Руси мы чтимые».
Третёй: «До самой Сызрани
Парчой торгуем, ризами,
Свечным товаром, ладаном.
Тваво добра — не надо нам».
Стоят, в окошко мрежатся.
Старшой: «Прощай, медвежество!»
Второй: «Прощай, сапожество!»
Tpeтёй: «Хоть от художества
Тваво — все — гудом хрящики, —
Идем ко мне в приказчики!
Что скажете, торговый дом?»
А те: «Дельцо дубовое!»
— «Что скажешь, мать безотчая?»
А та: «Премного почести».
— «По рукам, что ль, мóлодец? В добрый час!»
Да все трое — как вскочут враз!
— Ой, матушка!
. . . . . . . . . . . . . . .!
. . . . . . . . . . . . . . .!
. . . . . . . . . . . . . . .!
Не видать нам рядов-знать-лавок!
А Егор, повалившись нá бок:
— «Провалиться вам, деды! Не змей
То браточек-мой-свет . . . . . . . .!»
Расплелись — что коса на плёточки.
А старшой: «Хороша, знать, глоточка!»
А второй: «Не плоха — хорошая!»
А третёй: «Уж цела ли лошадь-то?
Уж не скачет ли шут на тебе, Саврас?»
— Да все трое — как вскочут враз!
«Держи! Держи!
Ой — зверь-рыскун!
Рыскун-храпун!
Рыскун-хапун!
. . . . . . . .зверь неслыхан!»
А Егор, почитай, без дыху:
— «Протрезвитеся, деды! Не зверь-он-яр:
То браточек мой-свет, овчар!»
Окрестились над страшным мóроком,
Шапки-шубы торопят тóропом,
Вид непомнящий, взгляд незнающий,
Враз поклон отдают хозяюшке:
А она: «Не взыщи, Степенствушки,
Потому, мое дело женское…
Наварила б вам, батюшки, жирных щец…»
А старшой: «В рукава, купец!»