Июнь 1921

«Смуглой оливой…»

Смуглой оливой
Скрой изголовье.
Боги ревнивы
К смертной любови.
Каждый им шелест
Внятен и шорох.
Знай, не тебе лишь
Юноша дорог.
Роскошью майской
Кто-то разгневан.
Остерегайся
Зоркого неба.
* * *
Думаешь — скалы
Манят, утесы,
Думаешь, славы
Медноголосый
Зов его — в гущу,
Грудью на копья?
Вал восстающий
— Думаешь — топит?
Дольнее жало
— Веришь — вонзилось?
Пуще опалы —
Царская милость!
Плачешь, что поздно
Бродит в низинах.
Не земнородных
Бойся, — незримых!
Каждый им волос
Ведом на гребне.
Тысячеоки
Боги, как древле.
Бойся не тины, —
Тверди небесной!
Ненасытимо —
Сердце Зевеса!

25 июня 1927

«Тихонько…»

Тихонько
Рукой осторожной и тонкой
Распутаю путы:
Ручонки — и ржанью
Послушная, зашелестит амазонка
По звонким, пустым ступеням расставанья.
Топочет и ржет
В осиянном пролете
Крылатый. — В глаза — полыханье рассвета.
Ручонки, ручонки!
Напрасно зовете:
Меж ними — струистая лестница Леты.

27 июня 1921

«Седой — не увидишь…»

Седой — не увидишь,
Большим — не увижу.
Из глаз неподвижных
Слезинки не выжмешь.
На всю твою муку,
Раззор — плач:
— Брось руку!
Оставь плащ!
В бесстрастии
Каменноокой камеи,
В дверях не помедлю,
Как матери медлят:
(Всей тяжестью крови,
Колен, глаз —
В последний земной
Раз!)
Не крáдущимся перешибленным зверем, —
Нет, каменной глыбою
Выйду из двери —
Из жизни. — О чем же
Слезам течь,
Раз — камень с твоих
Плеч!
Не камень! — Уже
Широтою орлиною —
Плащ! — и уже по лазурным стремнинам
В тот град осиянный,
Куда — взять
Не смеет дитя
Мать.

28 июня 1921

«Ростком серебряным…»

Ростком серебряным
Рванулся ввысь.
Чтоб не узрел его
Зевес —
Молись!
При первом шелесте
Страшись и стой.
Ревнивы к прелести
Они мужской.
Звериной челюсти
Страшней — их зов.
Ревниво к прелести
Гнездо богов.
Цветами, лаврами
Заманят ввысь.
Чтоб не избрал его
Зевес —
Молись!
Все небо в грохоте
Орлиных крыл.
Всей грудью грохайся —
Чтоб не сокрыл.
В орлином грохоте
— О клюв! О кровь! —
Ягненок крохотный
Повис — Любовь…
Простоволосая,
Всей грудью — ниц…
Чтоб не вознес его
Зевес —
Молись!

29 июня 1921

«Я знаю, я знаю…»

Я знаю, я знаю,
Что прелесть земная,
Что эта резная,
Прелестная чаша —
Не более наша,
Чем воздух,
Чем звезды,
Чем гнезда,
Повисшие в зорях.
Я знаю, я знаю,
Кто чаше — хозяин!
Но легкую ногу вперед — башней
В орлиную высь!
И крылом — чашу
От грозных и розовых уст —
Бога!

30 июня 1921

«Твои … черты…»

Твои … черты,
Запечатленные Кануном.
Я буду стариться, а ты
Останешься таким же юным.
Твои … черты,
Обточенные ветром знойным.
Я буду горбиться, а ты
Останешься таким же стройным.
Волос полýденная тень,
Склоненная к моим сединам…
Ровесник мой год в год, день в день,
Мне постепенно станешь сыном…
Нам вместе было тридцать шесть,
Прелестная мы были пара…
И — радугой — благая весть:
. . . . . .— не буду старой!

Троицын день 1921

«Последняя прелесть…»

Последняя прелесть,
Последняя тяжесть:
Ребенок, у ног моих
Бьющий в ладоши.
Но с этой последнею
Прелестью — справлюсь,
И эту последнюю тяжесть я —
Сброшу.
. . . . . . . . . . . . . . .
Всей женскою лестью
Язвя вдохновенной,
Как будто не отрок
У ног, а любовник —
О шествиях —
Вдоль изумленной Вселенной
Под ливнем лавровым,
Под ливнем дубовым.
Последняя прелесть,
Последняя тяжесть —
Ребенок, за плащ ухватившийся… — В муке
Рожденный! — Когда-нибудь людям расскажешь,
Что не было равной —
В искусстве Разлуки!

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: