Входит лакей. Ну, что там еще?
Лакей (конфиденциально). Прокофий Иваныч пришли.
Фурначев Ах, а Анна Петровна еще здесь?
Лакей. Здесь-с.
Фурначев Ах ты, господи! Уведи, уведи, братец, ты этого Прокофья; скажи, чтобы на кухне обождал, покуда эта ведьма тут.
Лакей уходит. Что бы ему, однако ж, за надобность до меня?
Живоедова (появляясь в дверях). Прощайте, Семен Семеныч, мне уж и до дому пора.
Фурначев. Прощайте, сударыня; Иван Прокофьичу наше почтение… скажите, что мы за него денно и мощно к престолу всевышнего молитвы воссылаем!
Живоедова уходит. >Что ж бы, однако, ему за надобность?
Фурначев и Прокофий Иваныч. Прокофий Иваныч, не говоря ни слова, несколько раз кланяется.
Фурначев. Здравствуй, любезный друг! ты не посетуй, что дожидаться заставил, тут Анна Петровна была. Да у меня и на кухне хорошо.
Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше высокородие!
Фурначев. Ну, что новенького?
Прокофий Иваныч. Мы люди темные, ваше высокородие: целый день все в лавке сидишь… хошь и бывают новости, так самые, можно сказать, несообразные…
Фурначев. Можешь присесть, любезный.
Прокофий Иваныч. Нет, уж позвольте постоять, ваше высокородие…
Фурначев (в сторону). Стало быть, нужду до меня имеет! (Громко.) Как хочешь, любезный, я не неволю… а слышал, комета новая проявилась?
Прокофий Иваныч. Как же-с, вот Дементий Петрович из Москвы пишет, что надо звезде быть… там, слышь, много об этом в простонародье толков идет.
Фурначев. Какой это Дементий Петров? тот, что ли, что наемщиками торгует?*
Прокофий Иваныч. Тот самый-с.
Фурначев. Знаю, имел дела по рекрутскому присутствию…. Человек основательный!
Прокофий Иваныч. Он теперь уж большими делами занимается… Нынче, сказывают, с наемщиками-то хлопот да строгостей…
Фурначев. Нет, отчего же? можно и нынче! Это всё одни наругатели слух пущают, что нынче будто бы свет наизворот пошел, а он все тот же, как и прежде был! Да разве Дементий-то в «разврате» состоит?
Прокофий Иваныч (мнется). Да-с, ваше высокородие… он… точно… старинных обычаев держится…
Фурначев. Похвального мало. Умрет, как собака, без покаяния. Что ж он еще пишет?
Прокофий Иваныч. Да что пишет-с? Пишет, что великому надо быть перевороту, примерно так даже думать должно, что и кончина мира вскорости наступить имеет.
Фурначев. Ну, а ты как?
Прокофий Иваныч. Мы что, ваше высокородие! Мы, можно сказать, на земле, каков есть червь, и тот не в пример превосходнее нашего будет… Мы даже у родителя под гневом состоим.
Фурначев. Поди сюда.
Прокофий Иваныч подходит. Видишь ты этот стол.
Прокофий Иваныч. Вижу, ваше высокородие.
Фурначев. Ну, если я этот стол отсюда велю переставить к стене, будет ли от этого светопреставление? Как по-твоему?
Прокофий Иваныч. Отчего, кажется, тут светопреставлению быть!
Фурначев. Ну… теперь возьми ты, вместо стола, звезду и переставь ее с востока к западу — следует ли из этого, чтоб кончина мира была?
Прокофий Иваныч. А Христос их знает, ваше высокородие! Мы тоже не свое болтаем… нам пишут так.
Фурначев. Я тебе вот как на это скажу, что за такие безобразные толки надо в Сибирь ссылать… А ты коли понимаешь, что они вздор, так презри их, а не то чтоб в народ пущать! Тебе больше ничего не надобно?
Прокофий Иваныч (с расстановкой). Я к вашему высокородию за советом пришел.
Фурначев. Ну?
Прокофий Иваныч. Мы так уж удумали… чтоб нам тятенькиной воле… покориться надоть…
Фурначев (с невольным испугом). То есть как? что ты там, любезный, городишь?
Прокофий Иваныч. Точно так-с; нам без родительского благословения жить невозможно.
Фурначев. Что ж, и с украшением своим, чай, расстанешься? (Указывает на бороду.)
Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше высокородие!
Фурначев. Фрак наденешь, голову à la черт побери уберешь… ты, брат, уж прежде показаться приди.
Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше высокородие, кабы не нужда наша…
Фурначев. Что ж, любезный друг, это дело хорошее. Родительскую волю уважать надо. Только если ты насчет наследства хлопочешь, так это напрасно: папенька вчерашний день и духовную уж совершил. (В сторону.) Припугнуть его!
Прокофий Иваныч (таинственно). Мне на этот-то счет и желательно бы с вашим высокородием разговор иметь.
Фурначев. Разговаривай, братец, разговаривай.
Прокофий Иваныч. Я так скажу, ваше высокородие, что если бы да этой духовной не было, так я тому человеку, который мне эту спекуляцию устроит, хорошую бы от себя пользу предоставил.
Фурначев. Это резон… а как, например?
Прокофий Иваныч. Да если бы, например, миллион, так сто бы тысячек…
Фурначев (в сторону). А не дурно придумал, бестия!.. Кабы на жадного человека, так и успел бы, пожалуй! Посмеяться разве над ним? (Громко.) Нет, уж прибавь еще полсотенки.
Прокофий Иваныч. Ну, и полсотенки прибавить можно.
Фурначев. А чем же ты меня заверишь, что обещание твое не на воде писано?
Прокофий Иваныч. Неужто уж, ваше высокородие, мне не верите?.. Я готов хошь какой угодно образ со стены снять…
Фурначев. Да-да… Так ты непременно хочешь бороду-то себе обрить?
Прокофий Иваныч. Да-с, это наше беспременное намеренье.
Фурначев (пристально глядит ему в глаза). Ты за кого же меня принимаешь?
Прокофий Иваныч (оторопев). Помилуйте, ваше высокородие…
Фурначев. Нет, ты скажи, за кого ты меня принимаешь? Если ты пришел предложить мне продать почтенного старика, которым я, можно сказать, от головы до пяток облагодетельствован, стало быть, ты за кого-нибудь да принимаешь меня? Если ты пришел мне рассказывать, как ты веру переменять хочешь, стало быть, ты надеешься встретить мое одобрение? За кого же ты меня принимаешь? (Наступая на него.) Нет, ты сказывай!
Прокофий Иваныч. Помилуйте, ваше высокородие…
Фурначев. Нет, ты ведь по городу пойдешь славить, что я с тобой заодно! ты вот завтра бороду себе оголишь да пойдешь своим безобразным родственникам сказывать, что статский советник Фурначев тебя к такому поступку поощрил!.. (Скрещивая на груди руки и сильнее наступая на него.) Так ты, стало быть, ограбить семью-то хочешь? Ты, стало быть, хочешь ограбить своего единственного сына и отдать отцовское достояние, нажитое потом и кровью… да, сударь, потом и кровью! — на поругание встречной девке, которую тебе вздумалось назвать своею женой? И ты хочешь, чтоб я был участником в таком деле? Ты хочешь, чтоб я в пользу твою продал и честь и совесть, которым я пятьдесят лет безвозмездно служу!.. (С достоинством.) Так у меня, сударь, беспорочная пряжка есть, которая ограждает меня от подобных подозрений!.. Вон!
Прокофий Иваныч хочет удалиться, но в это время дверь отворяется, и входит Лобастов.
Те же и Лобастов.
Лобастов. Семену Семенычу наше наиглубочайшее! А! и ты, брат Прокофий Иваныч, здесь?
Фурначев. Очень рад, очень рад, ваше превосходительство! милости просим! у меня же тут кстати анекдот забавный случился…
Прокофий Иваныч хочет уйти. Нет, любезный друг, теперь стой! Я хочу, чтобы целый свет узнал, каковы твои нравственные правила!
Прокофий Иваныч (жалобно). Помилуйте, ваше высокородие… ведь старик уж я!