Владимир Владимирович СТАНКОВИЧ, под псевдонимом Игорь HЕДОЗОР

СЫЩИК С "ТИТАНИКА".

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

КОВЧЕГ ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА

Памяти погибших при крушении "Титаника" подданных Российской империи посвящается

"Жить — не обязательно. Плыть — обязательно"

Юлий Цезарь

Глава 1.

10 апреля 1912 года. Юго-Восточная Англия

Поезд достиг Саутхэмптона в десять тридцать, опоздав на четыре минуты.

Город оказался ровно таким же, каким представлялся по картинкам и фото, и тем даже несколько разочаровал Ростовцева.

Аккуратные маленькие красно-кирпичные дома под красной же тронутой мохом черепицей, водосточные трубы и булыжник мостовых. Ухоженные крошечные садики и прекрасные английские газоны, своим качеством обязанные тому, что траву на них подстригают уже многие поколения обывателей. Прохожие на улицах — докеры, матросы, женщины в дешевых кричащих одеждах — и запах соли и йода, приносимый ветром с моря. Почему-то на этих улицах чужого города Ростовцев ощутил прилив сил, хотя дорога таки изрядно вымотала его. Он ведь без малого пять дней в пути.

Двое суток в комфортабельном купе берлинского экспресса, затем Париж.

В этой "столице Европы" он, впрочем, не задержался — лишь в вокзальном магазине купил разные дорожные мелочи да поменял рубли на фунты. Потом прокатился в подземке по маршруту "Де Венсен" — "Порт Майо" в забавном поезде из трех деревянных вагончиков на резиновых шинах, которые катились по специальным дорожкам, сделанным из бетона. Стоило это удовольствие всего пятнадцать сантимов — по курсу меньше гривенника.

По выходе из парижской "подземки" — пересадка уже на обычный поезд, идущий в Гавр, потом качка на маленьком голландском пароходике до Дувра — все по заранее купленным через контору искусника-Кука билетам.

Затем шумный и громадный Лондон. Юрий не упустил случая воспользоваться и тамошним метрополитеном — как-никак по-прежнему чудо прогресса (хотя уже полвека в следующем году исполнится!), о чем быстро пожалел.

Поездка через подземный лабиринт, лежавший "глубже, чем могилы", как говорил какой-то писатель, то на пыхтящем и дымящем паровозе, то на воющем и сыплющем синими искрами высоковольтном электрическом локомотиве изрядно вымотала, а заполнявший тоннели пахнущий серой угольный дымок вяз в зубах, словно бы он жевал спички.

Станция Бейкер-стрит, станция Уиллесден-Грин, станция Айлесбери-Таун и Уэрни-Джанкшен... Переходя с линии на линию то подземными тоннелями, освещенными газом, то по улицам, он затратил вместо двадцати минут, как в кэбе (если верить путеводителю от все того же Кука), час с лишним и стал беднее на полфунта.

Если питерское метро, о котором все чаще поговаривают в столице, будет таким, ну его ко всем святым такую затею!

На Паддингтонском вокзале (начиналось утро, и в бледно-молочном лондонском тумане неясно рисовались силуэты прохожих и зданий) он сел в забавный трехосный вагон саутхэмтонского поезда Восточно-Английской железной дороги. Тот, признаться, удивил Ростовцева отсутствием коридоров и купе с дверями на перрон. И была трехчасовая поездка в обществе молчаливого датчанина и болтливой англичанки, миссис Гордии, из захолустного городка в Нортумберленде — какого-то Квортерширра. Дорожный досуг она посвятила перемыванию косточек земляков.

Рассказ ее создавал впечатление, что Квортерширр с его пятью тысячами жителей по части грехов и распутства заметно превзошел Содом и Гоморру. Выслушав повесть об обитателях сего града греха — от директора банка мистера Гарри Уэста, транжирящего сбережения клиентов на любовницу, артистку из бристольского кабаре, до портнихи Мэгги Уайт, родившей двух детей от родного дяди, приходского священника, и судьи сэра Робинсона — "содомита, каких поискать", можно было лишь удивляться, почему на Квортерширр еще не обрушился с небес дождь из огня и кипящей смолы.

Впрочем, за два с лишним часа пути список городских непристойностей в изложении почтенной вдовицы делался откровенно-скучным. И если поначалу сплетница даже развлекала Ростовцева, то под конец стала откровенно занудной.

Чтобы отвлечься, Ростовцев принялся смотреть в окно. Короткие вагоны катились вперед, побрякивая на стыках чугунных рельс. В широких окнах купе мелькали опрятные фермы, особняки, затем они уступили вересковым пустошам и дубовым и тисовым рощам.

Стоял пасмурный весенний день, в разрывы облаков выглядывало бледно-голубое небо.

"Красивая все же страна, — рассеянно подумал вдруг Юрий. — А еще -удачливая — враг не ступал на ее землю восемь веков уже".

А потом на горизонте вдруг возникла серо-синяя полоска моря и замелькали дома и пакгаузы Саутхэмптона.

Сверяясь с картой путеводителя, Ростовцев прошел пару кварталов и, наконец, увидел цель своего путешествия — "Титаник", чей силуэт закрывал небо над очертаниями остроконечных крыш. По мере того, как Юрий приближался к исполинскому кораблю, он явственно различал четыре огромные трубы, высокие радиомачты, вокруг которых кружились чайки, ярусы палуб и блеск огромных иллюминаторов.

И вот Юрий Викторович Ростовцев — тридцати двух лет, житель города Санкт-Петербурга и стряпчий по уголовным и гражданским делам ступил на причал Саутхэмптона. И невольно замер. Он, конечно, представлял себе по описаниям и фототипиям корабль, на котором предстоит плыть. Но все равно еле сдержал восхищенный возглас. При взгляде на "Титаник" у него перехватывало дыхание. Это был чудо-гигант.

Высокие палубные надстройки "Титаника" возносились подобно утесам, а над ними вздымались темно-желтые трубы: на фоне низких облаков они напоминали колонны огромного храма. Высотой почти в десять этажей и размером в целый квартал судно буквально подавляло сознание. Рядом с ним маленькой лоханкой показался бы любой из виденных им судов — не только волжские пароходы и паромы, ходившие в Стокгольм из Гельсингфорса, но и броненосцы русского флота! Все прочие суда, стоявшие в гавани, казались рядом с ним игрушечными. Матросы, сновавшие по нижней палубе, выглядели такими маленьким по сравнению с колоссальным пароходом, что Ростовцеву пришло не очень-то почтенное сравнение — с блохами, скачущими по шкуре слона или скорее уж какого-то древнего левиафана. А тысячная толпа, заполнявшая пирс, выглядела рядом с "Титаником", как мыши, суетящиеся возле исполинского торта.

На пирсе собрались конные повозки, легковые авто и грузовики, которые медленно двигались сквозь плотную толпу, дудя в клаксоны. Люди со слезами прощания на глазах обнимались, махали руками, перекрикивая портовый гам, орали пожелания доброго пути друзьям и родственникам, что уже перебрались на палубы великана. Длинношеий, как журавль, подъемный кран не спеша, опускал в широко распахнутый палубный люк размером с ворота замка связку мороженных мясных туш.

Ростовцев, чертыхаясь, лавировал между ручными тележками носильщиков, спешащими пассажирами и провожающими. Он пробирался среди суетящейся публики, мимо выгружаемых с повозок и грузовиков, деревянных ящиков и бочонков, громадных куч чемоданов и кофров с цветными наклейками отелей половины мира — Каир, Рим, Дели...