Мавра Тарасовна. Ну, что ж, миленькая, пущай, мы люди богатые, только один сын у меня; в кого ж и жить-то?
Филицата. Да что уж! Только б быть здоровыми.
Мавра Тарасовна. Еще чего не знаешь ли? Так уж говори кстати, благо начали.
Филицата. Платона даром обидели, вот что! Он хозяйскую пользу соблюдал и такие книги писал, что в них все одно что в зеркале, сейчас видно, кто и как сплутовал. За то и возненавидели.
Мавра Тарасовна. Конечно, такие люди дороги; а коли грубит, так ведь одного дня терпеть нельзя.
Филицата. Ваше дело, мы судить не смеем.
Проходят. С другой стороны входят Барабошев и Мухояров.
Барабошев, Мухояров.
Барабошев. Почему такое, Никандра, у нас в кассе деньги не в должном количестве?
Мухояров. Такая выручка, Амос Панфилыч, ничего не поделаешь.
Барабошев. Мне нужно тысячи две на мои удовольствия, и вдруг сюрприз.
Мухояров. Уплаты были, сроки подошли.
Барабошев. А как, братец, наш портфель?
Мухояров. Портфель полнехонек, гербовой бумаги очень достаточно.
Барабошев. В таком разе дисконтируй!
Мухояров. Где прикажете?
Барабошев. Никандра, ты меня удивляешь. Ступай, братец, по Ильинке, налево один банк, направо другой.
Мухояров. Да-с, это точно-с. Вот если б вы сказали: ступай по Ильинке, налево один трактир, дальше — другой, в одном спроси полуторный, в другом порцию солянки закажи; так это осуществить можно-с. А ежели заходить в банки, так это один моцион, больше ничего-с; хоть налево заходи, хоть направо, ни копейки за наши векселя не дадут.
Барабошев. Но мой бланк чего-нибудь стоит?
Мухояров. Еще хуже-с.
Барабошев. Значит, я тебя буду учить, коли ты настоящего не понимаешь. Нужны деньги, процентов не жалей, дисконтируй в частных руках, у интересантов.
Мухояров. Все это мне давно известно-с! Но в частных руках полторы копейки в месяц за хорошие-с.
Барабошев. А за наши?
Мухояров. Ни копейки-с.
Барабошев. Получение предвидится?
Мухояров. Получения много, только получить ничего нельзя-с.
Барабошев. А платежи?
Мухояров. А платежи завтрашнего числа, и послезавтра, и еще через неделю.
Барабошев. Какая сумма?
Мухояров. Тысяч более тридцати-с.
Барабошев. Постой, постой! Ты, братец, должен осторожнее. Ты меня убил. (Садится на скамейку.)
Мухояров. У Мавры Тарасовны деньги свободные-с.
Барабошев. Но у нее у сундука замок очень туг.
Мухояров. Приидите, поклонимся.
Барабошев. Она любит, чтоб ей вприсядку кланялись, до сырой земли.
Мухояров. И ничего не зазорно-с, потому родительница.
Барабошев. Хрящи-то у меня срослись, гибкости, братец, прежней в себе не нахожу.
Мухояров. Оно точно-с, выделывать эти самые па довольно затруднительно, — но, при всем том, обойтись без них никак невозможно-с.
Барабошев. Поклоны-то поклонами, эту эпитимию мы выдержим, но для убеждения нужна и словесность.
Мухояров. За словесностью остановки не будет, потому как у вас на это дар свыше. Пущайте против маменьки аллегорию, а я в ваш тон потрафлю — против вашей ноты фальши не будет.
Барабошев. Значит, спелись.
Входит Мавра Тарасовна.
Барабошев, Мухояров, Мавра Тарасовна.
Мавра Тарасовна. Ты дома, миленький? На чем это записать? Как это ты сплоховал, что тебя ночь дома застала, соловьиное время пропустил.
Барабошев. Соловьиное время только до Петрова дни-с.
Мавра Тарасовна. Для тебя, миленький, видно, круглый год поют; вечерняя заря тебя из дому гонит, а утренняя загоняет. Дурно я об сыне думать не могу, так все полагаю, что ты соловьев слушаешь! Уж здоров ли ты?
Барабошев. Болезни во мне никакой, только воздыхание в груди частое и оттого стеснение.
Мавра Тарасовна. Не от вина ли? Ты бы ему немножко отдохнуть дал.
Барабошев. Вино на меня действия не имеет. А ежели какой от него вред случится, только недельку перегодить и на нутр цапцапарель принимать, — все испарением выдет, и опять сызнова можно, сколько угодно. Скорей же я могу расстроиться от беспокойства.
Мавра Тарасовна. Что же тебя, миленький, беспокоит?
Барабошев. Курсы слабы. Никандра, как на Лондон?
Мухояров. Двадцать девять пять осьмых-с.
Барабошев. А дисконт?
Мухояров. Приступу нет-с.
Мавра Тарасовна. Да на что тебе Лондон, миленький?
Барабошев. Лондон, конечно, будет в стороне, но мне от дисконту большой убыток. Денег в кассе наличных нет.
Мавра Тарасовна. Куда ж они делись?
Барабошев. Я на них спекуляцию сделал в компании с одним негоциантом. Открыли натуральный сахарный песок, так мы купили партию.
Мавра Тарасовна. Как так натуральный?
Барабошев. По берегам рек.
Мавра Тарасовна. Как же он не растает?
Барабошев. В нашей воде точно растаять должен, а это в чужих землях… Где, Никандра, нашли его?
Мухояров. В Бухаре-с. Там такие реки, что в них никогда воды не бывает-с.
Мавра Тарасовна. Так ты с барышом будешь, миленький?
Барабошев. Интересы будут значительные, но в настоящее время есть платежи и нужны наличные деньги, а их в кассе нет.
Мавра Тарасовна. Так бы ты и говорил, что нужны, мол, деньги, а сахаром-то не подслащал.
Барабошев. Я вам в обеспечение ваших денег представлю векселей на двойную сумму.
Мавра Тарасовна. Пойдем, миленький, в комнатах потолкуем, да векселя и все счеты мне принесите! Я хоть мало грамотна, а разберу кой-что.
Барабошев. Захвати, Никандра, все нужные документы!
Уходят: Мавра Тарасовна, Барабошев и Мухояров. Входит Глеб.
Глеб, потом Филицата и Поликсена.
Глеб. Насилу-то их унесло. Теперь мешки на плечи один по одному, да по заборчику, по холодку-то оно любо. Хоть и тяжеленьки, меры по две будет в каждом, да своя ноша не тянет. Где они тут?
Входят: Поликсена и Филицата.
Вот еще принесло! Эх, наказанье!
Филицата подходит. Поликсена остается вдали.
Что на вас угомону нет? Полуночники, право полуночники.
Филицата. Да тебе что за печаль?
Глеб. Ну, уж дом! Попал я на местечко!
Филицата. Не греши! Чего тебе мало? Завсегда сыт, пьян, хоть не сплошь, так уж через день аккуратно; с хорошего человека и довольно бы.
Глеб. Вы долго прогуляете?
Филицата. Ты сторожем, что ль, при нас приставлен?
Глеб. Я при яблоках.
Филицата. Говорить-то тебе нечего. Шел бы спать, расчудесное дело.
Глеб. Стало быть, я вам мешаю?
Филицата. Да что торчишь тут, какая приятность смотреть на тебя?
Глеб. А может, ты мне мешаешь-то, знаешь ли ты это?
Филицата. Как не знать! Премудрость-то не велика, бери мешок-то, тащи, куда тебе надобно, мы и видели, да не видали.
Глеб. Да у меня их два.
Филицата. За другим после придешь.
Глеб. Это вот дело другого роду, так бы ты и говорила. (Берет из куста мешок на плечи и уходит.)
Поликсена подходит ближе.
Поликсена, Филицата.
Поликсена. Где же он?
Филицата. Погоди, не вдруг; дай садовнику пройти. Он у меня в сторожке сидит, дожидается своего сроку.
Поликсена. Какая ты милая, добрая! Уж как тебя благодарить — не знаю.