Силан. До рыбки ль? Я к городничему.
Аристарх. Зачем?
Силан. У нас теперь дома литовское разорение, все одно, что Мамай прошел… Деньги пропали, раз; крестница твоя ушла…
Аристарх. Что мудреного! Уйдешь. Куда ж она?
Силан. Она у крестной, я заходил. Не велела, чтоб отцу… Ну, мне какая нужда.
Аристарх. Как же это деньги? Кому ж бы?
Силан. Ты ж говори! У вора один грех, а у нас с хозяином десять: что мы народу переклепали! Гаврилу прогнал, Вася Шустрый теперь в арестантской соблюдается покудова.
Аристарх. В арестантской? Что ты! Вот грехи-то!
Силан. Как есть грехи… Натворили… паче песка морского.
Аристарх. Как же быть-то? Надо Васю выручать! Кто ж его в арестантскую? Хозяин, что ль?
Силан. Хозяин! Силён, ну, и чудит. Городничий проснулся?
Аристарх. Поди узнай!
Силан. Что ходить-то! Он сам на крыльцо выйдет. Он целый день на крыльце сидит, все на дорогу смотрит. И какой зоркий на беспашпортных! Хоть сто человек-артель вали, как сейчас воззрится да поманит кого к себе: «А поди-ка сюда, друг любезный!» Так тут и есть. (Почесывает затылок.) А то пойти! (Подходит к городническому дому.) Аристарх. Что только за дела у нас в городе! Ну, уж обыватели! Самоеды! Да и те, чай, обходительнее. Ишь ты, чудное дело какое! Ну-ка! Господи благослови! (Закидывает удочку.)
Выходят Градобоев в халате и в форменной фуражке с костылем и трубкою и Сидоренко.
Те же, Градобоев и Сидоренко.
Градобоев (садясь на ступени крыльца). До бога высоко, а до царя далёко. Так я говорю?
Голоса. Так, Серапион Мардарьич! Так, ваше высокоблагородие.
Градобоев. А я у вас близко, значит, я вам и судья.
Голоса. Так, ваше высокоблагородие! Верно, Серапион Мардарьич.
Градобоев. Как же мне вас судить теперь? Ежели судить вас по законам…
1-й голос. Нет, уж за что же, Серапион Мардарьич!
Градобоев. Ты говори, когда тебя спросят, а станешь перебивать, так я тебя костылем. Ежели судить вас по законам, так законов у нас много… Сидоренко, покажи им, сколько у нас законов.
Сидоренко уходит и скоро возвращается с целой охапкой книг.
Вон сколько законов! Это у меня только, а сколько их еще в других местах! Сидоренко, убери опять на место!
Сидоренко уходит.
И законы всё строгие; в одной книге строги, а в другой еще строже, а в последней уж самые строгие.
Голоса. Верно, ваше высокоблагородие, так точно.
Градобоев. Так вот, друзья любезные, как хотите: судить ли мне вас по законам, или по душе, как мне бог на сердце положит.
Сидоренко возвращается.
Голоса. Суди по душе, будь отец, Серапион Мардарьич.
Градобоев. Ну, ладно. Только уж не жаловаться, а коли вы жаловаться… Ну, тогда уж…
Голоса. Не будем, ваше высокоблагородие.
Градобоев (Жигунову). Пленные есть?
Жигунов. Ночью понабрали, ваше высокоблагородие, — за безобразие, — двое портных, сапожник, семь человек фабричных, приказный да купецкий сын.
Градобоев. Купеческого сына запереть в чулан да сказать отцу, чтоб выручить приходил и выкуп приносил; приказного отпустить, а остальных… Есть у нас работа на огороде?
Жигунов. Есть. Человека два нужно.
Градобоев. Так отбери двоих поздоровее, отправь на огород, а тех в арестантскую, им резолюция после.
Жигунов с арестантами уходит.
Какие еще дела? Подходите по одному!
1-й мещанин. Деньги вашему высокоблагородию, по векселю.
Градобоев. Вот и ладно, одно дело с плеч долой. Сидоренко, положи в стол! (Отдает деньги Сидоренке.)
Сидоренко. Много у нас, ваше высокоблагородие, этих самых денег накопилось, не разослать ли их по почте?
Градобоев. Посылать еще! Это что за мода! Наше дело взыскать, вот мы и взыскали. Кому нужно, тот сам приедет, — мы ему и отдадим; а то рассылать еще, Россия-то велика! А коли не едет, значит, ему не очень нужно.
Подходит 2-й мещанин.
Тебе что?
2-й мещанин. Векселек вам! Не платит.
Градобоев (приняв вексель). Сидоренко, сунь его за зеркало.
Сидоренко уходит.
2-й мещанин. Да как же за зеркало?
Градобоев. А то куда ж его? В рамку, что ль, вставить? У меня там не один твой, векселей тридцать торчит. Вот встречу как-нибудь твоего должника, скажу, чтоб поплатился.
2-й мещанин. А если он…
Градобоев. А если он… а если ты станешь еще разговаривать, так видишь. (Показывает костыль.) Пошел прочь! (Увидав 3-го мещанина.) А, друг любезный, ты здесь! Долги платить — денег нет, а на пьянство есть: вексель на тебя другой год за зеркалом торчит, заплесневел давно, а ты пьянствуешь. Ступай в сени, дожидайся! Вот я тебе вексель-то на спину положу, да костылем и стану взыскание производить.
3-й мещанин. Явите божескую милость, ваше высокоблагородие! Достатки наши вам известные… помилосердуйте!
Градобоев. Вот я те помилосердую, ступай. (Заметив Силана.) Эй ты, дядя! Иди за мной в комнаты! С тобой у нас большой разговор будет. (Прочим.) Ну, с богом. Некогда мне теперь судить вас. Кому что нужно, приходите завтра. (Уходит с Силаном.)
Все расходятся. Входит Гаврило с холстинным мешком за плечами.
Аристарх и Гаврило.
Аристарх. А! Гонимый, здравствуй!
Гаврило. Слышал, стало быть?
Аристарх. Слышал.
Гаврило. Где правда?
Аристарх. Разве не знаешь? Подыми голову кверху.
Гаврило подымает.
Вон там!
Гаврило. Знаю. А где нам суда искать?
Аристарх. А суда вон там! (Показывает на дом городничего.)
Гаврило. А ежели мне правого нужно?
Аристарх. А правого нужно, так подожди, будет и правый.
Гаврило. Да скоро ли?
Аристарх. Ну, не так, чтоб; зато уж хороший. Всех рассудит: и судей и судимых, и тех, которые неправый суд давали, и тех, которые никакого не давали.
Гаврило. Знаю я, про что ты говоришь-то.
Аристарх. А знаешь, зачем спрашиваешь. Ты что это мешок-то надел, аль в дорогу собрался?
Гаврило. На богомолье.
Аристарх. Час добрый! Куда?
Гаврило. В пустынь.
Аристарх. Один?
Гаврило. Нет, нас много, и крестница твоя.
Аристарх. Беглянка-то? Дома-то, чай, ищут.
Гаврило. Нет, крестная посылала сказать, что, мол, ушли на богомолье, чтоб не искали. Да кому плакать-то о ней? Мачеха, поди, рада, а отцу все равно, потому, он стал совсем без понятия. Мне зажитых не отдает, полтораста рублев.
С крыльца сходят городничий и Силан.
Градобоев, Силан, Гаврило, Аристарх.
Градобоев. С ума я сойду с этим делом проклятым; всю ночь нынче не спал. Точно гвоздь мне в голову засел. А уж доберусь. (Силану.) Говори хоть ты толком, чучело!
Силан. Ничего я не скажу, вот что: греха много. Это дело мудреное! И! Мудреное! Куда мудреное!
Градобоев. Ну, а хозяин-то, прежде Василья, думал на кого-нибудь?
Силан. Заплыли у него очи-то, я говорю; заплыли, потускнели совсем. Въявь-то он ничего не может… что надлежащее, а городит так, зря, от дикости от своей.
Градобоев. Я за тебя примусь, я тебя в острог.
Силан. Ну, вот еще! Думал-думал, да выдумал. С большого-то ума!
Градобоев. Кому ты грубишь! Ты погляди, кому ты грубишь!
Силан. Да коли нескладно и совсем некстати.