Андрей Титыч. Маменька, да ведь мне с ней жить-то будет!

Настасья Панкратьевна. Как ты можешь грубить! Кто с тобой говорит-то? Мать али нет? Должен ты это понимать.

Андрей Титыч. Да что понимать-то? Понимать-то нечего.

Настасья Панкратьевна. Вот видите, какую заразу на него напустили.

Ненила Сидоровна. Послушайте, молодой человек, я постарше вас, все эти штуки, все эти подходы и все эти дела видала.

Настасья Панкратьевна. Так, так, Немила Сидоровна. А ты слушай, что старшие-то говорят. И ты тоже, Купидоша. Все это вам на пользу.

Андрей Титыч. Да что слушать-то? Слыхал я эти разговоры-то.

Настасья Панкратьевна. Не груби, говорю тебе, не груби!

Ненила Сидоровна. Молодой человек, вы мало жили, мало видели свет, вы еще не знаете, как люди хитры.

Настасья Панкратьевна. Да, да. У нас у кучера поддевку украли в одну минуточку. И кто же украл-то? Приятель его.

Ненила Сидоровна. Вот вы теперь влюблены, мне ваша маменька говорила: вы думаете, это спроста?

Андрей Титыч. Этот разговор надоть кончить-с.

Ненила Сидоровна. Нет, позвольте-с. Мы тоже бывали молоды, у меня у самой семь дочерей.

Настасья Панкратьевна. Да, да, вот слушай, что умные-то люди говорят, и ты тоже, Купидоша, слушай.

Ненила Сидоровна. Будем прямо говорить. Кругом вас, по соседству, есть какие грузди! Из всякого сословия! Уж можно сказать, что наша сторона этим отличается! Чего б, кажется, лучше! Так нет, вам не по сердцу. А эта что? Диви бы собой… (делает жест руками) или что другое! Вот только стыдно говорить-то, а то бы сказала. Во что влюбиться-то молодому человеку?

Настасья Панкратьевна. Да, да.

Ненила Сидоровна. Значит, механика и выходит… с их стороны.

Андрей Титыч. Говорите, что угодно, мне все равно-с. Ей моею женой не быть. Такие девушки не про нас-с. Где нам, дуракам! Мы их и понимать-то не умеем. Говорить-то всякий умеет, кто почаще, кто пореже, да толку-то в этом немного; слушать-то нечего. Вот кабы я умел вам объяснить, какая в этом разница — образованная девушка или необразованная, так бы другой разговор был. А то не умею. Да хоть бы и умел, так вы не поймете ничего. Значит, лучше молчать.

Ненила Сидоровна (Настасье Панкратьевне). Попробуйте, что я говорила.

Настасья Панкратьевна. Непременно попробую.

Андрей Титыч. Вы хотите меня теперича женить, — так найдите невесту, чтоб хоть мало-мальски была на человека похожа. Я, пожалуй, женюсь, ведь уж не отбегаешься. А эта ваша мне уж очень противна. Маменька, спрячьте меня куда-нибудь от тятеньки! А то уж жените, что ли, поскорей, чтоб я не мучился.

Настасья Панкратьевна. Какая же в этом мука, глупый! Ничего, окромя хорошего. Ты, я вижу, такой же дурак, как и Купидошка.

Капитон Титыч. «Умолкни, чернь непросвещенна!»

Настасья Панкратьевна. Полно орать-то! Ишь, затрубил.

Капитон Титыч. Брат, дай три гривенника, пойду нынче в театр, душу отвести.

Андрей Титыч. На, Капитоша. (Достает деньги из кармана и отдает Капитону Титычу.)

Луша (вбегая). Сам приехал! (Уходит.)

Капитон Титыч за ней прокрадывается в дверь.

Настасья Панкратьевна (Андрею Титычу). Поди, спрячься в спальню, там и сиди. Я скажу, когда выйти.

Андрей Титыч уходит.

Ненила Сидоровна. Прощайте, Настасья Панкратьевна. К нам как-нибудь.

Настасья Панкратьевна. Прощайте, Немила Сидоровна. Вы такая, право, умная и обходительная женщина, что мне завсегда очень приятно вас видеть. Я, признаться вам сказать, сама-то не из дальних, ведь уж не скроешь; так мне лестно позаняться от умных-то. Как-нибудь на днях беспременно заеду. (Провожает ее до дверей.)

Ненила Сидоровна уходит. Тит Титыч входит.

Настасья Панкратьевна и Тит Титыч.

Тит Титыч (садится молча на стул). Фу ты, черт возьми! Впервой отроду со мной такая беда! Меня не уважать! Меня ругать! Меня! Брускова! Нет, погоди!

Настасья Панкратьевна. Кто тебя не уважил, Кит Китыч? Кто смел?

Тит Титыч. Молчи, не твое дело! За мои же деньги да меня обругали! Меня выгнали! (Топает ногой.) Жив быть не хочу! Настасья!

Настасья Панкратьевна. Что прикажете, Кит Китыч?

Тит Титыч. Отыскать Захарыча сию минуту.

Настасья Панкратьевна. Да он тут где-то путается: я его в окно сейчас видела. (Подходит к окну.) Эй, Луша!

За сценой смех.

Что ты там с молодцами все играешь! Нет на вас времени!

Луша за сценой: «Я ничего-с. Чего изволите?»

Сыщи сейчас Захарыча да приведи сюда.

Тит Титыч. Чтоб я перенес такую обиду над собой! От дряни, от учителишки! Да что ж это за времена пришли! Нет, стой! Я сроду ни от кого обиды не видывал. Настасья! Смеет меня кто обидеть?

Настасья Панкратьевна. Никто, батюшка, Кит Китыч, не смеет вас обидеть. Вы сами всякого обидите.

Тит Титыч. Я обижу, я и помилую, а то деньгами заплачу. Я за это много денег заплатил на своем веку.

Настасья Панкратьевна. Много, Кит Китыч, много.

Тит Титыч. Молчи! Они только тем и взяли, что я в чужой квартире был. А ты, поди-ка, здесь со мной потолкуй, так я тебя уконтентую по-своему.

Захар Захарыч входит.

Тит Титыч, Настасья Панкратьевна и Захар Захарыч.

Тит Титыч. Эй ты, Сахар Сахарыч, благодетель я тебе али нет?

Захар Захарыч. Благодетель, батюшка Тит Титыч.

Тит Титыч. Ты человек, внимания не стоющий, потерянный человек, а я тебя призрел. Не гнушаюсь тобой, к себе в дом пущаю.

Захар Захарыч кланяется.

Дочь твою пристроил… за межевого, за вольнопрактикующего. Уж не моя это вина, что он пьяница.

Захар Захарыч. Был вольнопрактикующий, а теперь праздношатающийся.

Тит Титыч. Все-таки я тебе благодетель. А ты отчего у меня давно не был?

Захар Захарыч. Нет никаких возможностей, Тит Титыч, терпенья никакого не хватает. Мальчишки очень одолевают. Как только к рынку подходишь, и откуда их нанесет, туча тучей, бегут, укают: у-у-у-у. Приказчики из лавок подсвищут: такой гам подымут, хоть сквозь землю провались.

Тит Титыч. А ты вечером ходи. Да не в том дело. Можешь ты такое прошение написать, чтобы в Сибирь сослать по этому прошению?

Захар Захарыч. Кого, Тит Титыч?

Тит Титыч. Троих человек. Тебе все равно, что одного, что троих?

Захар Захарыч. Все равно, Тит Титыч.

Тит Титыч. Надоть сослать учителя Иванова, дочь его и хозяйку их. Я так хочу.

Захар Захарыч. Что же писать прикажете?

Тит Титыч. А ты вот что пиши: что обидели такого-то купца, а с сына оного купца учитель, против всяких прав, взял расписку, чтобы жениться на его дочери. Вот тебе и расписка. Я никаких денег не пожалею, коли сделаешь. Можешь ты это сделать?

Захар Захарыч. Могу-с.

Тит Титыч. Ну, так садись и пиши при мне. Вон тебе чернила и бумага на столе.

Захар Захарыч садится за стол.

Да дай ему графин водки!.. Нет, не надо.

Захар Захарыч. Для воображения, Тит Титыч!

Тит Титыч. Нет, после, а то я тебя знаю. (Жене.) Ну, теперь ты мне сына подай. (Захару Захарычу.) А ты строчи!

Настасья Панкратьевна. Да его нету дома. Кит Китыч.

Тит Титыч. Настасья! Кто я?

Настасья Панкратьевна. Кит Китыч Брусков.

Тит Титыч. Что я приказываю? Ты знаешь, у меня слово — закон!

Настасья Панкратьевна. Слушаю, Кит Китыч. (Подходит к двери.) Андрюша, Андрюша, поди, отец кличет.