Любезная маменька!

Когда Вы уехали от нас, любезная маменька, то мне стало чрезвычайно скучно, и я теперь, когда вспомню о Вас, любезная маменька, то на меня нападет такая грусть, что я никак не могу ее прогнать, если б Вы знали, как мне хочется Вас увидеть, я не могу дождаться сей радостной минуты. Всякий раз, когда я вспомню о Вас, то молю Бога о Вашем здоровии. Уведомьте нас, любезная маменька, благополучно ли Вы доехали, поцелуйте за меня Андрюшеньку и Верочку. Целую Ваши ручки и пребуду покорный Вам сын Ваш

Ф. Достоевский.

Любезная маменька!

Вот уже в третий раз мы уведомляем Вас письменно^* о том, что мы, слава Богу, здоровы и благополучны. Нынче, то есть в четверг, по причине праздника^* папенька нас взял домой, и мы все вместе только без Вас, любезная маменька. Жаль, что мы еще так долго должны быть с Вами в разлуке; дай Бог, чтобы сие время прошло поскорее. У нас погода очень дурна, я думаю, что и у Вас всё такая же, и я думаю, Вы не наслаждаетесь весной; какая скука быть в деревне во время худой погоды. Я думаю, что Верочке с Николенькой еще скучнее и что Николя не играет в лошадков, как бывало прежде со мной. Жалко Алену Фроловну, она так страдает, бедная, скоро вся исчезнет от чахотки, которая к ней пристала.^* Прощайте, маменька. В ожидании Вас скоро увидать остаюсь покорный сын Ваш

Федор Достоевский и Андрей Достоевский.^*

Любезнейшая маменька!

Очень радуюсь, что Вы по всеблагому промыслу Создателя находитесь в хорошем здоровии. Сии два дня, то есть Троицын и Духов, мы проводим дома у папеньки. Погода у нас, я думаю, такая же, как и у вас, все сии дни стояла всё переменчивая, но суббота и нынче прекрасная, хотя и был большой дождь, но во время ночи, и погода после сего освежилась и сделалась превосходная, но я не думаю, что сей дождь не был у вас, ибо он не окладный. — Экзамен наш будет по-прошлогоднему в конце июня^*, и посему мы лишаемся надежды вскоре Вас увидеть. Пишете Вы, что детям весело и что Николя даже потолстел: так теперь погода самая хорошая, и, следственно, он может ею наслаждаться на чистом воздухе; поцелуйте их за меня, скажите, чтобы они были умники и что мы к ним скоро приедем. Прощайте, любезная маменька, более писать нечего; остаюсь покорный сын Ваш

Федор Достоевский и Андрей Достоевский.^*

С.-Петербург. Июля 23 дня.

Любезнейший папенька!

Сегодня суббота, и мы, слава Богу, имеем время Вам написать хоть несколько строк: так мы заняты в продолженье всего времени^*. Вот уже близко к сентябрю, а вместе с этим и к экзаменам, и мы не можем потерять ни минуты в неделю. Только в субботу и в воскресенье мы бываем свободны; то есть Коронад Филиппович нам ничего не показывает в эти дни; а следовательно, только теперь сыскали время поговорить с Вами письменно.

Математика и науки идут теперь у нас чередом; также фортификац<ия> и артиллерия. По воскресеньям и субботам мы чертим планы и рисунки. Почти каждый день занимается со всеми Коронад Филиппович^*, и с нами двоими и особенно, потому что из всех, у него приготовляющихся, только мы хотим вступить в 2-й класс, а все прочие — в низший^*. Коронад Филиппович на нас надеется, более нежели на всех 8-рых, которые у него приготовляются. Скоро мы начнем учиться фронту у унтер-офицера, которого пригласил Коронад Филиппович, и займемся этим до самого вступления, то есть до декабря месяца. На фронт чрезвычайно смотрят, и хоть знай всё превосходно, то за фронтом можно попасть в низшие классы. И притом этим одним мы можем выиграть у его высочества Михаила Павловича. Он чрезвычайны<й> любитель порядка. Итак, судите же, сколько мы должны этим заняться, несмотря на то что после сентябрьского экзамена все должны ходить в Инженерный замок учиться фронту. — Что-то будет? Теперь одна надежда на Бога. Мы не преминем приложить всё свое старанье.

Теперь у вас идет в деревне^* уборка хлеба, а это, как мы знаем, самое любимое для Вас занятие; мы не знаем, каков-то в вашей стороне урожай, какова-то у вас погода? Что касается до петербургской, то у нас прелестнейшая, итальянская. С Шидловским мы еще не видались и, следовательно, не могли ему отдать Вашего поклона.

Что-то поделывают в деревне наши братцы и сестрицы? Все, должно быть, досыта нагулялись, набегались, налакомились ягодами и загорели. Сашенька, думаем, чрезвычайно как подросла; ей полезен свежий воздух. Варенька, наверно, что-нибудь рукодельничает и, верно уж, не позабывает заниматься науками и прочитывать «Русскую историю» Карамзина^*. Она нам это обещала.

Что касается до Андрюши, то, наверно, он, и среди удовольствий деревни, не позабывает истории, которую он бывало и частенько ленясь <?> плохо знал. Осенью Вы повезете его, по-видимому, в Москву, к Чермаку, на порожнее место.^* — Так! Еще долго Вам будет пещись о воспитанье детей: нас у Вас много. Судите же, как мы должны просить Бога о сохраненье Вашего драгоценного для нас здоровья.

С глубочайшим почтеньем и преданностью пребываем Вас сердечно любящие

Михаил и Феодор Достоевские.^*

Поцелуйте за нас всех братцев и сестриц.

С.-Петербург. Сентября 6-го дня 1837 года.

Любезнейший папенька!

Долго мы не писали к Вам, и наше долгое молчанье, должно быть, приносит Вам немало беспокойства, а особливо в таких обстоятельствах. Мы теперь только нашли время уведомить Вас, так заняты; экзамен близко, беспрестанные приготовленья; всё совершенно сбивает с толку.

1-го сентября, как объявлено было в программе от Инженерного училища, мы должны быть представлены в замок. Мы явились все в назначенный срок и были представлены Коронадом Филипповичем инспектору Ломновскому и генералу Шарнгорсту, главному начальнику Инженерного училища. Генерал обошелся со всеми ласково, и всем приказано быть в готовности; ибо нас довольно часто будут призывать в Инженерное училище. Такая скука! Вот сейчас пришла бумага от генерала к Коронаду Филипповичу, чтобы нас всех представили в Инженерное училище. Не знаю для чего. Кажется, для аттестатов; ибо генерал приказал принести аттестаты от прежних заведений, где кто находился. Насилу дождались главного экзамена, который назначен 15-го числа. Всех кандидатов 43. Мы так рады, что так мало. Прошлого года было 120, а в прежние года 150 и более. И ученики Костомар<ова> всегда были одни из первых. Что же ныне, когда так мало! Правда, комплект есть 25, но, кажется, довольно забракуют; ибо все, по-видимому, пустые люди и все в четвертый класс. Они, по-видимому, чрезвычайно боятся учеников Костомарова. Всем нам такое уваженье. Что-то дальше?