— Витамины! — улыбнулся он.

    Свет вспыхнувшей ракеты осветил осунувшиеся, давно не бритые лица… Темнота…

    — Готов? — спросил Бондаренко.

    — Готов!

    — Пошли!

    Вжимаясь в землю, Иванов стал медленно ползти к берегу. Обогнув бугор, остановился у камышей… Пополз и Бондаренко… Свет ракеты выхватил участок поймы… Где-то вдалеке прозвучала пулеметная очередь…

    Зажглась еще одна осветительная ракета; опускаясь, она осветила мертвым светом передний край обороны немцев. Бондаренко повернул голову назад и увидел на бугре торчащий из окопчика пулемет. Блеснула немецкая каска.

    Иванов посмотрел на Бондаренко, зашептал:

    — Вдвоем не пройдем! Ползи!.. Я отвлеку!

    Бондаренко молча достал из-за пазухи гранату с привязанным к ней письмом Млынского.

    — На, — сказал он, протягивая гранату. — Иди ты! Иди! Иди! — Увидев, что Иванов хочет ему возразить, резко сказал: — Выполняй приказ! — и мягко добавил: — Иди, Петро, тебе нельзя пропадать…

    Иванов тяжело вздохнул и медленно пополз в камыши.

    Бондаренко, немного подождав, пополз назад к дубняку… Он остановился у крайнего дерева рощи. Справа и слева от. него находились пулеметные точки. Достав две гранаты и сняв с шеи автомат, стал вглядываться в темноту. Сплошная моросящая мгла… Тишина…

    С бугра раздалась пулеметная очередь. Светящиеся стрелы пересекли борозду… Второй пулемет — справа — начал обстреливать кустарник… Сразу две ракеты осветили всю пойму… Иванов был виден… Очередь трассирующих пуль исчезла впереди и сзади него…

    Резко повернувшись, Бондаренко бросил гранату в пулемет, стрелявший по кустарнику… Взрыв… Комья сырой земли посыпались на него… Вскочив на ноги, он метнул вторую гранату в другой пулемет… Ослепительно яркая вспышка близко взорвавшейся гранаты и летящий на него немец было последним, что увидел Бондаренко.

    Домик геологов. В комнате штаба — Млынский, здесь — и майор Алиев. Усталый, вымазанный в грязи Вакуленчук жадно пьет кипяток из кружки, шумно грызет сухарь…

    Майор разворачивает карту.

    — Так… Это твои предположения или уверенность, мичман? — спрашивает майор.

    — Какие там предположения… Два дня на брюхе елозил. Армейский склад с горючим…

    Вакуленчук рассказывает, как во время дальней разведки его группа обнаружила немецкие склады.

    Млынский, пододвигая к Вакуленчуку карту, интересуется:

    — Покажи, где это.

    — Вот здесь, в районе Подсвятья.

    Серегин (подсчитав по карте). Километров сто от нас. Три перехода, не меньше.

    Мичман. Подходы только со стороны леса. Но вот здесь — вышки с пулеметчиками.

    Серегин. Сколько?

    — Пять. Ну, если потихоньку, то можно подойти к самым проволочным заграждениям.

    Млынский, продолжая внимательно слушать и смотреть на карту, спрашивает:

    — А что со стороны реки у озера?

    — Дзоты. Эта сторона сильно укреплена.

    Алиев. Охрана большая?

    — Не меньше роты и бронетранспортеры.

    Млынский. Наблюдателя оставил?

    — Так точно!

    Командир отряда, подумав немного и оглядев боевых друзей, предложил:

    — Так что? Устроим фейерверк?

    Штаб генерала Ермолаева.

    У карты — высокий седой военный. На мешковато сидящей гимнастерке в петлицах по два ромба. Это член Военного совета фронта дивизионный комиссар Садовников. За круглым столом сидят члены Военного совета.

    — Товарищи, — говорит Садовников, — Москва на осадном положении. Партия призвала всех москвичей готовиться к обороне. Обстановка очень серьезная. По сведениям фронтовой разведки, в полосе нашей армии фон Хорн готовит танковый кулак… В этих условиях штаб фронта считает необходимым активизировать на коммуникациях, в тылу противника разведку и диверсионную деятельность.

    Важно точно знать, когда и на каком участке планирует свое наступление фон Хорн… Необходимо сорвать или задержать переброску его войск до начала нашего наступления. Для этого использовать остатки окруженных воинских частей, находящихся в тылу армии фон Хорна… Нужно срочно установить с ними связь и поставить задачу не прорываться через линию фронта, а там, на месте, громить тылы и коммуникации немцев.

    Поднимается командующий армией генерал Ермолаев.

    — Да, если это делать достаточно широко, то они будут вынуждены для охраны своих тылов использовать войсковые резервы… или даже снять части с фронта. Что скажет начальник разведки полковник Куликов?

    — В тыл армии фон Хорна заброшено несколько разведывательных групп. В лесу восточнее города, где стоит штаб фон Хорна, находится отряд майора Млынского…

    Садовников. А кто такой майор Млынский?

    Куликов. Начальник Особого отдела 41-й стрелковой дивизии, еще с августа из-под Смоленска они выходят с боями из окружения.

    Садовников. Сколько человек у него в отряде?

    Куликов. Через линию фронта пробрался его боец-связной. Месяц назад было более шестисот человек. Но, вероятно, к нему присоединяются люди из других частей, так что отряд должен увеличиться… По нашим данным, отряд продолжает активные действия.

    Садовников. Связь с ними установлена?

    Куликов. Мы просили подпольный обком партии установить с ними связь. Готовим радиста для заброски.

    Садовников. Надо обратить особое внимание на отряд майора Млынского. Это очень важно.

    Куликов. В штабе фон Хорна у нас есть источник информации. В настоящее время связь с ним поддерживается через разведгруппу капитана Афанасьева.

    Садовников. Поторопитесь, товарищ полковник, установить связь с отрядом майора Млынского.

    Пустынная дорога. Дед Матвей, не очень-то оглядываясь по сторонам, идет широким шагом. Из-за стога сена выбегают немцы и полицай Охрим Шмиль. Они подскакивают к деду Матвею. Он поднимает руки.

    Немецкий автоматчик, держа деда под прицелом, приближается, вырывает мешок, восклицает:

    — Партизан?!

    — По плотницкой я части… — объясняет знаками дед Матвей. — Плотник я! Струг!

    — Инструмент верно плотницкий, — замечает Охрим Шмиль, разглядывая содержимое мешка.

    Из пшеницы выходит фельдфебель. Он важно оглядывает деда. Полицай вытряхивает из мешка узелок. В узелке — оковалок сала, плоская фляга, кусок хлеба, лук.

    — О-о! — восклицает фельдфебель. Хватается за флягу, трясет ее возле уха. — Что? — интересуется он.

    — Что там у тебя? — спрашивает полицай, указывая на флягу.

    — Первач-самогон, — отвечает дед.

    Шмиль. Шнапс.

    — Шнапс! Гут! — откликается фельдфебель. Отвинчивает пробку, нюхает, закатывает глаза. Подмигивает солдатам. Откуда-то сразу появляется небольшой граненый стаканчик.

    Фельдфебель цедит жидкость в стаканчик, подносит деду Матвею.

    — Пей!

    Дед берет стаканчик, крестится.

    — Дай бог не последнюю.

    Дед Матвей выпивает, ищет глазами сало, чтобы закусить. Но сало уже режет на ломтики немецкий автоматчик. Фельдфебель до краев наливает стаканчик. Разом опрокидывает его в рот, жмурится от удовольствия, закусывает салом и луковицей. В несколько секунд солдаты опорожняют флягу.

    — Отпустите с богом, господин начальник! — просит дед Матвей. — Мне в город надо… подработать маленько.

    Полицай тихо говорит фельдфебелю:

    — Отпустите его, господин фельдфебель. Чего с ним возиться? Сам скоро богу душу отдаст…

    Немец смеется и машет рукой.

    Полицай бросает в пустой мешок инструмент, протягивает мешок деду.

    — Иди, дед! Но смотри: ежели что не так, спуску не будет…

    — Можете не сумневаться. — Дед Матвей снимает картуз, низко кланяется, идет по дороге.

    Вдруг окрик:

    — Стой! Стой! Цурюк!

    Дед Матвей останавливается. К нему бежит полицай Шмиль.

    — Топор отдай, дед! С топором нельзя.

    — Какой же я плотник без топора?