— Прекрасно, сегодня же я назначу комиссию, которая будет проводить вскрытие. Тело повезут в детский морг в больнице принца Ольденбургского, будете работать там. Если назначить вскрытие назавтра, на 10 часов утра, вам будет удобно? — спросил Сакс.

— Да, вполне.

— Прекрасно, я тоже подъеду к этому часу на Лиговку, хочу поприсутствовать.

— Еще один момент, — сказал врач.

— Внимательно слушаем.

— Поскольку рана головы серьезна, обширна и имеет принципальное значение для понимания причины смерти, то, полагаю, потребуется декапитация, — сказал Горский.

— То есть, Вы отрежете голову? — уточнил Сакс.

— Думаю, без этого не обойтись. Конечно, решение будет коллегиальным, но думаю, мнение остальных судебных медиков будет таким же.

— Хорошо, действуйте, — кивнул Сакс.

— Но… — Горский запнулся, — тут есть нюанс. Захоронение тела без головы потребует закрытого гроба. Не будет ли эксцессов на этой почве?

— А, это, — Сакс равнодушно махнул рукой, — Эксцессов не будет, работайте спокойно. Что ж, полагаю, мы услышали достаточно. Не будем задерживать господина Горского.

Доктор, раскланявшись с присутствующими, покинул комнату. Следователь продолжил:

— Создается впечатление, что убийство совершил некто, кого погибшая сама впустила в помещение кассы. Ничто не указывает на попытку взлома входной двери, либо работу отмычкой. Сарра вряд ли пустила бы незнакомого человека! Можно предположить, что смелость убийцы объяснялась тем, что он знал, что в эту ночь девочка останется ночевать одна — и без отца, и без дворников. Далее. Убийца запачкался в крови убитой, ибо не запачкаться не мог, когда душил жертву. Господин Гаевский совершенно справедливо заметил, что процесс душения был растянут во времени. Но запачкавшийся кровью убийца, судя по тому, что он не оставил следов крови ни на витрине, ни на столе, ни на каких других предметах в квартире, вымыл руки. Сие указывает на то, что он действовал спокойно и хладнокровно. Замечу: касса все это время стояла незапертая и теоретически в нее в любой момент мог кто — нибудь войти. Далее: убийца сумел отыскать ключи, которые отнюдь не были на видном месте, а были спрятаны. Он стал рыться в столе и доставать вещи из витрины, причем справился с замком, секрет которого знали только двое, кроме самой жертвы, к тому времени убитой! Далее: преступник аккуратно загасил керосиновую лампу, сделав это, вероятно, во избежание пожара. Возражения есть?

Присутствовавшие переглянулись. Никто ничего следователю не возразил.

— Хорошо, — кивнул Сакс, — Тогда пойдем далее. Все вышеизложенное указывает нам на человека: а) хорошо знакомого жертве, б) знающего, что девочка остаётся на ночь одна, в) сумевшего отыскать спрятанные ключи и открыть хитрый замок витрины, г) не боящегося появления на месте преступления постороннего лица и, наконец, д) заботящегося о сохранности вещей в кассе более, чем о сокрытии улик, коему прекрасно мог бы послужить пожар от лампы. Странный набор качеств для обычного грабителя, не так ли?

— Убийца — дилетант, — веско подитожил Иванов, — Кроме того, он не очень силен физически.

— Опытный в таких делах человек, даже слабый телесно, действовал бы иначе, — кивнул молчавший до того пристав, — Стал бы бить головой об стену… А так, гантелей по голове, да притом еще и душить. Дилетант однозначно!

— Да уж, наш убийца оказался человек страстный, — усмехнулся Гаевский, — Осталось только назвать его по имени.

— Так у нас же еще есть клок волос преступника, — вдруг вспомнил Черняк, — они были зажаты в руке убитой! По волосам мы живо его отыщем. Я сейчас, — с этими словами Черняк бросился вон из комнаты.

Вернулся он через минуту с виноватым видом, держа в руке слегка помятый лист бумаги.

— Вот, положил на подоконник, чтоб на него случаем никто не уселся, а его ветром сдуло. Наверно, когда форточку открывали, — пролепетал он. В эту минуту сыщик был похож на побитую собаку.

— Чта — а — а?! — следователь задохнулся от гнева. В течение, наверное, полуминуты он молча поедал глазами Черняка и наливался багровым румянцем, казалось, его сейчас хватит кондрашка, — Вы хотите сказать, что извлекли из руки погибшей улику и оставили ее без присмотра, в результате чего оная оказалась утеряна?!

— Ну да… Я представлю рапорт… Я проводил осмотр, дабы подготовиться и приступить к составлению протокола…

— На каком таком основании вы вообще полезли проводить осмотр без протокола и без участия назначенного следователя?! — казалось Сакс сейчас ударит вызвавшего его негодование сыщика, — Вы искали ценные вещи? Вы спешили их обнаружить до того, как они будут описаны протоколом?

— Помилуй Бог, — Черняк испуганно перекрестился, — В чем Вы меня подозреваете… И в мыслях не держал… Я руководствовался статьей… статьей 258 Устава…

Гаевский, до того молчавший, с шумом выдохнул воздух и пробормотал себе под нос досадливо: «молчал бы ты, Викентий!», до такой степени ответ Чернякя был неудачен. 258–я статья Устава уголовного судопроизводства допускала составление протокола осмотра места преступления и некоторые иные следственные действия чинами полиции только в порядке исключения, когда скорое прибытие назначенных для следствия работников прокуратуры было невозможно, а промедление грозило утерей улик. Эта статья могла быть применима в отдаленной местности, либо в случае производства следственных действий под открытым воздухом, когда непогода могла уничтожить важные следы. Очевидно, что обстоятельства убийства в ссудной кассе в самом центре столицы ни в коей мере не подпадали под действие 258–й статьи. Именно поэтому следователь и заподозрил, что Черняк затеял осмотр с единственной целью: поживиться чем — нибудь ценным до того, как начнется формальная работа по описи имущества и фиксированию следов на месте преступления.

Сакс развел в сторону руки, словно намеревался обнять Черняка, и воззрился на него немигающим взглядом:

— Это не лезет ни в какие ворота. Я официально доложу о происшедшем. И этот факт найдет отражение в протоколе осмотра. Вас, господин коллежский секретарь, после этого инциндента просто — напросто надо увольнять из сыскной части.

Александр Францевич уселся на стул и замолчал, видимо, потеряв нить рассуждений. Выглядел он очень подавленным, было видно, что следователь расстроился ничуть не меньше виновника происшествия.

— Какими хоть были эти волосы: отдельные волосинки или прядь? длинные — короткие? темные? светлые? крашеные? — спросил Иванов.

— Нет, такие короткие, меньше двух дюймов. Ну и цвет такой… темный, — пролепетал Черняк, — Ну, как бы темный… Определенно сказать не могу, не рассматривал, думал, все равно эксперт будет работать. Но точно помню, что волосы были, не как у убитой.

— Да это и ежу понятно, что они были не как у убитой. Не из своей же собственной головы она их надёргала! Но смысла кипятиться нет, — спокойно рассудил Иванов, — В конце — концов, впервой, что ли? Раньше не теряли, можно подумать. Отыщем и без волос… Хотя, конечно, казус.

После продолжительной паузы, собравшись с мыслями, следователь продолжил свои рассуждения:

— Итак, возвращаясь к нашей высокой ноте. Все изложенные мною выше соображения указывают на человека, близкого к кассе ссуд, хорошо знающего обстановку и знакомого девочке. Таковых не могло быть много по определению. Но это только одна версия, исходящая из того, что ограбление действительно имело место. А если все не так? Возможно, никакого ограбления и не было, ведь о пропаже вещей мы знаем только со слов хозяина. Возможна иная версия: девочку убил Миронович после попытки изнасилования, а про пропажу вещей сказал, чтоб от себя отвести. Ведь зачем — то же были приставлены стулья к дивану? В общем так, господа сыскари: надо опросить всех соседей, выяснить поминутно, чем занимались Миронович и Сарра весь остаток вчерашнего дня и вечера. Проверить alibi хозяина, просчитать все возможные маршруты от кассы до его квартиры на Болотной. Ну и само собой, обратить внимание на дворников, вы без меня знаете, что порой именно дворники грешат грабежом с убийством.