Вообще-то, на взгляд Андреаса, места, по которым обоз продвигался почти весь вчерашний день, да и сегодня с утра — эти места не стоило называть лесом в прямом смысле этого слова. Редкие деревья, но зато меж них едва ли не сплошь заросли высоких кустов. Среди этой поросли можно очень легко пропустить засаду или же кого-то из притаившегося зверья. Ну да ничего, этот так называемый лес закончится через десяток верст, дальше пойдет открытая местность, но это не значит, что можно ослабить внимание — особенности здешних мест никак не располагали к подобному легкомыслию.
Единственное, что раздражало в дороге не меньше, чем отсутствие воды — так это все тот же купчишка, хотя, надо признать, почти в каждом обозе отыскивался подобный тип. Как и следовало ожидать, купчишка совсем не проспался после ночного возлияния, по этой причине был зол и крайне недоволен, цеплялся ко всем и каждому, не зная, на ком сорвать свое раздражение. Похоже, у него с утра еще и голова трещала, жажда становилась все сильней, а небольшие запасы воды закончились слишком быстро, так что купчишка сейчас жестоко маялся в прямом смысле этого слова, мечтая о глотке воды, словно умирающий от жажды в пустыне.
До ручья добрались не без происшествий: несколько раз птицы, отдаленно похожие на ворон, но только втрое превышающих их по размеру, да к тому же имеющих огромный клюв, пытались напасть на лошадей, камнем падая сверху. Это вайраны, чтоб их, только вот откуда они здесь взялись? Вообще-то эти быстрые черные птицы встречались крайне редко, и уж тем более их появления не следовало ожидать в этих местах, и надо же такому случиться — можно сказать, вайраны едва ли не свалились на головы людей!
— Это что еще за хрень? — недовольно буркнул купчишка, глядя на то, как очередная птица пикирует над головами людей. — Вы, святые братья, не по сторонам глядите, а этих летунов отгоняйте! Ведь если такая ворона-переросток клювом долбанет, то никому мало не покажется!
— Вы совершенно правы… — согласился брат Корвес. — Если, как вы изволили выразиться, такая птичка клювом долбанет, то человеку или лошади череп пробьет сразу. Разумеется, идя навстречу вашим пожеланиям, мы стараемся не спускать с них глаз…
— Так следите получше за этим вороньем! — рявкнул купчишка, уловив в словах монаха легкую насмешку. — Они мне совсем не нравятся!
— Ну, не вам одному…
Этих созданий — вайранов, Андреас особенно не любил, считал кем-то вроде самых настоящих воров-убийц: каменно-твердые клювы этих черных птиц мгновенно вырывали куски плоти из тел животных, а то и людей, если те не успевали вовремя заметить нападающих и каким-то образом спрятаться или принять необходимые меры предосторожности. Эти темные летуны своими повадками чем-то напоминали тех морских птиц, которые стремглав бросались в воду за добычей, а потом стазу же взмывали над водой с пойманной рыбой. Вот и эти неприятные создания, вайраны, если падали на добычу, то отлетали прочь не с пустыми клювами, а раны, оставленные ими на телах животных или людей, были достаточно глубокими и болезненными. Андреас помнил, как у них в монастыре пришлось прирезать лучшую корову, которая давала чуть ли не два ведра молока в день: вайран ударил ее клювом прямо в позвоночник и перебил его, оставив рваную рану жуткого вида на спине бедной коровы — даже отлетая, он умудрился вырвать из тела животного кусок мяса вместе с позвонком…
Сбить в воздухе этих черных птиц стрелой или камнем очень сложно — уж очень быстрые, но зато их вполне успешно можно отпугнуть свистом, причем не простым, а особым, резко-обрывочным. Беда в том, что Андреас пока что так и не овладел техникой этого свиста, как ни старался — уж очень там должны быть затейливые трели, зато брат Белтус и брат Корвес владели им в совершенстве. Вот и сейчас: каждый раз при появлении вайранов они издавали этот неприятный свист, и черные птицы, немного покружив, улетали прочь, не предпринимая никаких попыток напасть. Радует хотя бы то, что не каждый раз при встрече с опасными существами можно применять оружие, а не то эти птички довольно живучи, и расправиться с ними довольно сложно.
— Что-то разлетались сегодня вайраны… — проговорил Андреас, глядя на черных птиц, стремглав отлетающих от обоза. — То месяцами не показываются, а то чуть ли не стаями кружат…
— Так сейчас вторая половина лета… — отозвался идущий неподалеку брат Корвес. — Они же пару себе ищут: у этих черных птиц в это время что-то вроде брачных игр. Вот и носятся, как ошалелые, хотя нападать не забывают — игры играми, а есть они хотят всегда. Ничего, через седмицу — другую вайраны снова на глаза людям не будут показываться. Так, изредка пролетит какой из них…
Постепенно лес становился все реже, да и кустарник стал все ниже и мельче, и через какое-то время обоз стал двигаться по ровной местности, лишь кое-где покрытой низкорослыми кустиками. Лес остался позади, и у людей на сердце стало полегче — все же на открытой местности можно не ожидать внезапного нападения. Хотя это еще как сказать…
До ручья дошли примерно к полудню. Лошади, почуяв воду, сами прибавили шагу, да и люди были вовсе не прочь поскорее оказаться возле воды: во-первых, всем просто-напросто хочется пить, а во-вторых, известно, что после того, как пресечешь этот ручей, дорога становится куда более безопасной. Дело в том, что бегущая вода ручья словно служит границей между той местностью, откуда идет обоз, и всем остальным миром. Весной, после таяния снегов, на месте ручья появляется самая настоящая небольшая речка, которая к середине лета превращается в довольно широкий ручей, пользующийся в округе доброй славой — вода в нем хорошая, чистая, и обладающая удивительным вкусом снега и цветов. К тому же, несмотря на сравнительно небольшие размеры этого ручья, нечисть обычно не переходит на другой берег, предпочитая оставаться на этой стороне.
Как Андреас и предполагал, купчишка, еще издали узрев полосу зеленого кустарника вдоль ручья, враз приободрился, и едва ли не вскачь погнал свою телегу по направлению к широкому деревянному мостику, перекинутому через ручей. Как видно, жажда после вчерашнего приятия горячительных напитков одолевала мужичка с такой силой, что он даже не хотел обращать внимания на резкие окрики брата Белтуса, который требовал, чтоб купчишка остановился. Лишь проехав какое-то расстояние, мужик все же остановил свою лошадь — как видно, сообразил, что не стоит бросать свой обоз. А впрочем, тут, кажется, дело не во внезапно проснувшемся чувстве ответственности — похоже, купчишку что-то напугало, вернее, напугало его лошадь, и не что-то, а кто-то. Вообще-то по эту сторону ручья у любого человека были основания бояться местных обитателей…
Эти же мысли пришли и в голову брату Белтусу. Махнув рукой обозу — стойте, мол, на месте! он быстрым шагом направился к остановившейся впереди телеге. А ведь там, и верно, что-то произошло, недаром купчишка вертится, словно сидит на горячих углях, то и дело оборачивается назад. Похоже, мужик всерьез испуган. Вон, и брат Белтус замедлил шаг, достал свой меч, и, несколько раз им взмахнул… Ясно, дорогу расчищает от каких-то тварей, и при том рукой обозникам машет — мол, поторапливайтесь!.. Ну, в здешних местах два раза повторять не принято, и телеги вновь двинулись с места.
Проезжая мимо того места, где останавливался купчишка, обозники аж выворачивали шеи, желая рассмотреть, кто же так испугал купчишку, да и раненые пытались хоть немного приподняться над краем телеги. Ого, как удивленно дергаются что раненые, что обозники, хотя на взгляд Андреаса, тут не было ничего необычного: рядом с дорогой лежали две зарубленные ящерицы, каждая длиной с руку взрослого мужчины, только вот тела этих ящериц были сплошь покрыты шипами разной длины. Понятно, отчего обозники так растерялись — никогда раньше не встречали таких существ. Вид у этих созданий, конечно, жутковатый, так что понятно, отчего при виде их купчишка не решился ехать дальше: если перед тобой на дорогу выползают такие вот ящерицы-переростки, у которых челюсти едва ли не сплошь покрыты острыми зубами, а тело — шипами, то поневоле хочется повернуть назад или же испугано закричать во весь голос, призывая на подмогу.