В моей жизни было время, когда я часто грустил. Да так грустил, что вечерами, как стемнеет, ходил-бродил по городу один-одинёшенек да ещё и радовался, если капал дождик. Всё вокруг тёмное, мокрое, и моя печаль отражается в лужах. Это отражение утешало меня, ведь, глядя на него, я чувствовал себя не совсем одиноким.
Набродившись по улицам, я поднимался по деревянной лестнице на свой этаж, а дома садился на стул и сидел, сидел… И вот однажды, когда опять я вот так сидел, из щёлки между стеной и книжным стеллажом выбрался королёк Декабрь.
— Где был? — спросил он.
— Ах, да я…
— А как дела?
— А-а-ах… да…
— А что будешь делать сейчас?
— Спать лягу.
— Давай зайдём ко мне, ненадолго? — предложил королёк Декабрь.
— Как же я к тебе зайду? — удивился я. — Ты живёшь за стеллажом, пробираешься туда через узенькую щёлочку, она же малюсенькая, а я такой большой, даже сейчас вечером. — И подумал: «Вечером я меньше ростом, чем утром, на целых пять сантиметров. К утру я во сне вытягиваюсь, становлюсь большой и важный. А за день жизнь, бывает, навалится и так придавит, что к вечеру я съёживаюсь. Но всё-таки не настолько, чтобы протиснуться в крохотную щёлку. Не смогу я погостить у королька Декабря».
— Да ты ни разу даже не пробовал, — сказал он. — Ложись-ка на живот поближе ко входу в мою квартиру, а там видно будет.
Я лёг на пол. Паркет подо мной заскрипел. Королёк шмыгнул в щель и скрылся.
— Просунь в щёлку указательные пальцы, — раздался его голос, — уцепись и понемножку подтягивайся, ползи сюда, ко мне!
Так я и сделал: уцепился ногтями за стену и за стеллаж, начал подтягиваться. На сей раз не паркет — стеллаж заскрипел. Тут я прямо перед носом у себя увидел комок пыли, причём немаленький, — подумал ещё, что давно пора прибраться в комнате, ведь комья пыли выросли чуть не с мою голову величиной. Но в эту минуту моя голова протиснулась в щель, а за головой и весь я.
Я лежал на животе в квартире королька.
— Ух ты, здорово! Никогда бы не подумал, что у меня получится! — Я поднялся на ноги.
И сразу заметил, что теперь король чуточку выше меня. Но квартира у него оказалась такая маленькая, что даже для совсем крошечного малыша она была явно маловата. Одна комната — вот тебе и вся квартира. Пять шагов король сделает и всю её обойдёт.
— И это всё? — удивился я. — Нет, я хочу спросить, это что же, такая маленькая у тебя квартира?
— К сожалению, да. — Король вздохнул. — Дому-то уже лет сто, долгую жизнь прожил, сильно притомился и теперь год от году съёживается. Дома, они ведь тоже съёживаются, когда им тяжко, но об этом мало кто знает. Пятьдесят лет тому назад эта комната была в восемь раз больше, чем теперь. — Он помолчал, снова вздохнул и сказал: — К сожалению, и я тоже…
Я огляделся. Слева от входа стояла маленькая узенькая кроватка с пунцовыми шёлковыми подушечками. На столике у кроватки горела свечечка, поэтому яркий шёлк красиво поблёскивал. Никакой другой мебели в комнате не было, даже простого стула. Зато по всем стенам сверху донизу тянулись тёмные деревянные полки, а на полках стояли коробочки, много-много маленьких коробочек, вроде тех, в какие ювелиры кладут кольца, — и тебе положат, если ты захочешь кому-нибудь подарить кольцо. Коробочки были разноцветные, каждая разрисована пёстрыми, яркими узорами. Были там цветочные узоры и узоры из змеек, из домиков, машинок, из поездов железной дороги, из человечков, и драконов, и фей с остроконечными колпачками на головках.
— Что у тебя в этих коробках? — спросил я.
— Там мои сны, — ответил король.
— Сны?! — Я так и ахнул.
— Все мои сны. В каждой коробке — один сон.
— Но разве можно видеть сны, если они лежат в коробочках? — удивился я.
— Вечером, ложась спать, я снимаю с полки какую-нибудь коробку, ставлю ее на полу возле кровати, открыв крышку, — охотно пояснил королёк. — Засыпаю и вижу сон. А утром, проснувшись, я не спешу вставать — лежу и вспоминаю, что ночью приснилось. Потом кладу сон обратно в коробку и ставлю на место. А тебе прошлой ночью какой сон приснился? — спросил он.
— А, да я и не помню толком, — сказал я. — Сидел… Сидел я в лодке, грёб вёслами, плыл по тихому чёрному озеру. Вёслами взмахивал, да только никуда не приплывал. И вот плыл я, плыл, а сам смотрел в окно — оно всё время было прямо передо мной… Странно-то как: лодка, а в ней окно! Но мне это ничуть не показалось странным, не до того было. Я очень расстроился, потому что почти не продвигался вперёд. А в окне — опять тёмное озеро и лодка, и я в лодке, и в той лодке опять я сидел и смотрел в окно и видел в окне озеро и лодку, и себя в лодке, и там я тоже смотрел в окно, и так далее, и так далее.
— А дальше что было? — спросил маленький толстенький королёк. Всё это время он, сидя на краешке своей кроватки, тихонько покряхтывал и смотрел на меня, не отводя глаз.
— Ничего не было, — ответил я. — Я грёб и смотрел в окно, и видел себя самого, и видел, что плыву в бесконечность.
— Уй-юй-юй-юй! — завопил королёк. — Это же сон для большущей-пребольшущей коробищи!
— А откуда вообще у тебя эти коробки? — Меня разбирало любопытство. — И во всех — твои сны? И ты уже все сны посмотрел, которые в них лежат?
— Какое там все! — Он махнул рукой. — Коробки достались мне в наследство от дедушки, короля Января Третьего. Он жил в такой же комнате, как эта. Мы все живём в таких комнатах. Так вот, его комната находилась в старом доме, дедушка с каждым днём всё старел, всё съёживался, и дом тоже всё уменьшался, и комната. А коробки никогда не делаются меньше — видишь ли, сны всегда остаются большими, какие они есть, стало быть, они и место занимают немаленькое. Ну вот, жил мой дедушка в своей комнате и старел, а комната уменьшалась, коробки сдвигались тесней и тесней, ближе и ближе, и каждый сон был таким близким дедушке. Потом комната стала совсем маленькой, и коробки со снами всю её заполнили. Где-то там, среди сновидений, остался и дедушка, совсем малюсенький, такой, что и не увидишь. Отыскать его не удалось. Совсем крохотный дедушка, а вокруг — великие сновидения. Затерялся он среди сновидений и грёз. Тогда я перенёс коробки в комнату побольше, в эту вот. И сны эти теперь мои. Может быть, и мой дедушка где-нибудь тут, кто знает?
Король по-прежнему сидел на кровати, болтая ногами, и глядел на пламя свечки.
— Чем ты старше, тем большую власть над тобой имеют твои сны, — сказал я задумчиво. — И настаёт день, когда ты живёшь уже только в своих сновидениях, перебираясь от одной коробки к другой, блуждая среди своих гигантских фантазий… Вот, значит, как оно у вас…
— Да, вот так оно у нас, — кивнул королёк Декабрь.
— У вас. — Я вздохнул. А потом спросил: — Скажи, а ты знаешь, в какой коробке какой сон?
— Это же не видеотека! — Король Декабрь заговорил громким голосом: — Пойми, нельзя увидеть сон по своему собственному выбору — сегодня о принцессах, завтра о ковбоях и так далее. Понятия не имею, в какой коробке какой сон. Всякий сон для меня сюрприз. Иначе и не должно быть.
Он снял с плеч свою крохотную мантийку алого бархата и повесил её на золотой крючок, укреплённый на одной из полок. Потом сбросил золотые туфли и поставил их под кроватью. Улёгся, но корону не снял с головы, да впрочем, он и не угомонился: вскоре король слез с кровати и принялся расхаживать по комнате, босиком, в коротенькой белой рубашонке.
— Расскажи ещё какой-нибудь сон, — потребовал он.
— Ну что ж… Вот недавно во сне был я пилотом реактивного истребителя, — рассказывал я. — Но я не летел на истребителе. Я на нём катался. Сначала по автостраде ехал, потом по шоссе, наконец приехал в город и поставил истребитель на автостоянку, сразу за городской стеной. Поставил, получил в платёжном автомате чек и пошёл в гости к лучшему моему другу. Мы с ним выпили кофе, потом друг спросил, где же мой реактивный истребитель, и я ответил, что он на парковке. Друг разволновался: нельзя, говорит, оставлять реактивный истребитель на стоянке для автомашин, его место на аэродроме или в воздухе. Я пошёл на улицу решил отвезти истребитель на аэродром. И подумал: я же не смогу катить на нём по улицам, надо взлететь. Но как же это — прямо посреди города взмыть в воздух на реактивном самолёте? Опять ничего не получится. И я упал духом, растерялся, не знал, как быть.